Страница 8 из 148
— Знаешь, что я тебе скажу, батоно Парна! Другого такого верующего, как я, не сыщешь на земле, а вот некоторых богослужителей, прямо говорю, — не жалую. Да и не за что. Вот недавно у одного моего соседа азнаура[4] Мелитона Чхотуа ребенок заболел. Вызвали попа. Есть у нас один такой безбожный поп. Может, слышал? Маркозия Табагуа?
— Как же!..
— Бросил он бубенчики ребенку.
— Ну и что?
— Бубенчики упали крестиком книзу.
— Эх! Значит, грех был на ребенке.
— Так именно и сказал поп. Грех, мол, лежит на ребенке.
— А перед каким святым грех?
— Перед святым Георгием.
— A-а! В чем же мог ребенок согрешить перед святым Георгием?!
— Вот и я говорю…
— Ну и что же, что сказал ваш Маркозия?
— Святой Георгий, говорит, жертву требует!
— Какую?
— Корову.
— Уж будто и не хватило бы ему ягненка или козленка?
— Кому — святому Георгию или попу Маркозия?
— Ха-ха!.. Дальше, дальше! Спас ли святой Георгий бедного ребенка?
— Чтобы бог так спас твоего злейшего врага! Несчастный Мелитон сразу же выскочил из дому и привел корову. Другого такого неимущего азнаура нет в нашем краю! Поп быстро пробормотал несколько молитв над головой коровы, потом свечой выжег в пяти местах шерсть у нее на спине так, чтобы крест получился. И все это на скорую руку. Торопился плут, проклятая душа. Терпения, видно, не хватало. Под конец поп три раза обвел корову вокруг ребенка и тут же велел ее увести.
— Смотри ты! Ну, а потом, конечно, корове быстро оттяпали голову и поп начал молебен, не так ли?
— Как бы не так! Какой там молебен! Поп наспех что-то пробормотал и бросился наружу, чтобы коровью грудинку…
— …Спину, лопатку, сердце и печенки, филе, почки и селезенку отослать домой, не так ли?
— Ты еще забыл про голову и ноги, батоно Парна. Когда поп Маркозия вошел обратно в дом, ребенок уже кончился.
— Но ведь мясо поп успел отослать домой?
— Пусть на нем самом сгниет мясо. Успел, как же не успеть! Поздно догадался Мелитон, почему так спешил Маркозия. Другого такого разбойника-попа во всем Одиши не сыщешь. Этот проклятый не исповедает тебя, не благословит и молебен не отслужит, если заранее не заплатишь ему. Ни бога не боится, ни черта. Но всевышний каждому воздает должное.
— Как это?
— Да так, что с попом Маркозия такое стряслось, чего и врагу не пожелаю.
— Что же с ним такое стряслось?
— А то, что служил он месяц назад обедню…
— Ну и что?
— Один из молящихся шепнул другому, что, мол, в Анаклию прибыл турецкий торговый корабль. Услышал поп и спрашивает: верно, что пришел?
— Так во время обедни-то и спросил?!
— Ну да!
— Так он и впрямь не поп, а разбойник и кадж[5], этот ваш Маркозия Табагуа.
— А я что говорю? Пробубнит несколько слов молитвы, повернется и спрашивает: а почем стоит шерсть на турецком корабле?
— Ну и ну!
— Ему отвечают, он снова пробормочет какие-то молитвенные слова и опять спрашивает: а сукно почем? Потом снова побурчит-побурчит, и опять: а благовония почем, румяна почем, сахар почем, соль, лекарство от поноса…
— Чтобы понос разорвал живот этому богохульнику!
— Так в вопросах и ответах и провел всю обедню.
— Ну, а чего же народ терпит?
— Ты меня удивляешь! А кто у народа спрашивает?
— Дальше, дальше-то что?
— Ух, ну и голосище же у этого Цаишели! Что-то сегодня он надрывается. Наверно, подвыпил крепко. Он нашему попу Маркозия под пару.
— Это почему же?
— А вот почему. Когда Цаишели узнал о проделках нашего попа, он, понятно, рассвирепел.
— Слава тебе, господи!
— Ты думаешь, епископ разгневался на попа за то, что он обедню осквернил? Ничуть не бывало.
— А за что же?
— Если Маркозия Табагуа — разбойник, то Цаишели — разбойник из разбойников и черт.
— Но почему, скажи на милость? Что он такого сделал?
