Страница 7 из 13
– Красиво говорите, господин полковник, – заскрипел зубами Кулак. – Вам бы не полком командовать, а…
– А на рыночной площади мещан развлекать! – бесцеремонно перебила командира Пустельга.
– Что?! – поперхнулся делла Куррадо. – Да по какому праву?..
– Во имя Триединого! – рыкнул кондотьер. – Не могла бы ты придержать остроты?
– С чего бы это? – пожала плечами воительница.
– Господин кондотьер! – Полковник почти кричал. – Попрошу вас урезонить вашу девку!
– Это кто девка-то? – Воительница схватилась за кривой нож-«яйцерез».
– Прошу заметить, господин полковник, – с нажимом произнес Кулак. – Прошу вас заметить, Пустельга не девка, а один из моих лейтенантов.
От его голоса капитаны дель Куэта и ди Баролло поежились, а командир полка еще больше выпятил жирную грудь.
– Тогда пускай ваш лейтенант, господин кондотьер, соблюдает субординацию! Видите? Мои офицеры не открывают рта без разрешения.
– Это потому, что они не имеют права голоса, как мои офицеры, – прищурился Кулак.
– Вы находите это неправильным?
– По большому счету мне начхать, господин полковник.
– Может, вам и на империю начхать?!
– Прошу вас, господин полковник, не передергивать мои слова.
– А я прошу вас… Нет, я требую, господин кондотьер, подчиняться старшему по званию!
– Я подчиняюсь. В пределах разумного.
– Что? У воинской дисциплины нет пределов!
Пустельга снова толкнула Кира локтем, но смолчала – знала, что Кулак по головке не погладит, если из-за ее язвительных замечаний весь отряд попадет в двусмысленное положение или потеряет прибыль.
– Вернемся к нашим баранам, господин полковник, – устало проговорил седобородый. – Вернее, коням…
Один из лейтенантнов-пехотинцев прыснул, зажимая рот ладонью, и удостоился укоризненного взгляда капитана т’Жозмо.
– Я полагаю, вопрос решен, – надменно процедил делла Куррадо. – Победа одержана полком. Полку принадлежит добыча. Не так ли?
– Я так не думаю, – покачал головой Кулак. – Без моих всадников тельбийцы размазали бы ваш полк по дороге, как масло по краюхе хлеба.
– Да как вы смеете?! – Полковник приподнялся на цыпочки, задрал подбородок. Он выглядел так нелепо в испачканном пылью мундире, надутый от спеси, словно обожравшаяся комаров лягушка, что Киру стоило огромного труда сохранять серьезность.
– Да так вот и смею, – невозмутимо отозвался Кулак. – Конечно, участие в сражении вашей пехоты способствовало полному разгрому латников, но главную работу выполнили мои парни. Как обычно. Наемники сражаются, а армейские офицеры подставляют рукава для новых бантов.[9] Мы потеряли половину людей. Треть лошадей…
– Ну, так выжившим коней хватит! – воскликнул делла Куррадо.
– Хватит. Но я хотел бы, согласно уложению о воинской добыче, обновить конское поголовье отряда…
– И только?
– Кроме того… – вел дальше седобородый. – Кроме того, я хотел бы иметь десятка два заводных коней. Для выполнения задачи, поставленной перед моим отрядом это просто необходимо.
– Какой такой задачи?! – Брови делла Куррадо поползли наверх, смешно наморщился багровый лоб. – Вы приданы моему полку. А у нас одна задача – взять штурмом Медрен и установить власть Сасандры на землях графства. Разве может быть задача важнее?
– Может.
– Что значит «может»? Мне кажется, господин кондотьер, вы здорово заблуждаетесь, относительно своего положения в армии империи. Вы всего лишь капитан, не так ли? А я – полковник.
На губах Кулака возникла жесткая улыбка.
– Все правильно. Вы, господин делла Куррадо, полковник. Но не генерал.
– Уж не вы ли, господин кондотьер, претендуете на генеральские банты? – осклабился полковник.
Вместо ответа Кулак полез за пазуху, вытащил сложенный вчетверо листок. Развернул его.
– Вот предписание моему отряду. Сопровождать четвертый полк под командованием благородного… – Кондотьер запнулся, хмыкнул, покачал головой. – Благородного господина т’Арриго делла Куррадо до пределов Медренского графства, оказывать ему помощь и содействие… Не совсем понятно, кому помощь оказывать – полку или господину полковнику…
– Не отвлекайтесь! – Делла Куррадо побледнел и съежился, напоминая засохшую грушу.
