Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 148

— Вырвался на волю Вамех! — Он достал изо рта чубук. — Вон как летит! Коня замучил… — Улыбка осветила его сонное лицо. — Целый год он у меня как на цепи сидел… Оставь его, пусть один побудет, — обернулся он к девятнадцатилетнему Уте Эсартиа, который пришпорил коня, собираясь догнать своего молочного брата.

— Я боюсь, как бы не случилось чего, — почтительно отозвался Ута.

— Следуй за ним поодаль.

Ута съехал с дороги и пустил коня по полю, чтобы сократить себе путь.

— Не удержать мне Вамеха ни силой, ни добром, если бы не этот юнец, — кивнул Абашидзе на Уту Эсартиа, — видел я молочных братьев, но эти… — он опять поднес ко рту чубук, — не поймешь, который из них наследник, — равны, словно братья.

— Такой обычай в Одиши, — ответил Церетели, — здесь барин с крепостным за один стол садятся.

— Это верно. Здесь что мужик, что князь — оба без штанов, беднота. Погляди, турки с землей сровняли и без того разоренное княжество.

— Имеретию ждет та же участь, — вздохнул Церетели, — как ты думаешь, почему Искандер-Али прислал к наследнику послов: возвращайся, мол, в Одиши, управляй своими владениями? Соскучился он без него, что ли?! Боюсь, не подобру приглашает он Вамеха. Бешкен Пага и Искандер-Али сговорились. Один лисий хвост к другому привязался.

— Ты думаешь, он посмеет свое слово нарушить? — Абашидзе достал изо рта чубук.

— А кто с него спросит?

— Говорят, что он добрый воин…

— Не нарушит слова, султан ему самому голову снесет…

Почина и сам знал, что не для хорошего дела приглашает Искандер-Али юного Вамеха, что обещани его ничего не значит, но он привык сомневаться даже в том, что было ясным, как день. Эсика — его ближайший друг, который не расставался с ним с самого детства, — хорошо знал эту особенность и теперь не обратил внимания на его подозрительный тон и насмешливую улыбку.

— Ну, а ты что скажешь, для чего Искандер-Али вытребовал Вамеха?

— Все это очень подозрительно… Я ошибся, не следовало мне его отпускать.

— Не первый раз нас предают, — вздохнул Эсика.

— Но и предателям воздается должное, — сплюнул и обтер губы Почина. Его единственный глаз сверкнул угрозой, достаточной для доброй пары.

— Измены эти дорого нам обошлись, пусть бог простит предателей, — перекрестился Церетели.

— Не бог простит, а пес пусть сдохнет на их могиле!..

— Мне не нравится, что на границе нас никто не встречал. Неужели сардар снял все заставы? Как бы не подстроил чего Бешкен наследнику. Сердце мне о недобром подсказывает, — проговорил Абашидзе, выбивая о ладонь чубук, чтобы наполнить табаком заново, но раздумал и положил его в карман…

…Прошел только год со дня смерти одишского правителя Дадиани, как его супруге — княгине Кесарии донесли, что турки готовятся к нападению. Касария тут же послала к Почине Абашидзе гонца с наказом не выпускать Вамеха, который учился в Гелати. Она не могла доверить войско семнадцатилетнему юноше, не хотела подвергать опасности единственного сына.

Княгиня сделала военачальником своего брата Беш-кена. Только на него она могла положиться после смерти правителя, подозревая многих именитых князей в стремлении к власти. Не знала Кесария, что самым опасным врагом был Бешкен, — не для ее сына готовил он престол, яростно борясь с соперниками, а для себя самого.

Не знала она и того, что в народе говорили, будто Бешкен подсыпал яду в вино Дадиани и того одолел неизлечимый недуг. После смерти Дадиани надо было убрать с дороги Вамеха. Но он был в Гелати под неусыпным надзором Почины Абашидзе. Почина ненавидел Бешкена и не подпускал его послов к крестнику на пушечный выстрел. Он окружил наследника верными людьми: к Вамеху муравей не подползет, орел не подлетит. Бешкен хорошо знал Абашидзе и примирился с мыслью, что в Кутаиси Вамех неуязвим. Он с нетерпением ждал того дня, когда можно будет добраться до цели иным путем.

