Страница 58 из 75
— Надо делать красиво и прочно. А это что у тебя? Вытащи гвоздь, забей сначала! — говорит он, отрывая от забора криво прибитую доску.
Алеша сам не знает, чего ему хочется. Тишин, заранее торжествуя победу, весело говорит:
— На собрании постановили, чтобы к пятому августа все работы были закончены. Седьмого уже будут принимать здание. Завтра начнут из старой школы парты перевозить.
— Ну и что? — хмуро спрашивает Алеша.
— А то, что пятое завтра! Мы-то свой забор кончим, а Трубачеву никак не успеть. Значит, он не только в нашем соревновании проиграет, а еще и перед всей школой последним останется!
Алеша медленно поворачивает голову и с удивлением смотрит на Тишина. Потом с досадой отстраняет его рукой:
— Отстань! Надоело мне все это!
Но Тишин не успокаивается. После обеда, когда на участке Трубачева закипает бешеная работа, он боком подходит к Севе Малютину и, с опаской поглядывая на работающего неподалеку Мазина, тихо говорит:
— Плохо ваше дело, ребята! Мы уже почти кончаем. Три пролета за домом остались. Соревнование вы проиграете, это ясно. Дело не в этом. А вот завтра весь ремонт заканчивается, останетесь вы один. Стыдно все-таки подводить школу!
Сева работает наравне с другими ребятами. Сбросив на траву куртку, он сидит на корточках перед забором и, держа во рту гвозди, прибивает штакеты. Ему некогда смотреть по сторонам и некогда разговаривать. Но вкрадчивый голос Тишина выводит Севу из обычного равновесия. Он вскакивает и, выплюнув изо рта гвозди, кричит:
— Уйди, а то от тебя мокрое место останется! Тишин испуганно пятится. Ребята поднимают головы.
— Ого! — с уважением говорит Мазин. — Севка окреп! Ребята с любопытством взглядывают на Малютина, но тот уже снова углубляется в работу и только спустя некоторое время, как бы оправдываясь, говорит:
— Да потому что плохой человек этот Тишин… Под вечер приходит Андрейка. Ребята встречают его молчаливые, хмурые. О чем говорить! Андрейка и сам, своими глазами видит новенький забор бригады Кудрявцева, незаконченные три пролета между столбами; видит и другую сторону забора, на участке Трубачева, — свежеврытые в землю столбы, прибитые к ним слеги и едва начатую полоску островерхих штакет.
— Завтра заканчиваются все работы. Миронычи спешат — полы сегодня красили, лестницу. Одни мы отстаем, — безнадежно говорит Петя Русаков.
— Ребята, останемся на ночь! — предлагает Мазин.
— Ночью только кошки видят, — резонно заявляет Андрейка.
У Трубачева усталые глаза и на лице горячий темный румянец. Ему стыдно перед пятиклассниками, которые выбрали его своим бригадиром; он не может глядеть в черные тревожные глаза Вити Матроса. Что думает Витя? По-прежнему ли будет мечтать служить с ним на одном корабле?
Разве не ясно всем, что дело близится к развязке, что завтра в этот час Кудрявцев будет торжествовать победу! Может быть, он будет торжествовать и тогда, когда узнает, что Васек и его товарищи должны еще держать экзамен, чтобы попасть в шестой класс!
Душевные силы Васька надламываются.
«Жизнь такая трудная. Мы проигрываем соревнование», — с горечью думает он, старательно прибивая к столбу обтесанные слеги. Конечно, никто из ребят не сдается, все работают, сцепив зубы. Если бы еще завтра утром не нужно было идти на урок, они бы, может, успели. Но об этом сейчас нечего и заикаться.
Витя Матрос бросает рядом охапку штакет и дрожащим голосом говорит:
— Мы сегодня рано вышли… Может, ты думаешь, Трубачев, что я плохо работал?
Васек делает над собой усилие и улыбается товарищу:
— Я знаю, ты молодец, Витя. Ты верный товарищ! — Он хлопает мальчика по плечу. — Работай, Матрос! Большевики никогда не сдаются!
Андрейка стоит поодаль и смотрит, как Мазин яростно утаптывает ногами землю вокруг только что врытого столба, как девочки мерят веревкой заостренные концы досок, как, помогая друг другу, ребята спешат и суетятся, как медленно растет желтая ровная полоса забора с одинаковым расстоянием между штакетами.
