Партия на троих

Матвей: “Сладких снов, злючка”

Как только я дочитываю это сообщение, машина Матвея срывается с места и выезжает со двора, а я плетусь в ванную, чтобы принять душ. И улыбаюсь, как дура. Он меня злючкой назвал. Ласково так…

Глава 14

Агата

Снова во всем теле вспышка, а потом она медленно растекается горячей лавой, заполняя каждый уголок. Тлеет медленно, постепенно сжигая меня изнутри. Так происходит каждый раз, когда в голове проносятся воспоминания о той ночи. Что, черт подери, сделали со мной братья Громовы, что я никак не могу прийти в себя и вот уже три дня прокручиваю в голове произошедшее?

– Привет, – в салон машины, словно вихрь, врывается Пашка и плюхается на пассажирское сиденье.

– Пристегнись, – бросаю и отъезжаю от бордюра.

– Ты меня будешь ждать после тренировки или тебя опять вызванивать? – вредничает брат.

– Ох, и вызванивал, – закатываю глаза. – Всего один раз опоздала, и то из-за пробки. Не ной.

Вижу боковым зрением, как Пашка показывает язык, и усмехаюсь. На передней панели вспыхивает экран, оповещая о новом сообщении от Дениса, и сердце снова заходится, как и каждый раз, когда он пишет мне. А делает он это с завидной регулярностью, не менее двух раз в день, чем бесит еще сильнее. Я тут вообще-то пытаюсь держать в узде свое неуемное любопытство и не согласиться на предложение Матвея. Но это, скорее всего, окончательно поломает остатки гордости, которые еще тлеют во мне. Ага, тлеют, как те воспоминания. Да чтоб черти разодрали этих долбаных братьев, из-за которых я каждую ночь мучаюсь сексуальными кошмарами, просыпаясь то от оргазма, то вся мокрая от возбуждения! Нигде от них покоя нет!

– Слушай, – говорит Пашка – мое спасение от неловких мыслей, – я тут на последнем диализе слышал, что люди покупают более дешевое лекарство. Типа почти в два раза дешевле.

– И что?

– Та ну маме тяжело. Вон деду опять надо в больницу ложиться. А там везде надо платить, за каждый шприц.

– Это мама тебе сказала?

– Она тете Карине говорила, я услышал.

– Паш, ты подслушал взрослых пациентов. Они могут покупать себе хоть мышьяк и его колоть в вену. Ты не вмешивайся в процесс лечения, оставь это врачам. А маме… я помогу.

– Как?

– Устроюсь на работу.

– Да? – оживляется Пашка. – И я устроюсь!

– Сиди на попе ровно, работничек, – хмыкаю я. – У тебя школа, тренировки и лечение. Не мотай маме нервы своими гениальными идеями.

– Ну и ладно, – набычивается он, а я похлопываю его по плечу.

– Наслаждайся детством и радуйся, что у тебя нет более серьезных обязательств, чем оценки.

– Я уже не ребенок.

– Нет, конечно, – это мама научила так отвечать. Сказала, что Пашке важно знать, что его воспринимают серьезно. А как его можно так воспринимать, если он приклеивает козявки к столу и плюется с пацанами на дальность? – Просто у тебя сейчас другие задачи, – а это слова деда, которые он мне говорил, когда я была в возрасте брата.

– А куда ты собираешься на работу? – все еще недовольным, но уже немного смягчившимся тоном спрашивает Пашка.

– Хочу к маме, если возьмет. А если нет, то найду что-то другое.

За болтовней пролетает дорога, и я радуюсь, что мы с братом настолько увлеклись беседой, что я хоть на время позабыла о своей проблеме.

– Я подожду тебя внутри, – говорю, когда мы выходим из машины. – Надо телефон подзарядить.

– Ага, – кивает он и бросается к друзьям, заходящим в здание спортивной школы.

Устроившись на скамейке у стены, втыкаю зарядное в розетку и открываю ленту соцсетей, бездумно блуждая взглядом по коротким видео и фотографиям. Рядом со мной приземляются две дамочки постарше, продолжая, видимо, начатый ранее разговор.

– В общем, он чуть ли не с барского плеча предложил ей отношения. Точнее, Ирка ему предложила, а он согласился. Короче, он тупо позволял себя любить, прикинь? Таскалась за ним, как собачонка, все выпрашивала ласку.

– Это так унизительно, – манерно тянет вторая женщина. – Ирка ж красивая девка. Чего она вцепилась в этого Лагодина? Ни кожи, ни рожи.

– Зато бабла хоть жопой жуй, – авторитетно заявляет вторая.

