Страница 32 из 115
Сидящих в засаде наверняка озадачило бездействие всадников, и потому они не сразу выстрелили во второй раз.
Спасения ждать было неоткуда. Все пятеро были обречены. Гибель, или плен.
Откуда тут появились немцы?
Это наверняка была новая десантная группа, о существовании которой в округе еще не знали.
Больше не стреляли. Очевидно немцам нужен был живой пленник, «язык», но один, а не пять. Остальных они возьмут на мушку и уберут с дороги.
— Не двигайтесь, — тихо, но отчетливо проговорил Сиош. — Тутар! — молчание было ему ответом, но Сиош знал, что тот, к кому он обращался, слышал. — Поворачивайте коней и скачите во весь опор.
Так хотя бы двое из пяти могли спастись.
Никто не шелохнулся.
— Сиош! — с мольбой донеслось сзади: это единственное слово вместило все — отчаянные, меткие в стрельбе мальчишки не могли бежать так бесславно.
— Отступайте, слышите! Карабин я сброшу справа. Утром подберете.
Солдат знал, что утром здесь никого не будет в живых.
Два всадника, замыкавшие цепочку, вдруг сорвались с места, и тут же один за другим раздались выстрелы. Сиош стал заваливаться на бок, и конь под ним сделал шаг в сторону, чтобы удержать равновесие. Карабин, увлекая придорожный щебень, скользнул вниз с обрыва.
Впереди, там, откуда выплеснулись язычки пламени, кто-то вылез на дорогу. За ним другой, третий… Заржал конь Раненый свесился с седла и упал: видно он заранее высвободил ноги из стремян.
Двое в бурках не шелохнулись. Над их головами веером разлетались пули. Кони отпрянули назад. Кто-то совсем рядом крикнул по-русски:
— Руки вверх! — затем: — Бросайте оружие!
Но всадники не бросили оружия и не подняли рук.
Опять пальба — свист пуль над головами, затем хитроумные перебежки и прямо перед мордами коней — бац, бац! — в воздух.
— Стаскивайте их! Да поживей! — донеслась из темноты команда на немецком.
Подбежавшие стали стаскивать всадников за бурки. Раздался женский крик.
Нападавшие оторопели.
— Да это женщины! — крикнул один из них.
— Женщины?! — переспросил голос, отдавший приказание.
— Так точно!
— Связать!
— Женщин?!.
Глава третья
Пуля просвистела так близко над ухом, что Вахо показалось, будто она впилась ему в висок. Жеребец взвился на дыбы; растерявшийся на мгновение мальчишка опустил повод; конь стремительно развернулся и помчался по тропинке.
Скоро Вахо с Тутаром вырвались из теснины и понеслись под гору. Камни и щебень катились за ними следом.
Спустились к реке. Своевольного жеребца на ровном месте не удавалось сдерживать.
— Ну, взбесился! — прикрикнул на него Вахо.
— Он не ранен? — спросил Тутар.
Оказалось, что у жеребца прострелено ухо.
— Далеко нас занесло, — проговорил Вахо, озираясь в темноте.
Тутар промолчал. Захваченный опасной скачкой, он не сразу подумал о том, что ждало женщин, для защиты которых отправил их старейшина рода. О Сиоше Тутар не думал. Мужчина есть мужчина, он и войну перенесет, и беду, и смерть.
«Они не стали бы стрелять в женщин», — подумал он, бессознательно отгоняя мысль о том, что женщин в бурках невозможно отличить от мужчин.
— Они не могли выстрелить в женщин! — сказал он громко и с таким требовательным нетерпением уставился на силуэт двоюродного брата, словно от ответа Вахо зависела их судьба.
— Конечно, не могли! — подтвердил Вахо, — но, наверное, взяли их в плен…
Тутара словно кипятком ошпарили: как же быть? Что делать? С чем вернуться к старейшине — деду Беслану? Теперь им нельзя показаться на глаза родне. Ни в селе… Что же это над ними стряслось? Что случилось? Кто стрелял? Где теперь Гуца и Таджи? А почему он и Вахо не с ними, а тут, на берегу реки. Боже мой! Что же теперь делать?
Сиош спас их от смерти, но навлек на них позор, которого и смерть не отмоет.
Им оставалось одно — вернуться той же тропой, по которой они примчались сюда.
