Страница 85 из 90
В «Потерянном рае» несколько героев, и один из главных героев — это само кино, кино как наблюдатель и как главный свидетель защиты. Кстати, первый фильм трилогии использовался в суде в качестве вещественного доказательства при апелляциях.
Второй герой — пресса, видеокартинка, манипулирование правдой. Зритель верит тому, что ему изо дня в день говорят по телевизору и в прессе, и ему очень тяжело отряхнуться и попробовать подумать самостоятельно и непредвзято. В результате он готов преследовать кого скажут — например, сатанистов, готов сдирать с них кожу, расстреливать их и плевать на их могилы. А значит, уже, в сущности, готов объявить сатанистом любого, кто ему не понравится.
Третий герой — самоорганизация, объединение разных людей, которые стремятся к одному и тому же, — горизонтальные связи.
И главный герой — справедливость. Правосудие для всех.
Путем зерна. Как несколько энтузиастов спасли человечество от голода
(Андрей Бабицкий, 2017)
Зеленая революция — так принято называть последний переворот в сельском хозяйстве — не имеет конкретных временных рамок, но принято считать, что она тянулась с 1930-х до 1970-х годов. Она была сделана фактически на заказ, на личном энтузиазме людей, не оставивших после себя памятников, и на частные деньги. Она была по-настоящему интернациональной и довольно перманентной — мечта любого революционера. Она, наконец, не была неизбежной в том смысле, что новые производственные силы вступили в конфликт со старыми производственными отношениями. Это была самая мирная, плодотворная и потому незаметная революция на Земле.
В наше время всякое уважающее себя число растет как на дрожжах, точнее, как сами дрожжи. Число аллигаторов во Флориде, мощность процессоров, экономика в хорошие десятилетия, доступность генетических технологий, поголовье обладателей смартфонов, обилие фотографий в Instagram и столбики на слайдах презентаций — все это хотя бы удваивается раз в сколько-то лет. Миром правят экспоненты, арифметические прогрессии — удел неудачников.
Экспоненциальная идея, однако, совсем молода. За пределы математических кругов представление о сравнительных достоинствах геометрической прогрессии вырвалось в самом конце XVIII века, когда Томас Мальтус написал свой «Опыт о законе народонаселения». Доступные человечеству ресурсы, писал английский пастор, растут как арифметическая прогрессия, а число людей, благодаря понятному пристрастию к чувственным наслаждениям, растет по экспоненте. Эта истина столь же очевидна, сколь и печальна своими последствиями. Людям в любой момент будет не хватать ресурсов, они начнут воевать между собой, грабить, воровать и грешить. Математика была нужна Мальтусу для того, чтобы объяснить, откуда берутся на Земле пороки и нищета, он все же был поп.
Идея, сформулированная в то время, когда население Британии росло на несколько процентов в год, а Лондон только-только стал самым густонаселенным городом на Земле, имела долгую историю. Одним из людей, попавших под ее обаяние, стал Чарльз Дарвин, приспособивший мальтузианский расчет к своей теории эволюции. Но применительно к животным это звучало не очень страшно, бояться хочется за людей. Когда писался «Опыт», население Земли не достигло миллиарда, когда Дарвин публиковал «Происхождение видов» — слегка его превысило, а еще через сто лет, несмотря на две мировых войны, по Земле ходило 3,5 млрд людей. В этот момент — в конце 1960-х, когда человечество впервые в истории росло на 2 % в год, — мальтузианский страх казался не апокалиптическим культом, а здравым смыслом. Женщины рожали по четверо детей, смертность благодаря относительному затишью в смертоубийстве, изобретению антибиотиков и прогрессу медицины снизилась, и человечество должно было удвоиться за следующие 50 лет. Любому было ясно, что никогда никто не сможет вырастить столько еды. Главным бестселлером начала 1970-х была книга «Пределы роста», в которой на основании сложных расчетов и компьютерного моделирования демонстрировалось, как человечество за несколько десятилетий растратит свои ресурсы. Серьезные ученые на полном серьезе предрекали неминуемый голод — не позже 1990-х годов.
