Страница 61 из 62
То, что Лиза попала в эти десять процентов счастливчиков, выглядело настоящим чудом. Я не верил в него до тех пор, пока сам не проверил с десяток маркеров. Однако всё подтвердилось. Лиза была и вправду здорова. То ли благодаря лечебному курсу, то ли из-за того, что её организм оказался крепче, чем думалось, то ли… спасибо флибру и нашему перемещению в прошлое. Кто знает, как влияют на человека переносы во времени. Может, они и впрямь — не только помогают исправить неисправимое, но и исцеляют неисцеляемое…
В себя я пришел лишь после полуночи, когда Лиза уже спала.
Сидел за столом под светодиодной лампочкой и думал о смысле жизни. Перед носом лежали расчеты туннельного перехода, но я на них не смотрел. Просто не мог. К радости от случившегося теперь примешивалась и тревога. Когда мы сюда уходили, то точно знали (хотя и не признавались открыто), что вместе протянем лишь пару лет, а потом… Я был готов остаться один. Считал это своим долгом и платой за знание. Сейчас всё изменилось. Я старше девочки на двадцать три года, поэтому если кто-нибудь и останется здесь один, то, скорее всего, не я, а она. А я на это нифига не подписывался. Обречь кого-то на долгую и одинокую жизнь без надежды — это, наверное, хуже, чем просто убить. Лиза этого не заслуживала. Она заслуживала совершенно другого…
— Ты всё ещё любишь её, да?
Девочка подошла так тихо и так незаметно, что я даже вздрогнул от неожиданности.
— Кого?
— Тамару. Помнишь, ты говорил, как она исчезла во время первого сдвига, а ты потом считал себя виноватым.
Она пододвинула к столу плетёное кресло, забралась на него с ногами и, укутавшись в одеяло, посмотрела на меня каким-то особенным взглядом, по-детски пронзительным и по-взрослому понимающим, словно и вправду почувствовала охватившую меня меланхолию…
— Не знаю, Лиз. Наверное, да.
— Я тут подумала… — девочка чуть поёжилась и натянула одеяло повыше. — В общем, я думаю, что твоя Тамара попала сюда же, в это же время, только на год пораньше.
— Возможно, — пожал я плечами. — Размер зоны такой же. Курчатовский институт от Вешек недалеко, километров пятнадцать. Здесь, наверное, так же.
Лиза всплеснула руками:
— И ты так легко об этом говоришь⁈
— А как я должен об этом говорить? Мы в пространственно-временнОм мешке. Всё, что снаружи, недосягаемо.
— Неправда. Мы же делали опыты. Наружу выбраться трудно, но можно.
— Да, можно. Но если даже получится, там у нас не будет практически ничего. Всё ценное останется здесь. Мы там просто не выживем. Я не могу рисковать, тем более, сейчас, когда ты, наконец, излечилась.
— Нет, дядя Лёш, так нельзя. Нельзя так просто сдаваться. Я знаю, ты сможешь придумать какой-нибудь выход. А если ты не захочешь, то я тогда одна убегу, и тебе всё равно придется что-то придумывать.
Я улыбнулся.
— Это шантаж?
— Да. Это шантаж. Я хочу, чтобы ты тоже был счастлив, как я. Я не хочу, чтобы ты всегда считал себя виноватым. Ты должен найти Тамару. Мы должны вместе найти её. Я знаю, она жива и ты до сих пор её любишь. Поэтому я сейчас буду сидеть здесь и думать вместе с тобой.
— О чём?
— О том, как можно выйти наружу без риска.
— Думаешь, это поможет?
— Уверена.
Я не стал с ней спорить.
Она была абсолютно права. А я — нет.
Решение удалось отыскать ближе к утру. К этому времени Лиза давно спала, прямо в кресле, так и не покинув свой «боевой пост».
