Страница 22 из 27
Теперь уже американцам было невозможно отрицать очевидное. Аллен Даллес рассказывал о моральных терзаниях в Вашингтоне: «Еще более серьезным был вопрос об ответственности правительства. Для исполнительной власти занять позицию, что подчиненные ей лица подготовили и провели, мол, на свой собственный страх и риск такую операцию без санкции сверху было бы равносильно признать безответственность правительства, отсутствие контроля за действиями нижестоящих учреждений, чреватыми крупным ущербом для нашей национальной политики. Согласитесь, правительство попало бы в труднейшее положение. Попытка замолчать все это дело, по моему мнению, не имела никаких шансов на успех и была бы равносильной нашему признанию совершившегося факта»[196].
Президент инстинктивно стремился дистанцироваться от инцидента.
7–8 мая последовали сумбурные заявления Госдепартамента и Министерства обороны, которым мало кто поверил. Известный обозреватель «Нью-Йорк таймс» Джеймс Рестон замечал: «Столица выглядит печальной, сбитой с толку в водовороте обвинений по адресу администрации в некомпетентности и недобросовестности… США поймали, когда они занимались шпионажем над СССР, а затем попытались скрыть это, выпустив вводящие в заблуждение официальные заявления»[197].
Первым удар на себя принял председатель подкомитета Палаты представителей по разведке Кларенс Кеннон, одновременно подставивший и Эйзенхауэра. Кеннон 10 мая заявил:
– Самолет выполнял официально разрешенную шпионскую миссию. Расходы на нее покрывались из фонда, утвержденного Конгрессом по рекомендации бюджетного комитета. Операция была одобрена Федеральным бюджетным бюро и получила согласие президента США.
Кеннон рассказал также, что полеты над территорией Советского Союза начались еще четыре года назад:
– Мы убедительно продемонстрировали, что свободные люди перед лицом угрозы самого жестокого и преступного деспотизма в состоянии, не нарушая конституции Соединенных Штатов, защитить свою страну и сохранить мировую цивилизацию[198].
На следующий день – 11 мая – Эйзенхауэр провел пресс-конференцию. Ответы на вопросы он предварил заявлением:
– Разведка является неприятной, но жизненной необходимостью.
«Тем самым впервые в истории высшим государственным деятелем было признано, что его страна занимается шпионской деятельностью, что он осведомлен о ней, одобряет ее и руководит ею»[199], – пишут российские биографы Эйзенхауэра. А его американский биограф Элтон Ли считал: «Соединенные Штаты были пойманы на шпионаже, врали об этом, а потом только усугубили ошибку, изменив политические заявления на обратные»[200].
Хрущев кипел от негодования: «Явно неразумное выступление, если не сказать больше. Глупое выступление. Но оно состоялось. Так президент сам лишил себя возможности выгородиться из пикантной истории перед встречей в Париже… Нас буквально распирало возмущение, и мы использовали все публичные возможности для разоблачения агрессивной линии. Теперь мы не щадили и президента, потому что он сам подставил свой зад, и мы раздавали американцам пинки, сколько угодно и как только возможно».
Приближалось время Парижского саммита. Для президента Шарля де Голля это был момент долгожданного возвращения Франции на центральное место в мировой политике. «Это был настоящий реванш после унижений, нанесенных Франции в Ялте и Потсдаме: Франция, приглашающая другие великие державы на совещание в Париже, таким образом становилась “столицей великих держав”, организующей их встречи на высшем уровне! – пишет президент Французской Академии Элен Каррер д‘Анкос. – Все силы прилагались, дабы обеспечить успех Парижской конференции»[201]. Хрущев испортит обедню.
«Наступил день отлета, – вспоминал Хрущев. – Мы отправились в Париж на самолете Ил-18, очень хорошем и по внешнему виду, и по техническим качествам… Нам нанесено оскорбление, а мы идем на совещание? И во мне созрела мысль: пересмотреть первоначальную направленность наших документов, особенно декларации, с которой мы хотели выступить при открытии встречи. Надо поставить США ультимативные условия: они должны извиниться за нанесенные нашему государству оскорбление. Нужно потребовать от президента взять обратно свое заявление, в котором он оставлял за США право на разведывательные полеты над чужими территориями, чего суверенные государства никому делать не позволяют… Мы не отказались от совещания при условии, если США в лице президента извинятся за допущенное ими нарушение суверенитета нашей великой Родины – Советского Союза. Помимо принесения извинений президент должен отказаться от своего заявления и дать нам заверения, что разведывательные полеты над территорией СССР впредь не будут производиться»[202].