– Ага, и три развода за плечами. Если от мужика постоянно уходят бабы, наверное, причина не в них.

– Точно.

Мне надо закрыть уши. Надеть наушники. Не слушать их. Вернуться в машину. Что угодно, только бы перестать примерять на себя ситуацию Ирки, которую они обсуждают. Но я сижу и представляю себя на месте незнакомой мне женщины, а на месте ее мужчины – Матвея. Мне кажется, он как раз из тех мужчин, которые позволяют себя любить, но сами никогда не влюбляются. Уж не знаю, сколько там разводов будет у него за плечами, когда он достигнет возраста мужика, о котором рассказывают, но уже сейчас понятно, из какого теста слеплен старший Громов.

Когда телефон заряжен на шестьдесят процентов, я вскакиваю со скамейки и сбегаю в машину. Не могу больше слушать, как они в подробностях перебирают жизнь своей подруги и отсутствие гордости у нее же. Потому что моя собственная поднимает голову и с надеждой смотрит на меня.

Вернувшись домой, я застаю маму в спальне. Она наводит порядок в своем шкафу, сортируя одежду и готовя осеннюю к сезону. Скоро совсем похолодает, а мама предпочитает быть готовой заранее.

– Обожаю это платье, – хватаю с кровати ее вязаное платье песочного цвета и, приложив к себе, встаю у зеркала во весь рост.

– Я бы тебе его подарила, но оно будет на тебе болтаться.

– Ну конечно. Меня природа так не одарила, – киваю на мамину грудь четвертого размера.

– Или наказала, – говорит она, подняв штаны до уровня глаз. – Тут как посмотреть. На тренировке все хорошо?

– Ага. Пашка говорит, тренер его хвалит.

– Это приятно.

– Мам? – отложив платье на место, сажусь на край кровати и наблюдаю за тем, как она спокойно перекладывает вещи. М-да, суета – это не про мою маму. Я такая же подвижная, как отец, а Пашка – спокойный и неспешный, как мама.

– Что?

– Возьми меня к себе на работу.

Она медленно поворачивается от зеркала, все еще прижимая к себе белую блузку. Даже кончик рукава все еще зажат в ладони. Мама сверлит меня хмурым взглядом.

– Зачем?

– Хочу работать, – легко пожимаю плечом.

– Зачем? – повторяет она вопрос. – Агата, что ты себе уже надумала?

– Ничего не надумала. Просто хочу работать.

– Когда, Агата? У тебя три раза в неделю танцы плюс учеба. Не выдумывай.

– Ну мам! Я сама хочу оплачивать свои хотелки, а не тянуть из тебя деньги.

– Дед про больницу сказал? – прищуривается она.

– Пашка.

– Нет, – отрезает и отворачивается лицом к зеркалу. – Я справлюсь, у меня все просчитано.

– Тогда я найду другое место. Так бы я хоть была у тебя под присмотром, и могла надеяться на более гибкий график. А где-то в левом месте, возможно, потребуют работать каждый день, и мне придется бросить танцы.

– Шантажистка, – качает головой мама, но я вижу, что она уже почти согласна, осталось только дожать. – Ладно, я посмотрю, что можно сделать, – о, даже дожимать не пришлось. А я уже приготовилась давить на жалость. – Но с одним условием.

– С каким?

– Тренировки Пашки по-прежнему на тебе, учебу и танцы ты не забрасываешь.

– Это три условия.

– Это комбо, – мама тычет в меня указательным пальцем. – И никаких романов на работе. Там много красивых парней бывает, так что держи свои желания в узде.

Ой, теперь я вообще не хочу смотреть на красивых парней. Тут парочка вскружила мне голову так, что я уже три дня не могу прийти в себя. Я, наверное, еще не готова ко взрослым играм.

– Спасибо, мамочка, – подскочив, целую ее в щеку и выбегаю из комнаты.

– Я об этом еще пожалею, – вздыхает мама за моей спиной.

– Я тебя не подведу! – кричу и вбегаю в свою спальню.

Закрыв дверь, сбрасываю с себя толстовку и делаю оборот на месте. Так, если я пойду работать, то мои мысли постоянно будут заняты всеми теми задачами, которые передо мной поставят. А это значит, что братья Громовы будут только отвлекать меня. Словно в подтверждение моих мыслей на телефон приходит новое сообщение от Дениса, которое я, как и все предыдущие, удаляю, не читая. Не хочу сорваться и отклониться от курса. Подумав секунду, отправляю обоих в ЧС и, погасив экран, улыбаюсь. Вот так вот! Я сегодня решительная и сильная! А то, что произошло той ночью, там и останется. Как в Вегасе, черт подери!