Страница 111 из 127
Услышав все это, я сильно огорчился и сказал: «Если, увидев, царь задержит меня, а после забудет, ведь и я не смогу просить его о возвращении на родину? Для чего мне все эти богатства, если я никогда не удостоюсь встречи с моими родителями?!»
Не захотел я смешиваться с царской свитой, нарядился по-здешнему и всюду следовал за царем, куда бы он ни направлялся: на охоту, на игрища или на пиршество. И выбирал я всегда такое место, откуда мог все видеть. Много раз видел я царя верхом на коне и восседающего на пирах, но никогда не видел дважды под ним одного и того же коня, а на нем одинаковой одежды или украшений. Не видел я дважды ничего одинакового, кроме воды, вина и хлеба. Понравился мне обычай царя: после того как он менял коня, одежду, оружие, трон, корону и утварь — все это в тот же день дарил он то одному, то другому, то третьему вельможе. Не видел я, чтобы царь одаривал бедного или нищего, ибо бедных и нищих в этом городе не было — все жили в довольстве и ни в чем не имели недостатка.
Тогда спросил я своего мастера, заклиная его сказать правду: «Скажи мне, какой царь завел здесь такие порядки, расскажи мне о нем». Он поклялся: «Всего не знаю, ибо не жил в то время, но слышал хвалу о том царе, никто не помнит человека на земле, подобного ему. И ныне хранится его изображение и завещание, писанное его рукой, где вся его жизнь от отроческих лет до кончины. Пойдем со мной, я покажу тебе его портрет, хранителю завещания надо дать выкуп, и он тебе его покажет».
Поблагодарил я его и сказал: «Только бы мне видеть все это, не пожалею я отдать по тысяче золотых за день!»
Улучил мастер время, когда царь уехал на охоту — на расстояние целого месяца пути. Увидел я на дверях царского дворца изображение всадника на черном коне, одетого с ног до головы в пурпурные царские одежды. Шапка и корона на нем и шпоры были из алого яхонта. Только лошадь была черная в алмазной сбруе.
Повели меня дальше. И на дверях трапезной я увидел портрет царя в белом. Он восседал на алмазном троне с алмазной короной на голове. Облачен он был в белые царские одежды. У его ног были разостланы белые скатерти с белой столовой утварью. Ни от кого я не слышал и никогда не видел ничего прекраснее этого! Дал я привратникам тысячу золотых и обещал дать еще две тысячи, если покажут мне завещание царя Гостама. Они ответили мне так: «Вынести эту грамоту из царских палат мы не можем, а тебя в опочивальню царя впустить не смеем». Тогда я сказал [привратнику] так: «Хочешь, втолкни меня в эту палату и запри там или вынеси эту книгу к дверям и садись рядом со мной, а если две тысячи золотых тебе мало, то я дам тебе три тысячи». Он сказал мне так: «Чести своего государя я продать не могу, но если это уж очень тебе необходимо, то садись здесь и читай, видимо, богу угодно прославить имя нашего царя и в чужих странах».
Усадил он меня и вынес книгу. Лежала она в жемчужной шкатулке, в окладе из красного яхонта. Отпер тот человек шкатулку и достал книгу, всю разукрашенную алмазами, затмевавшую дневной свет. […] На первой странице был изображен царь Гостам, сидел он с непокрытой головой, в свободных одеждах и писал. Клянусь, он и сейчас стоит у меня перед глазами, как вспомню, весь дрожу от любви к нему и говорю: «Хоть бы еще раз увидеть его, а после умереть! Только счастливцам довелось видеть это изображение!» Тот человек поклонился портрету и передал книгу мне для прочтения.
Было написано так: Был я сыном высокого царя, которого за его богатство и превосходство над всеми величали царем вселенной, не имел он равного себе на земле. И при таком богатстве и величии не было у него, кроме меня, ни сына, ни дочери. Не было у него других земных забот, кроме как холить, нежить и наряжать меня. Он ждал наступления следующего дня, чтобы еще богаче нарядить меня, доставить больше радости, придумать новые забавы и игры — с наступлением каждого дня он придумывал все новые и новые утехи.
Я не помню, чтобы когда-нибудь сидел я без венца и престола или дважды сидел на одном и том же коне. Один день не был похож на другой.
