Страница 140 из 148
— Это ты, Мзия? Как ты сюда попала?
Не веря своим глазам, Элгуджа встал и быстро надел рубашку.
— Садись, Мзия, — пододвинул он девушке маленькую скамейку.
Мзия села. Ожидающе поглядела на Элгуджу сквозь опущенные ресницы.
А он стоял, взволнованный, растерянный и обрадованный.
— Я думала, что это твой трактор работает, — наконец сказала девушка.
— Я только что сменился…
— Это все ты вспахал? — кивнула она головой на черневшую землю. — Шла, шла, думала — конца пахоте не будет.
— Не один я, другие тоже пашут.
— Ты похудел. — Мзия подняла голову и посмотрела на Элгуджу так, что все чувства, обуревавшие ее, можно было прочесть в этом взгляде.
У Элгуджи захватило дух.
— Почему ты так похудел?
— Не знаю…
— Много работаешь? — Мзия поняла, насколько нелепы эти расспросы.
— Работаю, сколько требуется, — ответил Элгуджа. — Мзия, почему ты вернулась?
— Четверку получила, — потупилась Мзия и грустно добавила: — Не поставили мне пятерку за смазливость. Права была Лия. Помнишь?
Элгуджа хотел сказать что-нибудь утешительное, но, пока он подыскивал подходящие слова, Мзия опять заговорила:
— А ведь медаль была не моя.
— Как не твоя? А чья же?
— Нет, не моя!.. — упрямо повторила Мзия. — Ты можешь простить меня, Элгуджа?
— За что простить?
— Сядь. — Она подвинулась, чтобы Элгуджа мог сесть рядом.
Элгуджа сел.
— Медаль-то ведь твоя была, Элгуджа.
— Откуда ты взяла? Что ты плетешь?
У Мзии задрожали губы, она еле сдерживала слезы.
— Медаль твоя. А я ее у тебя отняла.
— Мзия! — воскликнул Элгуджа.
— Скажи, ты простишь меня?
Он не находил слов Да и нужно ли было отвечать? Элгуджа с мольбой смотрел на девушку.
— Что ты теперь будешь делать, Мзия? — спросил он наконец.
— Работать.
— Где?
— Здесь, — коротко ответила Мзия. — А учиться на заочном.
— Но в медицинском ведь заочного нет.
— Пойду в другой институт.
Мзия не сводила глаз с Элгуджи. Заметив на его рубашке иглу, висевшую на нитке, Мзия взяла ее, наклонилась и хотела перекусить нитку. При этом нечаянно коснулась щекой лица Элгуджи и замерла от нежности.
Перекусив нитку, она встала.
— Элгуджа, проводи меня.
Он снял пиджак с гвоздя, накинул его на плечи и, пропустив Мзию вперед, пошел следом.
Они долго шли и сами не заметили, как очутились на каменной скамье, под заветной липой.
Из-под моста доносилось журчание реки.
— Броцеула шумит… — проговорила Мзия.
— Знаешь, мне казалось, что ты уже никогда больше не вернешься, — тихо сказал Элгуджа.
— И мне так казалось, когда я уезжала.
— Ты правда останешься здесь, Мзия?
Она улыбнулась и кивнула головой.
Они замолкли надолго. Потом Мзия прошептала:
— Как холодно…
Элгуджа поспешно снял пиджак и накинул ей на плечи.
— А ты?
— Мне не холодно.
— Нам хватит на двоих.
Они сидели, прижавшись друг к другу. На них был все тот же пиджак, залатанный, не раз перелицованный, выцветший от солнца и ветра. Но каким милым и родным казался он Мзии!
Островерхие горы покрылись позолотой. Взошло солнце, круглое, багрово-красное…
Мзия заметила, что Элгуджа украдкой поглядывает на нее. Чтобы не отпугнуть его, она опустила ресницы. Они продолжали сидеть молча. Глаза Мзии светились радостью. Она была счастлива, что Элгуджа смотрел на нее с таким робким восторгом. Вот он осторожно обнял ее. Мзия повернулась к нему. Они еще крепче прижались друг к другу и замерли.
— Элгуджа… — прошептала Мзия.
— Что?
— Ничего…
Элгуджа привлек к себе Мзию и поцеловал ee.
Пиджак упал, но они не заметили этого.
Мзия прильнула к Элгудже и вдруг расплакалась.
— Мзия, что с тобой? — испугался он. — Я тебя обидел?
