Страница 2 из 15
Из зарослей, выскочил ухмыляющийся тип с автоматом, оружие почему‑то смотрело в землю.
— Хенды хох голубчик, попался⁈
Я нажал на спуск, но вместо выстрела, раздался предательский щелчок.
Почему он сказал, попался? Нас же дво…
Мысль завершилась резкой болью в затылке и погружением в пустоту.
Тот, кого когда‑либо предавали, испытывает тягостное, неприятное чувство, будто его использовали. Ты доверяешь человеку, зная, что он прикроет, так же, как и ты его. По‑другому нельзя, человек должен кому‑то верить. Как жить иначе?
Размышляя об этом, я лежал на полу, внутри какого‑то транспорта, который нельзя назвать легковым. Связанный по рукам и ногам, с плотной повязкой на глазах, я не мог ни пошевелиться, ни осмотреться. Болел затылок, ныли бока, похоже, меня попинали в отместку, но это всё мелочи.
Самое неприятное, я не мог прыгнуть. Причина в отраве, которой меня накачали, или накололи, пока был в отключке. Эта дрянь не давала сосредоточиться на даре. В голове, крутилась муть, из картинок: сгоревшее дерево, посёлок, где напали муры, рейдерская спец‑гостиница, и десятки других памятных мест. Проскакивали они слишком быстро, не давая дару шанса. Вот и приходилось довольствоваться слухом.
Мощный, дизельный двигатель, мерно гудел, машина двигалась, но без тряски, характерной даже для крупногабаритного транспорта. Либо мы едем медленно, либо машина настолько велика, что неровности дорожного покрытия, ей нипочём.
— Кажись клиент очухался!
— Он давно при памяти, уши погреть решил, хе‑хе, может чо полезное услышит⁉ Правда Кнут?
— Дайте живчика, — не очень вежливо попросил я.
— О м…я! А может тебе и бабу грудастую? Махом организуем! Ты тока заказывай!
Тут же последовал болезненный удар в бок, стерпел я молча.
— За Шишка тебе сук…
Послышались звуки ударов.
— ААА…ты чо Козырь? Я ж за дело!
Похоже мой обидчик, тоже огрёб.
— Ни тебе, падаль, решать! — злобно выдавил тот.
— По сопатке то на хрена? — обиженный жутко гундосил.
— Ещё раз тронешь клиента, башку отрежу, всем говорю!
Народ, коего было не меньше четырёх человек, помалкивал, только битый, хлюпал разбитым носом.
— Развяжите ему глаза, ничо он не сделает связанным и живчика дайте, — скомандовал Козырь.
Приказ тут же был исполнен, повязку с меня снял, патлатый бородатый тип с помойным дыханием, его, я про себя окрестил хипарём.
Благодаря полумраку, глаза привыкли быстро. Металл, обитый пластиком, несколько узких бойниц. Я лежал на железном полу, а шесть угрюмых рыл и один ухмыляющийся, наверное, Козырь, пялились на меня, со своих скамеек. Иуды в поле зрения не было.
— Ищешь кореша? — ехидно улыбаясь спросил Козырь. — Наверху он, я его за пулемёт посадил. Шкура, хоть и идейная, всё равно остаётся шкурой, не хрен ему с нормальными пацанами, на одной шконке делать.
Угрюмые морды осклабились, толи комплимент подействовал, толи то, что Козырь, назвал шкуру, шкурой.
Боль стала отступать, значит живчик лечит, а если сознание очистится, будет совсем хорошо. Помашу им ручкой без всякой войны.
— Кто меня заказал?
Задавая вопрос, я понимал, что ответ, скорее всего, мне ничем не поможет, но чем чёрт не шутит, вдруг ответят.
— Много будешь знать, скоро… Хотя! Чего мы теряем⁉ — передумал с ответом Козырь. — Заказ от мутной секты.
— Походу в жертву тебя принесут, гы‑гы‑гы, — порадовался битый.
— Заткнись! А то ещё раз по хрюльнику отхватишь!
Битый затих, зажав рукою нос.
— Может и принесут, а может и богом своим сделают? Кнут — бог Стикса!
Поднялся весёлый хохот, даже битый, стал похрюкивать, поддерживая клёвую шутку.
— У кореша своего спроси! — продолжил Козырь, когда гогот утих. — Он у них связной — Крестоносец, а не Апостол! Давно шкура местный воздух коптит, подольше твоего. Лопух ты, Кнут. Думал он твой крестник? — он вдруг стал серьёзным. — Меня ещё в малолетке научили, доверять никому нельзя! В зоне, я за эту науку, спасибо не раз говорил. А Стикс, вообще заповедник для шкур и стукачей! Каждый сука…момента ждёт! — при этом, Козырь окинул съёжившуюся гоп команду, злобным взглядом. — Хотя, тебе эта наука уже не нужна!
— Не знал, что муры работают на сектантов!
За свою необдуманную реплику, я тут же поплатился, Козырь пнул меня в плечо.
— За базаром следи, фраер! Мы не муры, а честные охотники!
— Разумеется!
Последовал ещё один болезненный пинок. Оскалившись, не хуже добермана, Козырь замахнулся, намереваясь наказать, как следует, но меня выручил грохот крупнокалиберного пулемёта. Хипарь вскочил с места и прильнул к бойнице.
— Охренеть! — восторженно выкрикнул он, бросая взгляд на Козыря. — Шкура рубера завалил! М…я буду!
Остальная гоп команда, расталкивая друг дружку, последовала примеру хипаря, а битый поспешил к двери.
— Сидеть, басота! — гаркнул Козырь. — Сам почищу!
Спорить, никто не стал, рассевшись по скамейкам, они преданно глазели на командира.
— Клиента не трогать, — бросив на меня взгляд полный презрения, Козырь вышел за дверь.
Заботится, как это мило с его стороны, но с такой заботой, я долго не протяну! Надо что‑то делать. Не знаю, что за дрянь мне вкололи, а может виной тому, предательский удар по затылку, но телепорт не работал. Спиртовой дар бесполезен, остаётся карман!
За свои пятьдесят с хвостиком, тридцать, Козырь провёл в тюрьме. Начав карьеру с малолетки, он не задерживался на воле, больше трёх месяцев. Всё как в кино, украл, выпил в тюрьму. Точнее домой. Он считал себя правильным, многие на зоне, к нему прислушивались. Но, не под пикой, не под стволом, ни под любой другой угрозой, Козырь не признался бы в своей слабости. Он боялся воли, стоило оказываться за воротами тюрьмы, как зарождался страх. Козырь, естественно, этого не показывал, прикрывая свою слабость скабрезными шутками, или агрессией. Он просто не понимал, тех зэков, который рвались на свободу, даже побеги устраивали. Ради чего? Если хочешь там жить, то нужно стать, таким как они. Работать на дядю, копить на квартиру, или лезть в ипотеку, машина в кредит, стерва жена, засранцы дети.
Мать, в редкие дни на воле, говорила ему: «Серёженька сынок, повзрослеешь и поймёшь, захочешь стать отцом и дедом. Главное, не опоздай!» Козырь, не понял в тридцать пять, не понял в сорок восемь и сейчас, спустя четыре года на Стиксе, он тоже не понимал.