Пребывал я так в холе и неге, проводил время в охотах, пирах, играх, достойных рыцарских нравов и обычаев. Родители мои только о том и думали, чтобы найти Для меня достойную пару. Я же был далек от этих мыслей и просил их ни о чем не заботиться. Однажды в полдень, после игры в мяч, я спал в своей опочивальне. И привиделся мне удивительный сон, посланный, чтоб вначале огорчить меня и моих родителей, но впоследствии оказавшийся и для меня и для них весьма радостным. Приснилось мне, что в городе появилась необыкновенная газель, которую никто не мог ни убить, ни ранить. Вначале я, как был в архалуке, без шапки, необутый, схватил лук и стрелу и погнался за газелью. Спросонья я не смог подобрать место, откуда сподручнее было бы поразить ее стрелой. Газель, словно для того и явилась, сама побежала ко мне, и, когда приблизилась, я поразил ее стрелой. Не приходилось видеть мне такого прекрасного животного, и не слыхал я о таком ни от кого. Пожалел я о ее смерти, но, когда увидел, что в ней еще теплилась жизнь, сказал своему слуге: «Подними ее и отнеси ко мне, быть может, она не умрет».
Я велел ее поднять и отнести туда, где я почивал. Я сел и положил ее голову себе на колени. Увидел я, что рожки у нее были золотые, голова и уши — черные, нос — белый, спина — желтая, шея и грудь — белые, копытца — черные. И была она необычайно хороша собой. Защемило у меня сердце, и я столько плакал, что омылся своими слезами. И заговорила тут газель человечьим голосом: «Для тебя было бы лучше, если бы не убивал ты меня, но, раз уж убил по своей молодости и поспешности, разве плач тебе поможет? Вырежи из моей правой ноги бабку, и она такую службу тебе сослужит, какую я могла сослужить». Я спросил: «В чем она мне поможет? И зачем мне жить без тебя, я этой же рукой, убившей тебя, убью и себя!» Она сказала: «Зачем тебе убивать себя? Погибла я, а тебе ни в чем не будет отказа. Я пришла сюда, чтобы сказать тебе, что во всем мире только дочь Яхонтового царя достойна тебя. Она владеет многими богатствами и целым царством, но нет у нее ни отца, ни матери, ни брата, царство ее разорено. Хотела я повести тебя к ней, чтобы ты женился на ней и управлял ее царством. Теперь же я умираю, а ты вынь мою правую бабку. Свиты с собой не бери, а то не дойдешь, царевна сидит в неприступной скале. Брось бабку и, где она станет жохом, туда и иди». Сказав это, газель умерла на моих коленях. Когда она умерла, я стал плакать и бить себя по голове, потом вынул у нее правую бабку, и заныло мое сердце из-за того, что я убил такое необыкновенное животное и отрезал у него ногу. Я столько плакал во сне, что едва не умер, а слугам я казался спящим, и они не могли меня разбудить. Так миновал день, и молвил царь: «Что случилось с моим сыном, почему он до сего времени не проснулся?» Подошел он ко мне, и когда взглянул на меня, то я был бездыханным и посиневшим. Поднялся крик и плач, с превеликим трудом привели меня в чувство. Царь и его свита окружили меня, обнимал меня отец, ласкал и спрашивал: «Что приключилось с тобой и почему ты молчишь?»
Когда я пришел в себя и увидел царя в таком смятении, я обнаружил, что в руке держу бабку. Я сам этому удивился. Ничего другого сказать не смог и только вымолвил: «Во сне я убил волшебную газель, этим я был опечален и поэтому плакал». Но косточку ту я никому тогда не показал. Старался все скрыть и развеять свою печаль. Но не тут-то было, не шли мне впрок ни питье, ни еда, ни отдых. Пропало у меня желание садиться на коня и ездить на охоту, и находился я долго в таком оцепенении. Спрашивали и умоляли меня: «Чего ты хочешь, почему ничего не скажешь?» А что я мог сказать? Я знал, что меня не отпустят, и старался не поддаваться [печали], но не мог справиться с нею.
Однажды ночью одолела меня горькая тоска, я не выдержал, встал и тайком выбрался из дворца. Помянул я господа и пошел не той дорогой, которой обычно ходил, а той, на которой не мог встретить никого из придворных. Подошел я к воротам, что вблизи яхонтового прииска, и сказал мастерам: «Приведите мне доброго коня, хочу я осмотреть прииск». Спросили они меня, отчего я пришел пешком. Я ответил: «Я охотился поблизости, ночь провел на стоянке, а сегодня утром запала мне в голову одна мысль — хочу, чтоб сделали мне некую дивную вещь». Пошли они, и каждый привел по коню в прекрасной сбруе. Все были хороши, но лучше всех был один, белый в яблоках. Привел его некий купец, такого коня и в конюшнях моего отца не найдешь. Сел я на него, поблагодарил купца и поехал, никого не захотел в провожатые.