Страница 6 из 8
Трапезничали, кушали, столовались, кусали, грызли, жевали, язвили рыльцем, сосали хоботком, перебивались, шамкали, уписывали, отведывали, пробавлялись, употребляли, перемалывали зубами, заталкивали в рот, хомячили, хавали, хрумкали, лопали, пировали, застольничали, уплетали и чавкали. Чавканье, кстати, в Японии не возбраняется, а только приветствуется. Не могли же все эти люди в «цилиндре» такое вытворять с одними только пирожными.
Мы направились к этой прозрачно-вульгарной вавилонской башне. Швейцар любезно приглашал нас войти в лифт. Подожди, брат, дай освоиться, разобраться! Мы при таком изобилии ещё выбирать будем. На рекламных стендах было всё расписано по этажам и засижено иероглифами. Спасение было в картинках. Не сговариваясь, мы ткнули в картинки блюд пятого этажа и поднялись на лифте.
– Ирассяимасэнэ-э! – пропела нам приветствие девушка- метрдотель.
– Привет! Мы хотим есть. Очень голодные. – выстроил я фразу по-английски.
Девушка провела нас к столику. Мы разместились, и открылся нам изумительный вид на Гинзу. Что ни говорите, а здорово вот так сидеть за столиком, смотреть на сверкающую улицу, снующих туда-сюда людей, несущиеся машины, везущие этих людей, и думать!.. Или не думать совсем. Одинаково клёво! В общем, «инда взопрели озимые…»
Японка принесла меню на английском языке.
– Ну, давай, переводи! Будем выбирать! – жена уже потирала ручки и протирала их осибори, свёрнутой в трубочку влажной горячей салфеткой.
Я раскрыл меню и стал переводить:
– Яблоки и малина в сиропе, жареные бананы во фритюре, пудинг из чего-то … не понимаю, какой-то кекс, карамельный крем…
– Ты не с того начал. Это десертное меню. Ты сверху начинай, – ласково поправила меня жена.
Я дружелюбно посмотрел на неё и очень недружелюбно подозвал официантку. Та, кланяясь в три погибели, моментально приблизилась.
– Мы очень голодные! Мы хотим есть! Возьмите это меню! Принесите другое меню! – мои способности в английском меня одновременно и поражали, и раздражали.
Японка взяла меню, не прекращая кланяться, но было видно, что она ни хрена не понимает, что от неё хотят.
Подошла другая японка – девушка-метрдотель, которая нас встречала, и тоже стала кланяться.
Со стороны было видно, как здоровый детина, видимо глухонемой, потому что изъяснялся сплошными жестами, периодически издавал нечленораздельные звуки, судя по всему, бранился. Две девушки-японки синхронно повторяли его жесты, постоянно кланялись и абсолютно точно ничего не понимали.
Тогда меня осенило! Я обернулся на соседние столики, чтобы показать двум недотёпам: что другие едят, то и нам нужно. Все ели пирожные и с интересом наблюдали за спектаклем пантомимы.
Я и застыл в позе иероглифа.
– Мы здесь не поедим, – сказала жена.
Нужно было просто выдохнуть.
«В пределах одного вдоха нет места иллюзиям, а есть только Путь».
– Дайте мне, пожалуйста, зубочистки! – сказал я на полюбившемся мне английском, хотя с таким же успехом можно было изъясняться по-русски, и показал последнюю мимическую сцену – ковыряние в зубах.
– Зачем тебе зубочистки, ты ведь ничего не ел? – спросила жена.
– «Самурай ковыряет в зубах зубочисткой, даже если он ничего не ел», – ответил я достойной ситуации цитатой.
– Пойдем по другим этажам, самурай! – сказала жена.
И мы пошли по другим этажам, как по рукам. Но везде было всё конгруэнтно.
Когда мы спускались на лифте, меня опять посетило прозрение. Я всё вспомнил! Я, как Штирлиц в подвале у Мюллера, всё вспомнил! Помните ту ситуацию, когда ему было нужно убедительно оправдаться за свои «пальчики» на чемодане с рацией? Он приплёл ещё туда детскую коляску, всё взвесил и позвал за стариком Мюллером сказать, что всё вспомнил?
– Что вспомнил-то? – спросила жена.
– Всё! – ответил я и посмотрел на часы. Время было начало двенадцатого. – Понимаешь, я где-то читал, не помню где, да это уже и не важно, что ночная жизнь в Токио заканчивается в одиннадцать. Поесть в ресторанах можно до девяти, а десерты у них подаются до десяти.
