Связанные

«Любое решение ведёт к смерти», так, кажется, сказал неизвестный классик, которого цитировала Хель. Так пусть этих смертей будет как можно меньше! Пять гвардейцев против нескольких десятков селян — чем жизнь этих солдат ценнее? Тем, что она знает их по именам? Пусть подлость, пусть предательство — но на этом всё и закончится. Может быть, даже мирно, учитывая, что бунтовщики получат то, что хотели.

— Иди сюда, — тихо позвала она.

— Нет, — категорически отозвалась Хель. Голос её потерял всякую выразительность, стал ниже и приобрёл свистяще-шипящие призвуки. В следующий миг сознание призрака вновь наполнилось подозрительностью: Хель, как можно было предположить, тоже неплохо понимала, что творится в голове у её спутницы, и не собиралась отдавать свой посёлок так легко.

«Значит, сделаем по-другому», — вздохнула Кристина. В тот момент Хель была вовсе не тем милым и покладистым привидением, которое повстречалось ей в лесу и которое сопровождало её последние десять дней. Если у раха есть такой мощный территориальный инстинкт, значит вполне могут быть и другие, на которых можно сыграть — как бы мерзко она себя впоследствии не ощущала. Однако единственное, что заставило Хель сдвинуться с места — это прямая угроза самой Кристине, из чего следовало, что желание защитить свою «батарейку» пока что было сильнее.

В этот момент у Кристины родился настолько идиотский план, что его следовало реализовать хотя бы потому, что ничего более безумного ей в этой жизни, скорее всего, осуществить уже не доведётся.

Амулет, который запустила в неё визгливая старуха, по-прежнему валялся на земле. Кристина взвесила все за и против и быстро сбегала за ним — подошло бы и что-нибудь менее ценное, но вокруг, как назло, не нашлось ничего подходящего. Вернувшись на прежнее место, она глубоко вздохнула, в последний раз, словно на прощание, огляделась по сторонам — и изо всех сил запустила амулетом в самую гущу толпы.

Бунтовщики смолкли, будто бы опешив от такой наглости, но почти сразу пришли в себя, и в обратную сторону полетели камни и кусочки черепицы. Хель мгновенно оказалась рядом; Кристина крепко схватила её за руку и потянулась к тому месту, откуда по воздуху растекалось тепло и бодрящие электрические заряды. Закрыла глаза. Мысленно потянулась к отталкивающей её аномалии — а затем решительно шагнула вперёд.

В ту же секунду она взвыла, ощутив, как одну часть её тела с силой втягивает внутрь, а вторую с не меньшим усилием тащит назад, в лучшем случае на живую выдирая из неё огромный кусок, а в худшем разрывая пополам. Наличие у неё на хвосте Хель всё-таки оказывало влияние на переход — особенно учитывая, что у упрямого призрака были свои соображения насчёт всей это затеи.

— Пусти! — крикнула Кристина. — Ты убить меня решила? Ну так ещё успеешь!

Хель тут же ослабила давление, но долго это продолжаться не могло, поэтому Кристина воспользовалась моментом и что было сил рванулась вперёд и потащила призрак за собой.

Где-то в глубине сознания ей померещился взрыв раскатистого хохота, от которого когда-то дрожали окна и ставни в старом доме на холме; в нос ударил запах озона, хвои и свежесрубленного дерева. Однако прежде, чем Кристина успела ужаснуться своему открытию, на её запястье сжалась чья-то ладонь — должно быть Хель, наконец, сдалась и прекратила бессмысленное сопротивление. В следующий миг все ощущения исчезли: невидимая сила подхватила её тело и властно увлекла за собой.

Мир вспыхнул, исчезая в бесконечном потоке ослепительно-яркого света.

Интерлюдия. Гулкое эхо прошлого

16 мая 2023 г.

Тонкая шерстяная нить соединила уютный провинциальный город с омываемым солёным океаном островком в Арктике. Там на фоне ослепительно-белого снега, не тронутого пылью и копотью цивилизации, темнел маленький, промёрзший до самой крыши домик — кто его построил? Ещё одна протянулась от чилийских Анд до заболоченного берега озера Инариярви, самого большого в Лапландии. Туда впадает река со смешным названием Ивалойоки, вдоль русла которой разбросаны золотые прииски и крошечные посёлки старателей.