Андрейка стоит, как гость: важный, задумчивый, серьезный. Он знает, что хозяевам сейчас не до него.
— Ты не обижайся, Андрейка, — говорит ему Васек. — Видишь — спешка у нас…
Андрейка ничего не отвечает и, постояв, уходит. Сумерки медленно расползаются по двору. Елена Александровна видит с крыльца склоненные головы, белеющие майки.
— Я вас очень прошу, Федор Мироныч, завтра помочь пятиклассникам. Придите, пожалуйста, как можно раньше, — взволнованно говорит она плотнику.
Мироныч-младший не спеша снимает свой рабочий халат, вешает его на гвоздик около двери и, улыбаясь, говорит:
— Завтра, гражданочка, у нас здесь выходной. Мы с дедом на заводе работаем. Я бы с удовольствием.
— Федор Мироныч, они проигрывают соревнование! Придите хоть на часок! — просит Елена Александровна.
— На часок — это одна ходьба. Туда да назад. Потеря времени. А насчет соревнования вы не беспокойтесь. Уж это как обычно — один проиграет, другой выиграет. Лишь бы дело было сделано!
Мироныч уходит. Грозный старческой походкой семенит по двору, мимо задумавшейся учительницы.
— По домам бы пора ребятам, Елена Александровна, а? — И, подождав ответа, добавляет: — Вчера до ночи, сегодня до ночи… Леонид Тимофеевич за это не похвалит…
— Я сама знаю, когда им пора уходить! — нетерпеливо прерывает его Елена Александровна.
На самом деле она знает только одно: трубачевцы проигрывают соревнование.
Глава 65
АНДРЕЙКИНЫ ЗЕМЛЯКИ
Большевики не сдаются! Витя Матрос тоже не сдавался. Всю ночь он вскакивал с постели и, откинув темную занавеску, глядел на полоску неба за ветвями деревьев. Договорившись с вечера со своими пятиклассниками прийти пораньше, Витя выскочил из дому, не взглянув даже на часы.
На улице было свежо. Ветви деревьев отяжелели от росы, тротуары казались только что вымытыми. Утро было холодное, не обогретое солнцем — в голубоватом небе сквозь застывшие облака не пробивалось ни одного теплого луча.
Витя, натянув на уши курточку, топая по камням башмаками, надетыми на босые ноги, бежал по безлюдной улице.
Около самой стройки он остановился как вкопанный, потом, прислонившись к столбу, на котором белела дощечка «Школа № 2», широко раскрыл глаза и медленно съехал на землю.
На их участке, быстро и ловко постукивая молотком, работали подростки. Все они были в одинаковых костюмах с одинаковыми пуговицами. На врытых столбах вдоль всего забора топорщились их жесткие черные шинели и фуражки.
Подростки работали молча и сосредоточенно. Под их умелыми руками на глазах Вити быстро, как в сказке, рос долгожданный забор.
Витя не любил сказок и не верил чудесам. Но на этот раз он сильно заколебался. Мысли, как стая воробьев, беспорядочно теснились в его голове. Черные шинели и черные фуражки на столбах, безмолвно двигающиеся фигуры, таинственный стук молотков и весь пустырь, выглядевший в этот ранний час как необитаемый остров, родили в Вите необыкновенную и великолепную фантазию: «Черноморцы! Молодые капитаны!»
Но из дома, накидывая второпях полушубок, вышел школьный сторож. Ему навстречу от кучки работавших отделился белобрысый паренек. Витя насторожил слух, но уловил только «дно слово: «Земляки…»
Школьный сторож, почесывая бороду, долго стоял в недоумении. Вите по — казалось даже, что старик просто был пригвожден к месту таинственным словом, произнесенным молодым капитаном. Молотки, притихшие на минуту, застучали с новой силой.
Но Витя был не из трусливого десятка. Он не желал так позорно отступить, как отступил старик сторож. Кроме того, вырастающий забор убеждал его в добрых намерениях неожиданных пришельцев. Мальчуган опустил воротник, вытащил наверх и расправил на груди алым бутоном свой пионерский галстук, крепче насадил на ухо бескозырку и вышел из прикрытия.