Тутар сжал старое дедовское ружье и пришпорил коня. След в след за ним поскакал Вахо, и горы опять подхватили топот копыт.
Впереди была крутая дорога, кромешная тьма и безнадежность, но Тутар и Вахо ни разу не натянули поводьев.
Там, где начиналась узкая тропа, им пришлось спешиться. Тутар снял с плеча ружье, взвел курок и ногой прощупал ширину тропинки. При Вахо был только отцовский кинжал, наточенный нынче вечером, пока готовили лошадей для женщин. Теперь с кинжалом в руках он пошел следом за Тутаром.
Тропинка петляла, забирая все в гору и в гору. В темноте маячили вознесенные в небо синевато-белые ледники.
Тутар спешил. Место нападения они могли только угадать — разглядеть что-либо было невозможно.
Извилистая тропинка запетляла под гору. Тутар остановился, прислушался. Где-то поблизости размеренно капала вода.
Затем начался подъем. За горами взвилась ракета. Вахо и Тутар трусцой побежали по тропинке. Они не останавливались, пока Тутару не почудился запах теплой крови. Оба припали к земле и притихли.
Ни звука, кроме биения собственных сердец.
Тутар пополз, осторожно волоча за собой ружье. Что-то холодно звякнуло за ним. Вахо вскрикнул, потом подполз к Тутару и поднес к его лицу руку. Тутар почувствовал запах пороха — Вахо держал пустую автоматную гильзу.
Они находились на месте недавней схватки, а вокруг была кромешная тьма и тишина.
Тутар долго не шелохнулся. Потом вскочил и побежал. Теперь он не боялся сорваться в пропасть и невидимого врага не боялся.
Вахо, услышав всхлипывания, крикнул в темноту:
— Тутар!
Тутар не отвечал. Он сидел на камне и плакал.
Где-то за горами опять взлетела ракета. На этот раз ребята не видели, какого она была цвета.
Когда восток едва заметно посветлел, Вахо вспомнил, что Сиош должен был сбросить вниз с тропинки свой карабин. Вернулись немного назад. Хотели спуститься по скале, но в ущелье еще было темно.
Только камни и бугры скал выступали из мрака. Вахо полз вниз с тропинки. Он сел верхом на торчащий из скалы выступ и пополз было дальше, ногой нашаривая опору, как вдруг громко вскрикнул.
— В чем дело? — Тутар прямо с тропинки спрыгнул к нему.
Под выступом скалы лежал человек.
— Сиош!
Разбитый и окровавленный Сиош не подавал признаков жизни.
Вахо выбрался наверх. Уже настолько рассвело, что можно было разглядеть тропинку. Он побежал к коням. Жеребец стоял у края тропинки и, нервно прядая раненым ухом, слизывал стекающую по скале воду.
Вахо с разбегу вскочил на него и помчался назад.
— Тутар!
— Кажется он еще жив! — донеслось в ответ.
Вахо разрезал конец уздечки, надвязал, надбавил свой ремень и сбросил вниз. Тутар обмотал раненого вокруг пояса. Вахо прикрикнул на жеребца. Жеребец отступил, попятился, натягивая уздечку; Вахо и сам что было сил потянул ее.
Умирающего кое-как подняли на тропинку, привязали к седлу и повезли.
Глава четвертая
Еще не затих цокот подков умчавшихся коней, как немцы сорвали с женщин бурки и на секунду осветили их фонарем.
Таджи отвернулась от яркого луча.
— Сама свежесть! — негромко проговорил один из немцев.
— Наверное, злая, Ганс. Что скажешь? — послышался певучий голос.
— Живее! — командовал кто-то из темноты; он не кричал, а как-то странно сипел. — Живее, связать их! Живее! — можно было подумать, что этот человек, наголодавшись, положил в рот горячую картошку, и не может ни проглотить ее, ни выплюнуть.
— Зачем их связывать… — спокойно проговорил тот, что держал фонарь.
— Ганс Штуте!
— Не стоит терять время! — Ганс осветил фонарем вторую пленницу, — ого!.. — невольно вырвалось у него.
— Мы угодили в удивительную страну, Ганс!
Бледная, как полотно, Гуца неподвижно сидела в седле.
— Хотел бы я знать, куда направлялись эти женщины ночью, когда нашему немецкому черту не пройти здесь среди бела дня, — раздался опять певучий голос.