— Нет, — пробормотала Мзия и сама поцеловала его. — Я счастлива.
В этот миг на мосту загремела машина. Мзия и Элгуджа вскочили. Это был "козел" отца Мзии. Запыленный, как всегда, он тарахтел на дороге. Тент был открыт, дядя Нико горбился за рулем, а Георгий сидел, выпрямившись и расправив плечи, без шапки, с расстегнутым воротом, подставив лицо и грудь прохладному ветерку.
"Козел" исчез за поворотом.
— Поехал по участкам, — сказала Мзия.
— Степной король, — улыбнулся Элгуджа.
— Элгуджа! — повернулась к нему Мзия. — Ты не опоздаешь? Скоро, наверное, твоя смена.
Элгуджа нагнулся, поднял пиджак и перебросил его через плечо. Взявшись за руки, они побежали к опушке леса, в ту сторону, откуда доносился рокот трактора.
Небо окрасилось в вишневый цвет.
От росистой земли и побуревшей пахоты то там, то здесь поднимался белый парок. Туман тянулся вверх, но, не в силах отделиться от земли, снова приникал к траве и к пахоте.
Мзия и Элгуджа бежали… Влажные комья земли прилипали к ногам, но они не замечали этого. Они смогли бы сейчас взвалить на плечи хоть весь мир и не почувствовали бы его тяжести.
1957
Перевод Н.Аккермана
ЛЕСТНИЦА
На берегах Цхенисцкали раскинулись два села — Агмартула и Дагмартула. Оба села прилепились к склонам горы. Оба склона одинаково круты, и, как говорится, сам черт не разберет, почему одно село называется Агмартула, а другое Дагмартула. На первый взгляд села схожи между собой, как две половинки яблока, но народ отличает одно от другого, как небо от земли или воду от суши.
Агмартульцы — люди вспыльчивые, неукротимые, дагмартульцы — степенные, суровые. Красоту агмартульских девушек словами не опишешь, а таких ладных парней, как в Дагмартула, не сыщешь нигде. Вы, конечно, подивитесь: как это так получилось, что красивые девушки живут по одну сторону реки, а красавцы парни — по другую? Но уверяю вас, мое воображение в том не повинно…
В Агмартула живет род Пиртахия, в Дагмартула — Кордзахия. По преданию, они некогда обитали в одной деревне. Но что-то не поделили, о чем-то не договорились, — ведь в прежние времена люди вечно затевали ссоры из-за земли, из-за леса, из-за мельницы, из-за дороги. И вот однажды Пиртахия и Кордзахия двинулись друг на друга — сначала с кулаками и дубинами, а затем засверкали кинжалы, загремели ружья.
Оба рода уже не смогли ужиться в одной деревне, покинули насиженное место и поселились на разных берегах Цхенисцкали, друг против друга. Река здесь была очень глубока, а до ближайшего брода полдня ходьбы. Правда, Цхенисцкали неширокая, парни и девушки, спрятавшись за скалой или деревом, вполне могли любоваться друг другом издали. Как гласит пословица, что порушит вражда, то отстроит любовь. Над рекой висел мост. После каждой стычки мост разрушали, но затем вновь восстанавливали.
С течением времени, которое все меняет, старые причины ссор исчезли, унеся с собой вражду и злобу. Теперь Пиртахия и Кордзахия искали и находили новые поводы для соперничества: у кого красивее одежда или конь, шапка или седло, кто пышнее справит свадьбу или похороны да поминки, кто зажиточнее живет, кто лучше трудится… Висячий мост заменили железным, аробную дорогу — шоссейной. Давно уже забыли про кинжалы и ружья.
Оба колхоза выращивали чай и виноград. Не бывало случая, чтобы в газете рядом с портретом знатной сборщицы чая Пиртахия не публиковалась фотография прославленной сборщицы Кордзахия. И, как на грех, в соревновании попеременно побеждали то агмартульцы, то дагмартульцы.
— Эти упрямцы скорее лоб расшибут, чем уступят друг другу, — говаривали в районе. Незаметно для себя другие села подражали соперникам и тоже лезли из кожи вон, чтобы не отстать от них.
Переходящее Красное знамя что ни год совершало прогулки по мосту от агмартульцев к дагмартульцам и обратно. И, конечно, доставлять знамя победителям должны были сам председатель, все бригадиры и звеньевые побежденного колхоза. Получение знамени отмечалось как праздник. Победители не проявляли великодушия и осыпали противников градом насмешек.