– Но это же ерунда какая-то?
– Это совсем даже не ерунда!
– Что же, если до девяти не успел поесть – до утра голодным ходи?
– Получается, что так. Помнишь в Лондоне? До одиннадцати – и всё! Потом все пабы закрыты. А в супермаркетах? Не помню, в котором часу в спиртных секциях решетки опускаются. Я ещё пива тогда не мог купить! Здесь тоже свои порядки.
– В девять часов? Но это же идиотизм!
– Идиотизм. Но нация должна быть здоровой и с утра работать!
Швейцар уже кланялся, предлагая нам всё же выйти из лифта.
– Да пошёл ты! – сгоряча бросила швейцару жена. – Что же нам делать?
– Работающие сейчас рестораны, я думаю, всё-таки есть. Надо только понять, как их найти.
– Простите, скажите мне, пожалуйста… – обратился я к швейцару, но прервал обращение, потому что дядя был способен только кланяться. Мы вышли из лифта и из стеклянной башни. Возле магазина ювелирных украшений топтался полицейский.
– Пойду разговорю полицейского, если это вообще возможно.
– Извините, скажите мне, пожалуйста. Где есть открытый какой-нибудь ресторан? – обратился я к полицейскому членораздельно как мог, по-английски.
– Рестрон? – переспросил страж с превосходным произношением.
– Йес, рестрон! – обрадовался я его пониманию.
– Йес, рестрон?
Мне всё стало ясно – он один в один повторял моё произношение, а оно – дай Бог каждому средиземноморцу – но я попробовал зайти с другого бока.
– И-ит, – сказал я и показал, как все едят. Чёрт возьми, они же едят палочками! – Фу-уд! – изобразил я пальцами каракатицу, которая хватает воображаемую еду и отправил всё это дело в рот. – Фу-уд! Вкусно! – я стал жевать причмокивая, потом изобразил удовольствие, поглаживая себе живот. Затем я повторил процедуру – Фу-уд!
– Фу-уд. – повторил за мной полицейский и развёл руками.
Может быть, он этим самым давал понять: дескать, не знаю, я тоже люблю вкусно поесть, и моя жена тоже вкусно готовит! Выходили-то мы из ресторана, видимо, довольные едой. А я к нему пристал. Вроде как наелся чужеземец и теперь ломает комедию, каракатиц показывает. А он, может быть, голодный стоит, вахту несёт.
– Простите меня, – сказал я и отошёл.
– Дело – дрянь! Как я ни изгалялся, он не понимает. Какие у нас варианты? Искать Макдоналдс, но это опять искать, а он нам пока не попадался. И это – труба! Или поехать в отель и там поесть? Точно, едем в отель!
Мы поймали такси. У тойоты автоматически открылась задняя дверь для нашего погружения. Я протянул водителю карточку отеля. Тот её долго изучал, кивнул головой и дверь автоматически закрылась. Таксист включил счётчик, появились цифры 660, и мы поехали.
– Шестьсот шестьдесят йен посадка. Пять-шесть долларов, – подсчитал я.
– М-м, – ответила жена.
– Мы едем кушать, – нежно сказал я.
Жена посмотрела на меня, как на идиота, и я мигом уменьшился в росте и натужно стал думать о нашей схожести с теми мужичками из деревни Тугодумово, которые умирали от жажды на плоту, дрейфовавшем по бескрайним водным просторам.
Остановившись на светофоре, таксист перевёл ручку передач в нейтральное положение, установил ручной тормоз и стал отмечать поездку в путевом листе.
– Какой правильный дядя! – прокомментировал я.
– М-м, – согласилась жена.
Каждый раз, останавливаясь на светофоре, таксист входил в нейтралку и ставил машину на ручник. Я что-то бормотал.
– М-м, – неизменно поддерживала разговор жена.
Вскоре мы приехали. Водитель педантично отсчитал сдачу, дверь снова автоматически открылась, и мы уже вбегали в отель.
Вы помните, какими мы выбегали из отеля? Такими же мы и вбегали в отель. Только быстрее. Вбегали так, что чуть было не вышибли едва успевшие открыться перед нами автоматические стеклянные двери. Нисколько не притормозив, мы через весь холл размером с футбольное поле, но свободное от футболистов, бежали в направлении ресторана. Голод и нюх безошибочно определяли направление, ноги и руки исправно крутились, но люстры ресторана прискорбно мрачнели. Дежа вю!