Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 75



Ребята повторяли его движения вяло, без охоты. Мазин вдруг круто повернулся и вышел из строя. Саша вопросительно поглядел ему вслед и сказал:

— Давайте лучше споем что-нибудь.

высокими голосами затянули девочки.

громко подхватили мальчики. Но хор, начатый так бодро, постепенно ослабевал, голоса становились все тише и наконец совсем замолкли.

— Давайте просто посидим тихо на бережку, — предложила Нюра. — Нам же отдыхать надо.

Девочки уселись вместе на пенек, мальчики расположились возле них на траве.

«Что, если кто-нибудь из нас не выдержит завтра экзамена?» — эта мысль мучила каждого.

Сева Малютин обнял за плечи своих товарищей.

— Еще мы все вместе… — тихо сказал он, выражая этими словами общее настроение.

Наступило долгое молчание. На воде желтыми и зелеными корабликами плавали листья, то собираясь в кучку, то под легким ветерком разбегаясь в разные стороны.

Солнце садилось…

Мазин вдруг вскочил и с силой швырнул в воду булыжник.

— Правильно, Мазин! — громко сказал Васек вставая. — Надо взять себя в руки. У нас еще есть самое главное! Ребята вопросительно поглядели на него.

— Мужество! — весело и гордо сказал Васек.

Глава 76

ТОВАРИЩ С ФРОНТА

Елена Александровна медленно шла по улице. В глазах ее все еще стояли растерянные лица ребят. Что ждет их завтра? Она и сама была расстроена, не чувствуя твердой уверенности в том. что этот экзамен для всех ребят пройдет благополучно. В школу идти не хотелось — Леонид Тимофеевич сразу увидит, что она волнуется.

«У директора четыре глаза, — грустно улыбаясь, думает молоденькая учительница, — он видит сразу четырьмя: себя, меня, ребят и всю школу! Он обязательно догадается, что я беспокоюсь за исход экзаменов…»

Она сворачивает то в одну улицу, то в другую.

«Гуляю… — с горечью думает Елена Александровна. — И ребята гуляют. А на сердце у меня и у них такая тяжесть… Только бы они перешли! Я буду с ними заниматься после уроков, я сделаю их круглыми отличниками… Интересно, кто будет экзаменовать? Если чужой, равнодушный человек начнет сухо задавать вопросы — собьет, перепугает… Надо бы узнать кто, поговорить с ним заранее… Почему я так нехорошо думаю? Ведь в школу идут работать только те люди, которые по-настоящему любят детей… И все-таки надо поговорить. Надо что-то еще сделать-подготовить учителя, рассказать ему, что эти ребята не лентяи какие-нибудь, что если кто-нибудь и ошибется, то все же у них есть знания…»

Елена Александровна сворачивает к школе. Издалека виден зеленый забор и высокие ворота. За домом несколько школьников все еще докрашивают этот забор. На дворе беседуют матери, около них чинно стоят будущие первоклассники, лукаво поглядывая друг на дружку. По дорожке, заложив за спину руки, прохаживается учитель физики; в раскрытое окно видно, как учительница географии вместе с девочками вешает на стену карту. Еще какие-то незнакомые люди попадаются навстречу.

Елена Александровна быстрым, внимательным взглядом пробегает по лицам… Кто из этих новых людей будет завтра решать судьбу Трубачева и его товарищей? Кому она должна будет доверить своих ребят? Надо спросить директора. Он, конечно, уже знает.

— Здравствуйте! Здравствуйте, Елена Александровна! — радостно кричат школьники.

Несколько девочек срываются со скамейки и подбегают к ней:

— Вы куда? К Леониду Тимофеевичу? Он в учительской.

— К нему какой-то товарищ с фронта приехал! — шепчет черненькая девочка из третьего класса.

На крыльце школьный сторож с горячим чайником в руке обгоняет Елену Александровну и торопливо поднимается по лестнице.



— Позвольте, позвольте… — бормочет он, не замечая молоденькой учительницы и расталкивая школьниц.

«С ума сошел! — возмущенно думает Елена Александровна. — Чуть детей не обжег своим чайником!»

Она бегло расспрашивает девочек о том, что они делают сейчас, пришла ли их учительница, познакомились ли они с ней.