Бурлацкому было известно, что «уже перед самым вылетом в Париж Хрущев собрал на аэровокзале заседание Президиума ЦК КПСС и предложил отменить все подготовленные ранее предложения и документы, мотивируя тем, что обстановка для соглашения неблагоприятна со всех точек зрения. Огромный труд дипломатов, партийных работников, военных и других служб, затраченный на проработку советских позиций, пошел насмарку»[203].
До начала совещания Хрущев встретился с де Голлем и Макмилланом. «Я высказал им обоим свое недовольство позицией США, свою непримиримость. Де Голль и Макмиллан убеждали меня не требовать извинений: США – великая страна, ее президент не может делать такое публичное заявление, и его нельзя вынуждать. Но я парировал сей аргумент, сказав, что мы тоже не маленькая страна, тоже считаем себя великой державой, тем более что мы не сможем согласиться, чтобы великая страна наносила оскорбления хотя бы и малым странам»[204].
Хрущев по-настоящему разбушевался. «Сначала он проводит перед своим посольством на улице Гренель импровизированную пресс-конференцию, за которой следует многолюдная встреча с общественностью, превратившаяся в митинг, во дворце Шайо. Множество коммунистов и столько же антикоммунистов пришло, чтобы соответственно приветствовать и оскорбить его. Еще немного, и встреча с общественностью вылилась бы в драку. “Добродушный мужик” перевоплотился в разъяренного доктринера, выкрикивавшего:
– Если остатки фашистских недобитков будут “укать” против нас, как это делали гитлеровские разбойники, и будут опять готовить нападение, то мы их “укнем” так, что они костей не соберут!
Присутствие рядом с Хрущевым застывшего Малиновского заставляло поверить в эти угрозы»[205].
Прилетев на саммит в Париж 14 мая, Эйзенхауэр узнал, что Хрущев уже сделал заявление: если президент не осудит шпионские полеты, не обещает прекратить их, не накажет виновных, Советский Союз откажется от участия в конференции. Президент немедленно заявил своей свите:
– Полагаю, никто не надеется, что я намерен ползти на коленях к Хрущеву.
Затем Эйзенхауэр встретился с де Голлем, который проинформировал, что в разговоре с ним Хрущев упомянул об американских военных базах в Турции и Японии, на которых базируются самолеты U-2 и по которым СССР мог бы нанести ракетный удар. На что Эйзенхауэр мрачно ответил:
– Ракеты могут лететь в обоих направлениях[206].
На следующий день министр обороны США Томас Гейтс для чего-то привел в состояние боеготовности все американские вооруженные силы в мире[207], что совсем лишило Хрущева остатков миролюбия.
196
Даллес А. ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа. М., 2016. С. 323–324.
197
Чернявский Г. И., Дубова Л. Л. Эйзенхауэр. М., 2015. С. 362–363.
198
Даллес А. ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа. М., 2016. С. 422–424.
199
Чернявский Г. И., Дубова Л. Л. Эйзенхауэр. М., 2015. С. 363.
200
Alton Lee R. Dwight D. Eisenhower. Soldier and Statesman. Chicago, 1981. Р. 314.
201
Каррер д‘Анкосс Э. Генерал де Голль и Россия. М., 2019. С. 103.
202
Хрущев Н. С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Кн. 2. М., 2016. С. 585, 586–588.
203
Бурлацкий Ф. М. Никита Хрущев. М., 2003. С. 183.
204
Хрущев Н. С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Кн. 2. М., 2016. С. 588.
205
Каррер д‘Анкосс Э. Генерал де Голль и Россия. М., 2019. С. 105–106.
206
Чернявский Г. И., Дубова Л. Л. Эйзенхауэр. М., 2015. С. 364.
207
Alton Lee R. Dwight D. Eisenhower. Soldier and Statesman. Chicago, 1981. Р. 315.