Предсказания эти довольно замечательным образом не сбылись. За последние 50 лет население Земли действительно выросло вдвое, но есть мы стали только лучше: сейчас житель развивающегося мира потребляет на четверть больше калорий, чем тогда. В Мексике, Индии и Китае, на Филиппинах урожаи главных сельскохозяйственных культур — в первую очередь риса, пшеницы и кукурузы — выросли больше чем в пять раз, хотя площадь пахотных полей приросла только в полтора раза. Исследователи из Рокфеллеровского института посчитали недавно, что площадь пахотных земель в мире прошла свой максимум и в дальнейшем будет только падать; человечеству даже не потребуются новые поля. Фермеры XXI века снимают с одного гектара в три раза больше еды, чем их дедушки 50 лет назад.
У Зеленой революции не было начала и конца, но был, конечно, герой. Старший ребенок в многодетной семье норвежских иммигрантов, фермер из Айовы по имени Норман Борлауг. За свою жизнь он собственными глазами наблюдал (кого этим удивишь в приемной стране Костюшко и Лафайета) несколько революций — от автомобиля до фейсбука, но одну сотворил своими руками.
Когда Борлауг был маленьким мальчиком, на его ферму провели телефонную связь. Глобализация еще не достигла Айовы, и поэтому небольшая норвежская колония, в которой он рос, общалась только между собой, так же как и соседние сообщества, приехавшие из Богемии и Германии. Телефонная компания не соединяла соседние деревни между собой — за полной ненадобностью, никому не приходило в голову звонить во внешний мир. Автомобильных дорог в окрестностях его дома не было. Электричество появилось в конце 1920-х годов. Тянуть провода на удаленные хутора было невыгодно, поэтому первым источником энергии для насосов, светильников и радиоточек стал трактор, купленный за год до начала Великой депрессии. Сейчас это трудно себе представить, но главная выгода от трактора состояла вовсе не в том, что он эффективно вспахивал землю. Он выполнял другую важную функцию — позволял сэкономить землю, необходимую для прокорма лошадей и мулов, которых на 100 американцев тогда приходилось 40 штук. Голодным ртом меньше. Другие прелести прогресса — экспериментальные гибридные сорта кукурузы и нитратные удобрения — Борлауг увидел в старшей школе, в которую его, первым в семье, отправили учиться. Под самый кризис урожайность на полях его отца выросла вдвое — с 25 до 50 бушелей с акра, и магическое действие белого порошка на самочувствие кукурузы он запомнил на всю жизнь.
Отучившись по спортивной стипендии в университете, Борлауг поработал в компании DuPont и уехал в Мексику поднимать сельское хозяйство. На деньги Фонда Рокфеллера он организовал небольшую лабораторию неподалеку от Мехико и занялся поиском сортов, подходящих для местных условий. Надо было использовать больше удобрений, но мексиканская пшеница не могла принять достаточное количество нитратов: тонкие стебли ломались под гнетом распухших колосьев. В результате нескольких лет экспериментов ему удалось вывести полукарликовые гибридные сорта пшеницы, которые благодаря коренастому сложению могли выдержать вес тяжелых семян. За 15 лет небольшая его лаборатория повысила урожайность местной пшеницы в семь раз, а вскоре страна впервые за долгое время стала экспортировать зерно.
Революция не исчерпывалась, конечно, одной селекцией. Чтобы высокоурожайные сорта принесли плоды, требовалась интенсивная ирригация, пестициды и удобрения, которые с легкостью усваивала созданная Борлаугом пшеница. Поэтому сельскохозяйственное чудо не затронуло Африку (в засушливых районах новые методы не работали). Но по остальному миру новая технология разошлась стремительно. В середине 1960-х на Филиппинах, на те же частные рокфеллеровские деньги, открылся Институт риса, быстро применивший успехи отработанной технологии к самой важной в питательном отношении сельскохозяйственной культуре. Сам Борлауг провел эти годы в переговорах с руководителями Индии и Пакистана. Результатом его борьбы стало применение гибридных сортов и непрерывный рост урожайности в Южной Азии все последующие 40 лет. Через несколько лет он получил Нобелевскую премию мира, а еще чуть позже Зеленая революция привела к тому, что самые беспросветные страны навсегда забыли о голоде.