Прокол можно было и вправду расширить. Примерно раз в десять. Вполне хватит, чтобы проехать во внешний мир на УАЗе. Всё дело в резонансе. Но обеспечить его можно только один раз, потому что у меня остался только один флибр-комплект. Из пяти, купленных у Михалыча, два я потратил на эксперименты, еще два — чтобы оказаться здесь. Последний приберегал на самый крайний случай. И вот этот случай настал. Если флибр-регистратор использовать не как регистратор, а как вторичный источник, возникает положительная обратная связь и прокол начинает быстро расти. Главное — уловить момент, когда резонанс достигнет предела и переход между двумя «мирами» разрушится. По расчетам, этот момент наступал минут через двадцать после включения. Поэтому нам требовалось проехать наружу не раньше, чем за минуту, и не позже чем за тридцать секунд до коллапса, когда проход уже в достаточной мере широк, но ещё остается стабильным.
Задача, пусть трудная, но выполнимая.
Готовиться мы стали, когда Лиза проснулась. Чтобы собрать в машину всё ценное, понадобилось четыре часа. Жалко, конечно, бросать хозяйство, всё, что успели нажить за эти пять месяцев, но — делать нечего, решили, значит, решили.
Сейчас практически всё готово к отъезду. Регистратор я уже зарядил, машину заправил, осталось только перенести эту запись на титановую пластину и положить в куб. А потом…
Словом, если других записей в дневнике не окажется, значит, нам всё удалось…
Есть, впрочем, и другой вариант, но о нем я говорить не хочу.
Надоело всё время думать о худшем.
Лучше быть оптимистом.
Думаю, они живут дольше…
(из дневника А. Н. Трифонова)'
Россия. Мобильный Резервный Центр Управления Обороной (12.05.2019 г.)
— Это была последняя запись?
— Последняя.
— Значит, они всё-таки выбрались из пузыря?
— Видимо, так. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь.
Президент пристально посмотрел на академика:
— Скажите, Владимир Евгеньевич, а вы сами не хотели бы так же как Трифонов? Ну, в смысле, туда и обратно.
Ученый усмехнулся.
— Знаете, я как раз хотел попросить вас включить меня в одну из групп. Просто не могу удержаться. Очень хочется попробовать всё самому.
— Странно. Когда я предложил то же самое товарищам из Сколково и ВШЭ, они энтузиазма не проявили. Хотя, казалось бы, где ещё можно найти такие научные перспективы, как не в проекте «Надежда»?
— Я не могу никого из них осуждать, — вздохнул академик. — Просто они не настолько одержимы наукой, как… как, например, Трифонов.
— Дело не в науке, Владимир Евгеньевич, — покачал головой глава государства. — Дело, как это ни банально звучит, в воспитании. «Не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спрашивай, что ты можешь сделать для своей страны». Пусть это сказал не русский, а американец[1], но я согласен с ним целиком и полностью. Поэтому…
Ученый подался вперёд.
— Поэтому, — продолжил президент, — ни я, ни вы в прошлое не отправимся. Наше дело — готовить тех, кому повезёт больше. Групп будет много, работы хватит на всех.
— Вы уверены, что они справятся?
— А вы?
— Надеюсь.
— Вот именно.
Руководитель страны встал и прошелся по «кабинету». Сегодня это была просто палатка. Внутри находилось только два человека. Два президента. Один возглавлял государство, второй науку.
— Проект «Надежда» поэтому и называется так, а не по-другому. Мы можем только надеяться, но не можем никак повлиять. Конечно, группы заброски будут обеспечены всем необходимым, но, кто знает, что случится потом. Сумеют ли они, попав в прошлое, исполнить свои задачи на сто процентов? Не выйдет ли так, что следующие поколения попросту плюнут на всё и начнут жить, как им хочется, а не так, как должны? Что будет с нами и миром, если они не построят другую, новую цивилизацию, более умную, совершенную, справедливую, способную противостоять угрозам извне, готовую прийти на помощь предкам-потомкам? Как думаете, Владимир Евгеньевич? Получится?
— Увы, Владимир Владимирович. Я не пророк и знать этого не могу. Сегодня я могу гарантировать только то, что группы на самом деле попадут в прошлое. Мы изготовили больше двухсот «генераторов Трифонова». Опыты показали, что они, действительно, вызывают сдвиги, каждый по два километра в диаметре, что полностью соответствует теории мерцающих сбросов. Мы наблюдали и неизвестные аппараты на околоземной орбите. Достать их, к несчастью, нельзя. Военные говорят, у нас просто нет таких средств…