Племя

– Почище паруса… – закончить своей фразы женщина не успела, поскольку корабль опять нырнул под воду, потом стремительно помчался наверх – Найл даже подумал, что начал путать небо и землю.

Судно на несколько мгновений замерло на вершине очередного вала, и все четверо торопливо навалились на руль, стремясь повернуть нос поперек волн. Новый разбег, новый рывок, новый подъем, новый удар штормового ветра. Мачта опять затрещала, но выдержала.

Снова вниз, снова вверх… Посланник Богини уже не понимал – часы или минуты прошли с тех пор, когда первый порыв ветра ударила его в лицо, день или ночь стоят в окружающем мире.

– Сколько это будет длиться? – заорал он, пытаясь перекрыть ревущий ветер.

– Дольше четырех дней еще не бывало! – прокричала в ответ Назия. – Нос держи! Ты, главное, нос поперек волн держи! Не то опрокинет!

Сверкнувшая молния наполнила бушующее море коротким, но ослепительным светом. Правитель увидел, что они скользят по склону водяной горы под острым углом к гребню и потянул весло на себя, выправляя курс.

Потом опять настал мрак, и снова короткая вспышка, дающая шанс хоть немного сориентироваться.

Вспышка – весло; вспышка – весло. Найл почувствовал, что впадает в ступор, но руки и ноги продолжали исправно выполнять свою работу.

Вспышка – весло; вспышка – весло.

А потом вдруг все вокруг залило ярким солнечным светом, а волны мгновенно исчезли, словно их никогда и не было. Посланник отпустил руль, отступил к борту, уселся на палубу и привалился спиной к перилам:

– Никогда не думал, что на море может быть так хорошо, – тихо пробормотал он.

– Оглядеться на палубе! – приказала Назия, неуверенно отпуская кормовое весло. Похоже, она тоже не верила, что шторм остался позади. – Пропавшие есть?

– Кто пропал, подайте голос! – рассмеялся Найл.

Хозяйка корабля на шутку не отреагировала, дожидаясь ответа.

– Гребцы на местах! – крикнул кто-то снизу.

Посланник спохватился, послал мысленный вопрос смертоносцу на носовую площадку. Тот уже объедал свою паутину с привязанных к столбам воинов. Мокрые до нитки, братья по плоти чувствовали себя нормально, хотя и не полностью пришли в себя после свидания с бушующей стихией. Главное – все на месте, никого не смыло.

– Похоже, для нас все обошлось, – сделала вывод женщина. – Интересно, как остальные? У Алгии только половина команды на борту. А Елгу вовсе за борт смыло, судно без хозяйки осталось. Могло перевернуть. Ладно, подождем. Надеюсь, нам удастся установить мысленный контакт.

Корабельный смертоносец каждые несколько минут звал капитанов других кораблей, но ответа не было.

Вскоре стало смеркаться. Только по этому признаку Найл понял, что шторм трепал их не меньше суток.

За это время маленькие суденышки могло раскидать настолько далеко друг от друга, что и мыслью не дотянешься. Считать малые корабли погибшими пока не стоило – возможно, еще найдутся.

Посланник остановил паука и, сосредотачиваясь, послал всем восьмилапым корабля призыв к единению.

Для того, чтобы стать среди смертоносцев «своим», на равных вливаться в общее сознание пауков человеку требуется избавиться от мыслей, сделать разум пустым. Слишком уж разнится образ работы мозга у двуногих и восьмилапых разумных обитателей Земли.

Любой паук отличается безмерным терпением и способностью беречь силы. Когда перед ним возникают некие проблемы, которые требуется разрешить, он обдумывает их, ищет решение. Если все спокойно и хорошо – смертоносец не думает ни о чем.

В человеческом же разуме постоянно роятся ненужные, паразитные мысли. Мозг непрерывно работает, копошась в памяти, обсасывая давно разрешенные вопросы, придумывая посторонние ситуации только для того, чтобы тут же их разрешить. Уровня паука двуногий способен достичь, только избавившись от этого ненужного хлама.

Правитель проделывал подобное уже не раз: мысленно отступал вдаль от роящегося в сознании хаоса и ждал. Просто ждал, созерцая со стороны, как брошенный за ненадобностью бедлам постепенно рассасывается, успокаивается, оседает, точно поднятая в озере муть.