Девочки залпом, наперебой сообщают, что учительница их очень хорошая, просто о-очень, о-очень, что они с ней уже обо всем разговаривали в классе, что она сейчас придет и прочитает им книгу про всякие растения, что у них будет кружок садоводства…

Елена Александровна кивает головой, улыбается… У двери учительской девочки тихо шепчут:

— Приходите к нам в класс! — и стайкой слетают с лестницы.

Елена Александровна делает спокойное, строгое лицо и открывает дверь.

На диване, спиной к ней, сидит приезжий товарищ с фронта. На нем военная гимнастерка и сапоги. Рядом, упираясь обеими руками в колени, присел директор и что-то оживленно рассказывает, поблескивая очками и прерывая свой рассказ громким смехом. Елену Александровну неприятно поражает этот смех и сияющее лицо Леонида Тимофеевича.

— Здравствуйте, — сухо говорит она. Леонид Тимофеевич с юношеской живостью поворачивает к ней голову, поспешно снимает очки.

— Ну вот! Вот! — весело говорит он. — Знакомьтесь: это та самая Елена Александровна, о которой мы только что говорили. А это… — директор лукаво щурит глаза, — товарищ с фронта. Вы немножко знакомы. Ну-ка, вспомните! Узнаете?

Приезжий встает. Елена Александровна в замешательстве протягивает ему руку, смотрит на седые виски. Серые пристальные глаза останавливают ее внимание. В памяти мгновенно возникает пионерская комната, группа учителей на фотографии и среди них…

— Сергей Николаевич? — удивленно спрашивает она. Приезжий, улыбаясь, кивает головой.

— Узнала! — радуется Леонид Тимофеевич и с отеческой лаской гладит учителя по плечу. — Вернулся к нам…

Елена Александровна неожиданно замечает черную перчатку на левой руке Сергея Николаевича и поспешно отводит глаза.

— Ну вот, побеседуйте тут, потолкуйте! Мы уже договорились кое о чем. А я пойду похлопочу с Иваном Васильевичем по хозяйству. — Леонид Тимофеевич уходит.

Елена Александровна садится за стол. Она еще не может представить себе, что это тот Сергей Николаевич, о котором она столько слышала. Мысли ее возвращаются к ребятам. Ведь это же их учитель! Вот где она найдет поддержку!

— Вы знаете… вы помните своих учеников — Трубачева и его товарищей? — торопясь и волнуясь, спрашивает она.

Лицо учителя темнеет, горькая складка ложится у губ, глаза делаются глубже и светлее.

— Я не могу не помнить их, — грустно улыбаясь, говорит он. — Я много горя пережил из-за этих ребят, Елена Александровна…

— Я не так сказала… — вспыхивает молоденькая учительница и начинает рассказывать о своих учениках. — Мы так старались. И они знают предмет, но ведь на экзамене всегда может быть какой-нибудь неожиданный вопрос. Многое зависит от экзаменатора. Если он чуткий человек, если он не отнесется безразлично к судьбе этих ребят…

— Надо верить в своих собратьев-учителей, — улыбаясь, прерывает ее Сергей Николаевич. В голосе его звучат строгие нотки.

Глаза у Елены Александровны темнеют, на губах появляется упрямое, детское выражение.

— Надо хорошо знать этих ребят, надо понимать, что это наши лучшие отличники и пионеры. Нельзя поставить их в один ряд с теми лентяями, которые остаются на второй год. Новый учитель может этого не учесть, — резко говорит она. — В общем, я хочу побеседовать с тем, кто будет их экзаменовать.

— Экзаменовать их буду я.

— Вы?

— Да, я. Дело в том, что, пока учились они, учился и я. И перед самой войной закончил заочное отделение математического факультета. Так что мы уже договорились об экзамене с Леонидом Тимофеевичем… Но послушайте меня, Елена Александровна, — тепло говорит Сергей Николаевич и смотрит в настороженное лицо молодой учительницы. — Поймите меня правильно. Я знаю этих ребят, я горжусь ими. Мне очень близко все, что их касается, но если вы хотите, чтобы я благодаря этому делал им какие-то послабления, экзаменовал их легко и пристрастно…