Дети Безымянного

— Ты обратила Виллию, — задумчиво сказал Давриел. — Одну из избранных Топью защитниц. Может, тем самым ты и спровоцировала всё это.

— Это... возможно. Не могу сказать наверняка, — она помедлила, — Когда ты только появился в этих краях, я решила, что ты собираешься изучать Топь или даже подчинить её себе. Наверное, потому-то я так легко и поверила, что ты виновен в этих смертях. Мне казалось невероятным, что человек с твоими талантами решил поселиться в этой глуши по чистой случайности.

— Я ничего не знал о Топи до того, как прибыл сюда, — заверил её Давриел.

Ах, прошептала Сущность в его голове, зато я о ней знала.

Что? Ты знала?

— Что бы там ни было, — продолжила приоресса, — оно явно голодно. Топь поглощает души всех, кто умирает здесь. Даже силы Зеленштайна едва хватает, чтобы противостоять ей, хотя он был подарен нам Безымянным Ангелом именно для этого.

Что ты знаешь о Топи? спросил Давриел Сущность. Ты утверждаешь, что нарочно привела меня сюда. Зачем?

Чтобы сделать сильнее, ответила Сущность. Скоро ты сам всё поймёшь...

Давриел нахмурился, затем взглянул на приорессу. — Похоже, у меня и впрямь нет иного выбора, кроме как пойти против Топи. Досадно. Впрочем, я вполне уверен, что, если мне удастся установить причину этих явлений, я смогу вернуть души жителям деревни. Ну, или хотя бы приемлемому их числу, учитывая все обстоятельства.

Приоресса замерла, а затем развернулась на стуле всем телом, чтобы посмотреть туда, где он стоял — в задней части комнаты, по-прежнему лениво вращая портрет Авацины.

— Спасти их? — переспросила она. — Это возможно?

— При большом желании любое действие можно отменить.

— Не думаю, что это всегда справедливо. Но будет достаточно, если ты хотя бы попытаешься. Что потребуется от меня?

— Когда всё закончится, ты должна будешь отправиться в Трабен и сделать всё возможное, чтобы тамошние остолопы поверили, что я умер. Или сбежал. Или с испугу забился в какую-нибудь нору.

— Я могу сделать кое-что получше, — воодушевилась она. — Я расскажу всем, как жестоко я ошибалась на твой счёт, и как ты спас всех нас! Если ты вернёшь людей к жизни, я прокричу это со ступеней самогó великого собора! Я объявлю тебя героем, и…

— Нет, — отрезал Давриел. Он оставил картину в покое и подошёл к её стулу, вновь нависнув над ней. —  Нет.  Все должны считать, что во мне нет ничего особенного. Просто очередной мелкий и жалкий лордишка, заявивший права на бесполезный кусок земли, до которого никому нет дела. Прощелыга, недостойный внимания. Ничего необычного. Совершенно не о чем беспокоиться.

Она медленно кивнула.

— А пока что, — добавил он, поднимая руку, — мне придётся позаимствовать твою способность чувствовать и заякоривать духов.

— Я охотно отдам её тебе, — сказала она, прикоснувшись к его руке своей морщинистой ладонью.

— Будет больно, — предупредил он. — У нас с тобой… разные натуры. И ты на какое-то время лишишься возможности пользоваться своим даром. Может быть, даже на целый день.

— Так тому и быть.

Он стиснул зубы и проник в её разум, почувствовав, как остриё боли одновременно пронзает его собственный череп. Адское пламя, да эта женщина просто источала мощь. Он не видел её мыслей, но его, как обычно, влекло к  силе. Энергии внутри неё, сиянию дара, могущества, магии.

Он вырвал её, морщась от ужасного ощущения. У него появилось новое заклинание, трепещущее и яркое: то, что позволяло отслеживать перемещение призраков, и — если потребуется — насильно удерживать их в осязаемой форме.

Приоресса безвольно обмякла на стуле. Он держал её за руку, не давая сползти на пол. Она действительно была крепкой старой легавой, и он — до определённой степени — признавал важность её работы. Людям было нужно что-то, во что можно верить. Что-то, что подарит им утешение и не позволит суровым реалиям человеческого бытия сокрушить их.