Проходит несколько минут, иногда полчаса. Изредка – час. И вот «озерная вода» становится чистой и прозрачной, и готовой отразить в себе всю вселенную, как отражает озерная гладь бесконечное небо, и порою невозможно отличить, где кончается истинный мир, а где начинается его внутренний образ.

Теперь, приобретя изрядный опыт, Найл научился очищать разум за считанные секунды: он просто встряхивался, решительно изгоняя из сознания все лишнее, очищая разум от набившейся скверны и закрывал глаза.

Знакомо екнуло в груди, возникло ощущение падения, и мир рывком раздался в стороны – это возник контакт с разумами смертоносцев. Пожалуй, сейчас его мысли стали слышны раза в три дальше, чем у самого опытного из восьмилапых.

– Говорит Посланник Богини, – излучил Найл главную мысль. – Ответьте мне все, кто меня слышит!

Правитель прислушался… Тишина. Полная тишина в огромном темном мире вокруг. Усилием воли Найл подтянул к себе границы видимости сзади и с боков, вытягивая за счет этого неширокий луч впереди себя, повел этим лучом вокруг, продолжая вызывать потерявшиеся корабли… Ничего. Он ничего не заметил даже сейчас, на расстоянии никак не меньше четырех дневных переходов.

– Слышу! – правитель вскинул руку и прикусил губу, повел «взглядом» немного назад пытаясь распознать мелькнувшие на границе видимости неясные огоньки.

Нет, не то. Корабли светились в ментальном пространстве, как плотные сгустки, как костры среди ночной пустыни. А там, вдалеке, искры жизни размазаны на широком светлом пространстве…

– Я видел берег, – раскрыл глаза правитель. – Он там, правее нашего курса, – Найл вытянул руку вперед. – Примерно в четырех пеших переходах. На корабле мы доберемся туда дня за два.

– А-а! – радостно закричали моряки, услышавшие его слова, а Назия, тяжело вздохнув, произнесла две заветные команды:

– Поднять парус. Рулевой, нос направо не торопясь.

Моряки настолько надеялись поскорее увидеть землю, что утром второго дня даже отправили одного из гребцов на макушку мачты, где он, оседлав поперечный брус, старательно вглядывался в горизонт.

Однако берег сообщил о своей близости сам: вскоре после полудня над кораблем появилось несколько чаек. Покружившись высоко в небе, птицы одна за другой спикировали судну за корму, и унеслись, сжимая в клювах мелких рыбешек.

Затем появились тощие синие стрекозы – эти долго маячили у самых бортов, явно надеясь на поживу, но, в отличие от желтых пустынных хищниц, отхватить человеку голову они не могли – ростом не вышли.

Потом на палубу стали садиться стремительные плотоядные черные мухи и их мелкие фруктовые собратья.

Когда впередсмотрящий крикнул: «Вижу землю!» уже никто не удивился. Моряки чувствовали – остались считанные километры.

Южный берег моря оказался на удивление негостеприимным: многометровые отвесные утесы, окаймленные острыми скалами, зловеще выглядывающими над поверхностью, рев волн, разбивающихся о камни, свист ветра. Назия не рискнула подходить к прячущим рифы бурунам ближе полукилометра, приказала спустить парус, и дальше вдоль полосы прибоя флагман двигался уже на веслах.

– Не может быть такого, чтобы у берегов не нашлось для нас хоть какой-нибудь бухты, – покачала головой. – Так просто не бывает. А пока красотами неизвестной земли людям приходилось любоваться на расстоянии.

Начиная с высоты пяти-шести метров на склонах начинала расти чахлая трава, которая чем выше, тем становилась гуще, а по самым макушкам скал сочно зеленели заросли кустарника.

Именно зелень в первую очередь приковывала взгляды людей. После многодневной диеты из соленой рыбы и подтухшей воды, они готовы были съесть даже ивовые прутья, не говоря уж о свежей листве или – если совсем повезет – спелых ягодах. Еще кустарники обежали им свежее мясо и хворост, а значит: огонь, горячую пищу, теплый ночлег.