Ждать пришлось недолго. Как только Бешкен узнал, что турки идут на Одиши, он решил с помощью Искандера-Али все покончить. Он обещал османскому сардару сдаться после мнимого боя с условием, что ему будет передан престол.



Искандер-Али, не колеблясь, согласился. Бешкен, сдаваясь, погубил больше половины одишского войска. Для всех ясна была причина такого странного исхода боя, но говорить об этом прямо никто не решался. Безжалостный Бешкен не давал пощады. А после, когда Искандер-Али сделал Бешкена своей правой рукой, только отчаянный смельчак мог вспомнить о его подлой измене.

Не сладко приходилось Бешкену. По ночам ему снились воины, убитые в том ужасном бою. Они стеной стояли перед ним и вопрошали безмолвно: «За что?». Днем, при виде вдов и матерей в глубоком трауре, он опускал голову. Во всех глазах он читал тот же вопрос: «За что?»

«За что?.. За что?.. За что?..» — вопрошали звезды, деревья, земля, небо.

— «За что?» — спрашивал он сам себя.

Отреклись от него жена и родные дети, как зачумленного сторонились родственники.

Искандер-Али не только не выполнил обещания, но даже глядел на него с откровенным презрением.

Бешкен остался совсем один. Ему казалось, что собственная душа отреклась от него. Он еще более ожесточился и озлобился, еще острее стало в нем желание добиться власти.

«Пока законный наследник жив, тебе опасно садиться на престол. Погоди, избавимся от Вамеха, и престол будет твой, и все враги-завистники в твои руки попадут», — успокаивал Бешкена Искандер-Али.

Бешкен чувствовал, что турок обманывал обоих — и Вамеха и его самого. Вамех ему нужен для похода на Имеретию. А дальше он и от него избавится, и от Бешкена.

Бешкен решил убить Вамеха, как только тот переступит Цхенисцхали, не дожидаясь его прибытия во дворец. Так он ловил одновременно двух зайцев: подозрения в убийстве падут на Искандера-Али. Он, Бешкен, отойдет от «убийцы» и вернет утерянное доверие народа, завоюет сердце Почины Абашидзе и Эсики Церетели. Заручившись помощью Имеретии, он выгонит турок, и Кесария сама предложит ему престол — она боготворит брата, верит в его честность и преданность.

В зале, убранном по-турецки, у раскрытого окна стоял голый по пояс Искандер-Али. В руке он держал серебряную чашу с вином. Разморенный жарой, он смотрел на высящийся напротив дворец. За высокой оградой, в хозяйственных пристройках царила суета, шли приготовления к приезду Вамеха.

На губах Искандера-Али играла насмешливая улыбка. Он отирал шелковым платком крупные капли пота, выступавшие на бритом черепе, темном лице и волосатой груди.

За его спиной, понурившись, как побитый пес, стоял Бешкен.

— Ты напрасно боишься, князь, — обернулся к Беш-кену сардар.

— Ты выпустил орленка в небо, — не мог сдержать упрека Бешкен.

— Орлу не вырваться из львиных лап…

— Пока он жив…

— Никто не отнимет у тебя престола, — прервал его турок, протягивая пустую чашу. — Налей мне вина! — Он приказал ему, словно простому слуге.

От оскорбления кровь бросилась в лицо Бешкену. После минутного колебания он пошел к столику, взял кувшин и наполнил чашу.

Искандер-Али опять повернулся к окну и устремил жадный взгляд на спальню царицы.

— Имеретинский царь понимает, что султану известны его переговоры с русским царем. Знает он и то, почему я откладываю поход против него. — Сардар отпил глоток и щелкнул языком. — Я едва достиг желаемого. Этого «орленка» я заманил сюда, чтобы он помог мне своими войсками! — Он залпом допил оставшееся вино и обернулся к Бешкену: — Вы, гяуры, наивный народ. Вы думаете, что Россия из любви к вам стремится сюда. Ее интересует только выход к Черному морю. Русский царь знает, что на юге один Гурджистан — оплот христианства, и с его помощью он хочет выгнать османского льва и вырвать у него Переднюю Азию. Но этого не будет. Сам аллах послал турок в Гурджистан.

После Имеретии османы собирались покорить Картли, а затем и Кахетию. Прибрав к рукам Грузию, они закрыли бы русским путь на юг.

У дверей послышались торопливые шаги. Бешкен прислушался. Насторожился и сардар. В зал вошел один из сотников.