Девчонки гуляют допоздна

— Не самый стильный символ, конечно, — говорит мистер Виндзор.

— Значит, это ваша любимая передача, мистер Виндзор? Вы ее постоянно смотрите? — не отстает Магда.

— Я тебе уже сто раз говорил: пора по домам.

— А теперь вы говорите, как маленький Энди-Пенди. Моя бабушка вечно его смотрела, — говорит Магда. — А мама обожала Клэнгеров.

Наверное, ваши дети обожают телепузиков, мистер Виндзор?

— Дети! У меня и жены-то нет. А теперь кыш отсюда все немедленно!

Магда наконец уходит. Она вприпрыжку выбегает на улицу.

— Слышали, девчонки! Он не женат!

— Магда, ты сошла с ума?

— Магда, не можешь же ты влюбиться в мистера Виндзора!

— А почему нет? Как, по-вашему, сколько ему лет? Всего-навсего двадцать с чем-то. Разве это старость?

— Ненормальная!

— В общем, мне надо бежать, — говорю я. — Я встречаюсь с Расселом в «Макдоналдсе», и мне ни в коем случае нельзя опаздывать, не то он подумает, что на этот раз я решила его подвести.

— Боже мой, чувствую, я осталась за бортом, — говорит Надин. — Сначала у тебя, Элли, идет пар из ушей по поводу этого Рассела, а теперь еще и Магда сбрендила на почве мистера Виндзора. Я одна пока что в здравом уме.

— Нахалка! А как же Лайам? — выпаливаю я. Надин вздрагивает. Я прикусываю язык: зачем я это сказала?

— Извини, Надин, — говорю я с раскаянием и сжимаю ее руку.

— Этот подонок Лайам — в прошлом, — твердо говорит Магда.

И вдруг — вот он, Лайам, собственной персоной, стоит у школьных ворот.

Он смотрит в нашу сторону, такой из себя стильный, весь в черном, с сексуально растрепанными длинными волосами, с горящими черными глазами.

Надин и всегда-то бледная, а теперь она так побелела, что я пугаюсь, как бы она не упала в обморок. Она покачнулась, я хватаю ее под локоть, Магда — под другой.

— Спокойно, Надин! Мы с тобой, — говорю я.

— Мерзавец, ну и наглость! — говорит Магда.

— Что он здесь делает? — шепчет Надин.

— По-моему, он не имеет права шататься вокруг нашей школы, — возмущаюсь я. — Надо пожаловаться миссис Хендерсон.

— Точно, она такая ярая феминистка. Спорим, она как нацелится своей хоккейной клюшкой, да как врежет ему куда следует, — хохочет Магда.

Но Надин не смеется.

— Думаете, он хочет со мной поговорить? — спрашивает она.

— Не о чем тебе с ним говорить! — отвечает Магда. — Не беспокойся, мы тебя проведем мимо него.

— Даже не смотри в ту сторону, — уговариваю я.

Но Надин не может отвести от него глаз.

— Неужели ты сама хочешь с ним встретиться? — спрашиваю я.

— Господи, Надин, ты вспомни, как он с тобой обошелся. Как он поступает со всеми девчонками, с кем встречается, — говорит Магда.

— Я знаю, — говорит Надин. — Ладно, пройдем мимо. Только скорее!

Мы шагаем через школьный двор. Ближе, ближе. Лайам смотрит прямо на нас. Его голубые глаза не отрываются от Надин.

— Не обращай внимания, не слушай его, — шепчет Магда.

— Помнишь Клоди? «Ты о нем не вспоминай, он тебе совсем не нужен», — чуть слышно напеваю я.

Надин делает глубокий вдох и идет дальше. Она не произносит ни звука, но губы у нее шевелятся. По-моему, она бормочет про себя слова песенки Клоди.

Мы боком проскакиваем в ворота, шагая в ногу, как будто мы срослись в одно целое — этакое ожившее воплощение Гекаты.

— Привет, Надин, — говорит Лайам.

Нас с Магдой он игнорирует, словно мы всего лишь костыли для Надин. Мы подпираем ее по мере сил.

Она не произносит ни слова. Даже не смотрит на него. Мы проходим мимо и тащим ее прочь по улице.

— Он смотрит нам вслед, — говорит Магда.

— Быстрее!

Мы чуть ли не бегом сворачиваем за угол. Магда, запыхавшись, выглядывает из-за угла.

— Все в порядке, он по-прежнему торчит около школы. Наглец! Хотя, надо сказать, я понимаю, Надин, что ты в нем нашла. Шикарный парень! Только посмотрите, как джинсы обтягивают его задницу!