Линия от норвежского Тромсё к южной части Тихого океана, где булавкой отмечена безымянная скала, не указанная ни на одной карте. «Берег нелюдимых буревестников» — из-за большого количество этих птиц, отчего-то полюбивших это место, и которые неизменно встречают гостей рассерженными криками. Парк города Асакихава, с прикреплённым рядом листочком с примечанием, выведенным неровной, будто дрожащей рукой: «-34! Одеваться теплее!». Переход от мыса Бурь до мыса Дежнёва, а оттуда до острова Сааремаа — сейчас почти обезлюдевшего, хотя в своё время местные жители были настолько суровы, что отгоняли от своих берегов даже викингов.

Десятки и десятки нитей, сплетающихся в пёстрый узор и соединяющих самые неожиданные места. Разноцветные булавки, многочисленные стикеры с рисунками и короткими комментариями; списки самых удобных маршрутов и условные обозначения для безопасных и особенно небезопасных или односторонних переходов — годы труда и усердных поисков, многие километры исхоженных дорог, зачастую пролегающих на самом краю мира и ведущих в никуда.

— Позвольте поинтересоваться: о чём вы думаете, глядя на эту карту? — спросил приятный обволакивающий голос.

Кристина задумчиво пожала плечами: того, что ей действительно хотелось увидеть, на карте отмечено не было. Зато было кое-что другое — то, что можно разглядеть, только принимая во внимание всю картину целиком.

Вопреки ранним предположениям, разбросанные по миру Тропы так и не сложились в единую систему — зато образовывали сразу три относительно замкнутых контура, сложенных из того, что Кристина назвала «магистралью», «тупиками» и «пересадками».

«Магистральные» Тропы располагались сравнительно недалеко друг от друга, самое больше в паре часов ходьбы, и так или иначе выводили путешественника к Перекрёстку, пусть даже отдельные точки маршрута могли располагаться на противоположных концах земного шара. «Тупики» полностью оправдывали своё название, поскольку чаще всего вели только в одну сторону и имели привычку резко обрываться где-нибудь в глуши, а то и вовсе оканчиваться в таком месте, куда ни один человек в здравом уме просто не сунется. Можно было, например, угодить в замурованную со всех сторон полость в горной породе, расположенную неизвестно где, или оказаться на высоте семи-десяти тысяч метров — а заодно и помахать рукой пролетающим мимо самолётам. «Пересадки» позволяли сравнительно легко перескочить из одной системы Троп в другую, а затем, если повезёт сразу наткнуться на «магистраль», снова подняться к Перекрёстку.

Всё это казалось простым и логичным — ровно до тех пор, пока не начнёшь задумываться о мелких несоответствиях.

— Почему Перекрёстки называются именно «перекрёстками», если на самом деле они ими не являются? — наконец, задумчиво пробормотала Кристина.

Почти сразу она ощутила, как на затылок мягко опускается тёплая ладонь — при желании, это вполне можно было интерпретировать, как заинтересованный взгляд. Комната вновь наполнилась хорошо поставленным голосом:

— Вам следует пояснить свою мысль.

Кристина вздохнула: попробуй объяснить, когда и мысли-то толком нет, только странный вопрос, который вдруг ни с того, ни сего пришёл ей в голову. И всё же она попыталась:

— Раньше я была уверена, что Перекрёсток получил своё название из-за того, что на нём пересекается множество Троп. Но ведь это не так. Смотри, — она постучала ногтем по небольшому городку в Средней Азии. — Вот здесь сходятся сразу восемь переходов, причем, только два из них тупиковые, но никакого Перекрёстка там и близко нет, я проверяла. А здесь, — она указала на чилийские Анды, — расположен Перекрёсток, к которому ведут всего две Тропы. Тебе не кажется, что это не логично?

— О, кажется, понимаю. Вас смущает неточность терминологии.

— Что-то вроде того, — неуверенно согласилась Кристина. — Пока складывается впечатление, что то, образуется ли Перекрёсток или нет, никак не зависит от количества Троп, которые начинаются или заканчиваются рядом с ним. Тогда, откуда взялось название? Нет, если неизвестный автор руководствовался чисто эстетическими соображениями, то вопрос, конечно, снимается. Хотя мне почему-то кажется, что я просто чего-то не вижу.