— А вот что! Он решил так: раз попа Маркозия так интересуют турецкие товары, значит, у него должны быть большие деньги.
— У попа, да чтоб не было денег!
— Вот епископ и поставил у Цаишского моста своих молодцов попа встречать… Только поп явился, как люди епископа схватили его и связали.
— И много денег нашли?
— Ни гроша.
— Что ж он, без денег шёл торговать?!
— Деньги, оказывается, нёс его слуга.
— Ишь ты!
— Едва Маркозия завидел молодцов Цаишели, как у него сердце перевернулось, и он сразу же смекнул, что к чему.
— А-а!
— Он сделал неприметный знак глазами, и слуга скрылся в лесу. А Уртская гора, как видишь, покрыта лесом, густым, как волосы.
— Ну и что же сделали с попом люди Цаишели?
— Сначала вывернули карманы…
— Много они нашли, если деньги нёс слуга!
— Не найдя ничего в карманах, стянули с него штаны.
— Что ты говоришь! Как они посмели так обойтись с богослужителем!
— Крики Маркозия едва не достигали самих небес. Вы ответите, — грозил он, — перед богом и людьми! Ответ богу и людям даст епископ, — сказали люди Цаи-шели и в чем мать родила доставили попа к своему господину. Разъяренный Цаишели, недолго думая, тут же заковал попа в колодки и повелел: тотчас же признавайся, где спрятал деньги!
— Постой, постой, мой Караман! Верно, вино у меня еще не выветрилось из головы, не возьму я в толк твоего рассказа. За что же схватил Цаишели этого вашего попа Маркозия: за то, что он осквернил богослужение, или из-за денег?
— Ты меня удивляешь! Да из-за денег же, батоно Парна. Богослужений он и сам не блюдет, чего же ему от других требовать! А вот ради денег живьем человека зажарит.
— А я и помыслить не мог: епископ, и такое…
— Епископы еще нахальнее простых попов. Поп все же боится настоятеля и епископа, а епископ — тот ни католикоса не боится, ни мтавара.
— Правильно ты говоришь, мой Караман, но не все же епископы и попы таковы. Возьми хоть нашего Чкондидели[6], ты, наверно, слышал о нем, народ считает его святым человеком.
— Конечно, батоно, как же нет! Бывает, хоть и редко, что и католикос верен своему призванию, и настоятель, и поп…
— Ну, дальше, дальше! Как зажали попа в колодки, он сразу все и выложил?
— Не тут-то было. Он, как бешеный, стал кричать: кто мне, неимущему, даст толику денег? В моем приходе ни на женщинах, ни на мужчинах исподнего нет, большие и малые с голодухи помирают…
— А-а!
— А почему же на твоей жене вместо одного исподнего два, — отвечал ему Цаишели, — да еще из розовой парчи?
— Что?! Откуда же знал Цаишели, какого цвета исподнее на жене Маркозия?!
— Ведь я же говорил тебе, батоно Парна, он в своей епархии ни девушки, ни женщины не пропустит!
— Ха… ха!.. Видать, надо было мне еще ковшик этой водицы испить. И силища же у этого благословенного оджалеши[7]. Ну, дальше, дальше, что сделал поп, услыхав это? Ха… ха!.. Розовое, ишь ты!
— А что он мог сделать, только колотился головой о стенку.
— Как это?
— Откуда, кричит, тебе известно, какое на моей жене исподнее? Это ты не знаешь, несчастный, какое оно, — отвечает Цаишели, — зато я знаю.
— Очень уж хороша твоя история, мой Караман. Что же дальше?
— Отпусти меня, — взмолился поп, — я тебе и денег принесу, и душу продам, только сейчас отпусти меня домой, чтобы порвать это исподнее на голове моей жены и отвести ее к отцу.
— Ха… ха!.. Смотри ты!
— Сперва вели принести деньги, тогда отпущу…
— Небось, на слово не поверил ему Цаишели, а?
— А чего бы он стал ему верить? И вот поп послал человека за деньгами и вручил Цаишели все до последнего гроша.
— Ха… ха!..
— Деньги у него епископ взял, но домой в ту ночь не отпустил. Почему — спросишь? А очень просто. Цаишели бросился к его жене и предупредил: мужа встречай без исподнего, не то он тебе горло перережет.
4
Азнаур — дворянин.
5
Кадж — злой дух.
6
Чкондидели — епископ Чкондидский.
7
Оджалеши — сорт вина.