Страница 16 из 19
Глава 8
Я открыл глаза и, проморгавшись, вытянул из головы штекер. Очередные йотун знает сколько часов в вирте. Весьма успешные… и богатые на события. Я вновь прокрутил голове весь прошедший день, раскладывая воспоминания по полочкам.
Так… Оживший — а теперь еще и бессмертный — Романов мне, похоже, все-таки не приснился. Все в очередной раз перевернулось с ног на голову. И на кону уже не бешеные деньги и жизни неписей «Гардарики», а судьба реального мира.
— Антон, ну как там? — негромко поинтересовалась Катя.
Она сидела в кресле, держа в руках небольшую книжку. Что-то в мягкой цветастой обложке. Наверняка любовный роман, позаимствованный в холле на первом этаже — а скорее просто забытый прямо здесь, в номере, кем-то из предыдущих постояльцев. Вот уж не думал, что она такое читает…
— Да как там… как обычно. — Я указал на лежавший на второй половинке кровати Катин ноут с переходником. — А ты сама — не?..
— Честно — не могу. — Катя нервно усмехнулась и отложила книгу. — После такого — просто не могу. Колбасит.
Выглядела он и правда неважно. Измученная, всклокоченная, синяки под глазами… Так и просидела целый день, пялясь то в книжку, то в едва слышно бормочущую панель телевизора? А я тоже хорош! Воткнул в голову провод и слинял вершить судьбы мира.
Надо что-то делать. Сходить к Вячеславу за обещанным шампанским? Хотя тут скорее водка нужна. И две рюмки — не чокаясь.
Или просто взять и рассказать ей все⁈ Что оплакивать, по сути, некого: хитрый старикан разыграл драму и под шумок удрал в виртуальное пространство. Вполне возможно, загляни Катя в игру — он показался бы и ей… Или нет? Романов не оставил на этот счет никаких инструкций — да и вообще не в его стиле запрещать или, наоборот — что-то настойчиво рекомендовать. Кажется, будущий правитель Всея «Гардарики» должен обладать свободой воли — и это обязательное условие. Я могу выдать Кате тайну Романова — а могу и не выдавать.
Выбор за мной. На одной чаше весов — нервы и душевный покой отдельно взятой девушки-доктора. Милой, хорошенькой и уже почти родной. И пусть изначально мы были друг от друга не в восторге, сейчас норны сплели нити наших судеб крепко-накрепко. И я бы сделал все, чтобы ее утешить… почти все.
Ведь будущему повелителю виртуальности, помимо всего прочего, придется научиться еще и быть беспощадным. Ведь на другой чаше весов расположился реальный мир. Со всеми его недостатками — со всей грязью, серостью и унылым однообразием — но все же привычный. Настоящий. И сейчас его может угробить даже не малейшая ошибка, а одно не вовремя сказанное слово.
Да и под силу ли Кате сейчас такая ноша? Каково это — знать, что в твоих руках ключ к вечной жизни, который можно не только использовать самому, но и дать кому-то еще? Близким… какой-нибудь любимой бабушке. Мне-то проще. В конце концов — кто я такой? Безработный писатель, затворник. Друзей почти нет, жена ушла. Родители — и те давным-давно свели общение со мной до минимума из-за моего феноменального умения делать все совсем не так, как им бы хотелось. Легко гнуть свою линию, когда у тебя нет никого и ничего, кроме ослиного упрямства и богатого воображения, уже нарисовавшего картины ближайшего будущего. Того, которое непременно наступит, если я проиграю, а бессмертие уйдет «в массы».
А Катя врач. Для нее смерть — не просто слово. Не некий абстрактный финал, который ждет всех, но происходит всегда только с кем-то другим — а вполне осязаемая реальность. А ведь ей придется взять этот самый ключик к вечной жизни без боли и страха — и сломать пополам. Вот этими самыми тонкими хрупкими пальчиками, которыми Катя столько раз боролась со смертью.
Выдержит? Наверное — выдержит, она сильная… Но ради чего? Чтобы потом всю жизнь хранить тайну? Чтобы стареть? Чтобы каждый день наблюдать то, что могла бы предотвратить — но не стала, сделав выбор в пользу некого абстрактного «общего блага»? Смотреть в глаза матерям умирающих детей и говорить, что медицина бессильна, зная, что своими руками уничтожила то, что могло подарить новую жизнь?
Нет, ни за что! Я буду молчать. И Романов — тоже будет, если он не последняя сволочь… В противном случае мы рискуем превратить Катю из союзника во врага пострашнее Павла Викторовича.
Йотуновы кости, ну за что мне это все⁈
— Кать… — Я поднялся с кровати и, не надевая кроссовок, подошел к ней. — Все будет нормально. Обещаю.
Она не ответила — только обхватила меня обеими руками и уткнулась головой в живот. Не плакала. Просто сидела молча минуту или две. А я… Я, разумеется, чувствовал себя скотиной.
— Да все нормально. — Катя выдавила из себя улыбку и откинулась на спинку кресла. — Извини, что-то я совсем расклеилась. Давай лучше… Антон, смотри!
Я едва подпрыгнул на месте, одновременно разворачиваясь — но никаких мордоворотов, ломившихся в наш гостиничный номер в абсолютной тишине, не увидел.
И на что тогда Катя смотрит, раскрыв рот?
— Антон, телевизор…
Она подняла руку, указывая на мелькавший на стене экран, изображение на котором как раз сменилось.
Офис «R-Corp», в котором мне не так давно случилось навестить Павла Викторовича.
И чуть ниже на белом фоне:
УМЕР АЛЕКСАНДР РОМАНОВ.
— Сделай погромче! — попросил я — но Катя уже и так тянулась к пульту.
—…Александра Романова считают «отцом современной виртуальности». Вполне обоснованно, — сообщил женский голос за кадром. — Именно его разработки конца девяностых годов легли в основу как отечественных, так и зарубежных устройств подключения к системам имитации реальности. Гений игровых технологий — так называли его современники. — На экране появилась фотография Романова. Та самая, из Википедии — видимо, ничего посвежее так и не нашлось. — В последние годы создатель первого в мире нейрошунта и икона разработчиков игр с полным погружением почти не появлялся на публике. Как оказалось — из-за болезни. Коллеги и близкие Романова сообщают, что он продолжал работать и отказывался от обезболивающих препаратов. Чтобы сознание оставалось ясным — так говорил сам гений, остававшийся в строю до самого последнего дня. Печальное для всей мировой общественности событие комментирует председатель совета директоров компании «R-corp» Павел Сивак.