— Магда, хватит валять дурака, — обрываю я.

Надин все молчит.

— Надин? Ты как, в порядке?

Она слабо кивает.

— Ты ведь уже ничего к нему не чувствуешь, правда?

— Он в прошлом. Все, как в песне Клоди, — твердо отвечает Надин.

— Правда хорошо, что папа достал билеты? — Магда, воспользовавшись случаем, ловко меняет тему разговора. — Между прочим, они уже почти все были распроданы. Концерт двадцать девятого. Вечер пятницы. Устроим большой девчачий загул.

— Ага, будет просто сказка. Скорей бы, — говорю я.

— Клоди не стала бы тратить время на парня, который ее просто использует, — бормочет Надин себе под нос.

— Конечно, не стала бы. Не стала бы убивать на него время. — При слове «время» я машинально бросаю взгляд на часы.

— Караул! Мне нельзя опаздывать. Слушайте, я должна бежать к Расселу в «Макдоналдс». Ничего?

— Не беспокойся, Элли, я провожу Надин до дома, — говорит Магда. — Можно вместе сделать уроки, правда, Надин?

— Мамочки, математика! Можно, я завтра утром у вас спишу? — умоляю я.

— А ты попроси Рассела, пусть он тебе поможет, — издевается Магда. — Он ведь такой серьезный, интеллектуал.

Я не в восторге от этих слов. Мне как раз нравится, что Рассел умный. И талантливый. Но мне хочется еще, чтобы Магда считала его шикарным парнем, не хуже Лайама.

А я сама считаю Рассела шикарным? Я пытаюсь на бегу представить его себе. Удивительно, весь день думала о нем и вот теперь не могу вспомнить, как же он выглядит. Вижу только его портрет, который сама же и нарисовала.

Тут я замечаю свое отражение в какой-то витрине и начинаю задумываться: а сама-то я как выгляжу? Нет бы сообразить захватить с собой в школу другую одежду на смену! У меня такой дурацкий вид в кошмарной школьной форме. Юбка короткая, а ноги у меня ужасно толстые. Волосы торчат дыбом, а школьный свитер заляпан йогуртом. Я ставлю портфель на землю, сбрасываю пиджак и начинаю стягивать свитер через голову. Слышится оглушительное улюлюканье — это компания дурачков-семиклассников из школы Аллена.

Я держусь и презрительно вздыхаю, хоть и чувствую, как краска заливает щеки.

— Эй, красотка, у тебя блузка расстегнулась, и все видно! — орет один из мальчишек.

Я борюсь с собой. Я понимаю, это шутка. Но мало ли что…

Я бросаю взгляд вниз. Блузка застегнута на все пуговицы.

Мальчишки визжат и стонут от смеха. Распростившись с достоинством, я показываю им фигу, хватаю свои вещички и бросаюсь бежать. Вообще-то, может, не стоило идти в блузке без свитера. Пуговицы действительно иногда расстегиваются. Блузка мне тесна до того, что натягивается на груди. В этом нет ровно ничего соблазнительного, просто можно подумать, что я запихала себе за пазуху два пакета сахарного песку. А что, если я вспотела после этой возни с переодеванием и переругивания с идиотами из Алленовской? Надо было захватить в школу дезодорант! Господи, если бы можно было прокрутить пленку сначала — но на самом деле нужно крутить вперед в ускоренном темпе, потому что дорога отнимает больше времени, чем я думала.

А вдруг он решит, что я не хочу прийти или что папа не передал мне письмо? Я, кажется, и сама уже думаю: лучше бы папа не передал письмо. Да что со мной такое делается? Целый день мечтала о встрече с Расселом, а теперь вдруг перетрусила! Руки у меня мокрые, блузка липнет к телу, во рту пересохло, живот подвело. До смерти хочется в туалет, а в мозгу, как в телефонной трубке, короткие гудки. Я не в состоянии ни о чем думать. Что я скажу, когда увижу его?

Здравствуй, Рассел. Эй, привет. Надо же, какая встреча. Извини, что опоздала. Помнишь меня? Привет, привет! Тук-тук, кто там?

Господи, я, кажется, правда схожу с ума. Вот я вхожу в торговый центр, спускаюсь по эскалатору, прямо передо мной «Макдоналдс», и сердце колотится: бум, бум, бум, — потому что я вижу его у входа, он вертит головой, высматривает кого-то, высматривает меня.

Вот он меня увидел, машет рукой — с таким жаром, что опрокидывает на себя стаканчик с кофе. Я подскакиваю, хватаю пару бумажных салфеток и принимаюсь вытирать.