– Хорошо. Не буду, – с нескрываемым торжеством продолжал Кулак. – После пересечения границ графства предоставить возможность четвертому полку выполнять поставленную командованием задачу, а самим скорым маршем идти к замку ландграфа Медренского, пленить оного и дожидаться распоряжений командования. Подписано – генерал армии Риттельн дель Овилл.
– Генерал армии… – уже не побледнел, а посерел полковник. И вдруг встрепенулся. – Немедленно покажите, господин кондотьер!
– Из моих рук! – ухмыльнулся Кулак.
Он повернул листок с приказом так, чтобы делла Куррадо смог прочитать, а главное, разобрать подпись и печать командира пятой пехотной «Непобедимой» армии. Чем дольше господин полковник читал строчки, шевеля губами, тем ниже опускались его плечи. В конце концов бравый вояка совершенно скуксился, поник, как засохший тюльпан.
– Как же так? – недоуменно пробормотал он. – Штурмовать Медрен без поддержки?
«Он что, конницу на штурм укрепления бросить хотел?» – удивленно подумал Кирсьен.
– Все равно от нас при штурме польза невеликая, – словно услышав мысли молодого человека, проговорил Кулак.
– Но полк понес ощутимые потери…
– Моя банда тоже понесла ощутимые потери, – отрезал кондотьер. – Если у тутошнего ландграфа есть еще сотня таких латников, то мы, можно сказать, на смерть отправляемся. Так что, господин полковник, не судите строго… Не по пути нам.
Кулак тщательно сложил листок, спрятал его и повернулся к хватающему воздух ртом делла Куррадо спиной.
– Не хотел раньше времени говорить, – зачем-то пояснил, хлопая себя по камзолу, седобородый.
Кир пожал плечами. Мол, ему-то что? Его дело маленькое. Пустельга, напротив, фыркнула:
– Раньше ты от нас ничего не скрывал. Осторожный стал. Слишком.
– К старости, видно, – показал прокуренные зубы кондотьер. – Ну, теперь-то вы все знаете…
Они зашагали, поглядывая по сторонам.
Несколько человек с Коготком во главе заканчивали отбирать тельбийских коней. Кир даже подумал – а не поменять ли гнедка на более красивого и статного скакуна? А потом решил, что от добра добра не ищут.
Пехотинцы стаскивали мертвых латников и тельбийских крестьян в одну большую кучу. Похоже, среди них обнаружились не только убитые, но и раненые.
– Хорошо бы проводника найти… – задумчиво проговорил Кулак.
– Я думала, тебе господин генерал и подробную карту нарисовал, как медренского графа искать, – дернула плечом Пустельга.
– Не язви, детей не будет! – отмахнулся кондотьер и, не обращая больше внимания на зашипевшую, как вода на сковородке, женщину, направился туда, где несколько сасандрийских солдат под надзором сержанта перевязывали тельбийцев.
Ингальт пришел в себя от пронзившей бок острой боли. Застонал, схватился за ребра, почувствовал на ладони липкую кровь. Поразительно, что живой.
Чьи-то руки дернули его за плечо, перевернули на спину.
– Живой?
Заслоняя солнце, над бортником навис человек в кожаном нагруднике имперского солдата. Ингальт вяло мотнул головой. Понятное дело, живой. Какой же еще могу быть, если шевелюсь?
– Вставай! – приказал солдат. – Рогатину не трожь!
Бортник кивнул. Он и не помышлял о сопротивлении. Потянувшейся за оружием рукой управляла самая обычная крестьянская рачительность. Если где чужое плохо лежит, то подгрести под себя – святое дело. А уж свое бросить – это и вовсе прегрешение против совести.
– Давай, давай. Шевелись!
Ингальт попытался подняться. Скорчился от боли и вновь уселся в пыль.
– Ты это чего? – возмутился сасандриец. – А ну бегом!
– Погодь, – вмешался кто-то, кого Ингальт не мог увидеть, не развернув головы. А поворачиваться хотелось меньше всего – правый бок отзывался острой болью на любое движение. Лечь бы, скрючиться, как раненый кот, и ждать, пока или выздоровеешь, или сдохнешь. Лишь бы неподвижно лежать…
9
Офицеры в Сасандре различались по нарукавным бантам. Лейтенант – один серебряный бант. Капитан – два серебряных. Полковник – один золотой бант. Дивизионный генерал – два золотых. Генерал армии – три золотых. Маршал – четыре золотых.