Правда — опасная вещь, и лучше оставить её тем, кто представляет, как ею пользоваться.

Наконец, приоресса пришла в себя и сжала его руку в знак благодарности за то, что поддержал её. Он коротко кивнул и повернулся, чтобы уйти, ощущая — до сих пор — острую иглу боли в своём мозгу.

— Итак, тебя вынудили действовать, — раздался за спиной голос приорессы, — но ты, похоже, всё так же безразличен. Что же должно случиться, Грейстоун? Чтобы ты по-настоящему начал переживать? Трупы. Смерть. Воспоминания.

— Не спрашивай, — ответил он, выходя в коридор. — Поверь, эти края ещё не готовы к той версии меня, которая переживает о чём-то, кроме пропущенного послеобеденного сна.

Конец второй части.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА XII. ТАСЕНДА

Разговоры, которые Тасенде доводилось слышать о Зеленштайне, были очень странными и противоречивыми. Селяне готовы были славить Безымянного Ангела за этот бесценный дар Подступам. Они, похоже, по-настоящему гордились своей реликвией, которая успокаивала души последователей церкви, не давая им восставать в виде гейстов или иных нечистых созданий.

Но она также не давала их душам вернуться в Топь. И потому, хотя жители Подступов и гордились благодатью Ангела, многие из них отказались переходить в лоно церкви. Тасенда понимала их. Зеленштайн был изумительным благом — но он напоминал подаренного вола, когда у тебя нет телеги, чтобы тащить её, или поля, чтобы пахать. Сама она была благодарна за это сокровище, и вместе с тем от него ей почему-то становилось не по себе.

Она и представить не могла, что столь ценную вещь будут прятать в катакомбах. Ром вёл её вниз по узкой винтовой лестнице, высвечивая фонарём древние камни, истёртые не ветром или дождём, но ногами людей, изо дня в день проходивших здесь бесконечной вереницей. Воздух стал холодным, сырым, и вскоре они вступили в царство корней, земляных червей и прочих незрячих тварей. На самом дне не оказалось никакой двери — лишь странное каменное панно, изображающее летящих ангелов.

Ром надавил на определённый участок камня, — маленькую выпуклость, замаскированную под голову ангела, — и тот погрузился в толщу. Какой-то древний механизм отодвинул камень в сторону, открыв проход. Его нельзя было считать настоящей преградой, — любой, потратив достаточно времени, наверняка нашёл бы часть, на которую нужно нажимать, — но он служил напоминанием. Даже в столь священном месте, хранилище артефакта, предназначенного усмирять духов, было разумно отгородиться от своих мертвецов запертой дверью.

Они прошли через отверстие и оказались в катакомбах — существовавших задолго до приората в его нынешнем виде. Тасенда ожидала увидеть черепа, но её взору предстала лишь сеть узких коридоров. Стены были выложены рядами неровных шестиугольных камней, около трёх ладоней в ширину. Многие из них несли на себе символ Безымянного Ангела.

— Никаких костей? — удивлённо спросила она, когда Ром повёл её направо.

— Не-а, — отозвался он. — Здесь не любят выставлять мёртвые тела напоказ. Эти люди заслужили покой, а не любопытные взгляды зевак. Те камни на стенах можно вынуть, и за каждым будет длинное углубление, выдолбленное в стене. Мы кладём тело на доску, заталкиваем внутрь и запечатываем.

Тасенда молча кивнула, следуя за ним.

— Здесь просто уйма места, — продолжил Ром. — Тот, кто построил эти катакомбы, позаботился, чтобы мертвецам здесь было просторно. Но твои люди нечасто соглашаются быть похороненными здесь, как подобает.

— Мы..., — но что она могла ответить? Это было чистой правдой. — Топь — наше наследие. Мне жаль.

— Твои люди, — сказал он, — мечутся между двумя религиями. Я думаю, вы пытаетесь исповедовать сразу обе. Терпите священников, когда те наведываются к вам, но потом всё равно отдаёте вашу истинную преданность Топи. Знаю, приорессе это не по душе, но кто я такой, чтобы в чём-то вас упрекать? Можно сказать, я и сам поклонялся двум богам. Большую часть жизни меня вело упоение охотой — а вовсе никакая не добродетель.