Шестой Дозор

— Нет, но… — слегка растерянно сказала Эрнеста, глядя на мою руку.

Я пошевелил пальцами, ощутил на их кончиках холод Сумрака.

— Папа, что ты делаешь? — спросила Надя шепотом.

— Если вдруг раздался стук, — сказал я, шевеля пальцами, — не пугайся, это глюк!

— При чем здесь Глюк? — спросила Надя. — Он писал что-то для барабанов?

— Какой же ты ребенок, — сказал я, отбивая пальцами ритм. Три коротких, три длинных, три коротких. Импульсы Силы, лупящие куда-то в пространство, в Сумрак.

— Кто вы такой? — внезапно нахмурилась Эрнеста, глядя за мою спину. — Здесь частное мероприятие…

Ее голос медленно затихал, будто выкручивали громкость на проигрывателе, а глаза расширялись. Видимо, она посмотрела на того, кто стоял за моей спиной.

Я обернулся и кивнул Тигру:

— Извини, что дергаю. Мы не договаривались о сигнале, но я решил, что ты поймешь.

— Ведьмы, — негромко сказал Тигр, обводя старушечье сборище задумчивым взглядом. По мере того как ведьмы приходили в себя (эх, жалко, я не видел, как было обставлено его появление), в ресторане нарастала… ну, не паника. Скорее — напряжение и возбуждение. — Я никогда не любил ведьм.

— Почему? — удивился я.

— Они… — Тигр задумался на миг, будто формулируя словами то, что всегда понимал, но не имел необходимости произносить вслух. — Они дергают. Тормошат. Теребят. Беспокоят.

— Я оценил твою образность и словарный запас, — сказал я. — И что они дергают?

— Сумрак, — просто ответил Тигр. — Обычные Иные — просят. Ведьмы — требуют.

Он поморщился и махнул рукой, будто жалея о вырвавшихся словах.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал я.

— Да. — Тигр кивнул. — Я очень удивился, что ты не попросил сразу.

— Ты не предложил, и я решил, что это сложно. Или невозможно.

Мне показалось, или на лице Тигра появилось совершенно человеческое страдание?

— Не невозможно… Сложно.

— Они не могут выбрать предводительницу, — сказал я. — Даже Надя не смогла ею стать. Пока Арина жива в Саркофаге Времен…

— Есть две вещи, которые я могу сделать, — произнес Тигр, глядя мне в глаза. — Уничтожить Саркофаг. Растворить его в вечности. Скорее всего это будет равнозначно смерти Арины.

— Второе? — спросил я.

— Мы можем попробовать ее вытащить, — сказал Тигр. — Только говорить с ней будешь ты. Вывести из Саркофага можно лишь того, кто хочет выйти. Но тут… тут могут быть непредвиденные последствия.

— Какие? — уточнил я.

— Не уверен. — Тигр нахмурился. — Я… я не вижу будущего ясно. Обе ситуации туманны, но та, в которой мы возвращаем Арину, — туманна вдвойне.

— Антон, если я правильно понимаю ситуацию, — быстро сказала Эрнеста, — то нас вполне устроит первый вариант. Арина упокоится с миром, мы изберем Бабушку Бабушек. И это будет не твоя дочь! Все складывается наилучшим образом!

— Папа! — Надя возмущенно посмотрела на меня. — Ты… ты согласишься?

Я вздохнул. Отстранил Надю и сделал шаг к Тигру.

— Так я и думал, — сказал тот печально. — Городецкий… почему ты так не любишь простых решений?

— У них обычно сложные последствия, — ответил я.

Кажется, у англичан есть выражение «ехать верхом на тигре».

Передвигаться у Тигра в лапах — удовольствие не большее. Даже если Тигр разнообразия ради принял облик интеллигентного молодого человека.

Еще мгновение назад мы были в альпийском ресторане среди двух сотен ведьм, совокупный возраст которых, пожалуй, был под сотню тысяч лет.

А теперь Тигр взял меня за воротник — и мы оказались в клубящемся сером мареве. Это было похоже на пену из мыльных пузырей, слабо подсвеченную неярким белым светом. Вокруг нас пузыри расступались, под ногами пружинили, приближение руки заставляло их отступать.

— Что это? — спросил я. Тигр по-прежнему держал меня за воротник на вытянутой руке. — И не будешь ли ты так любезен меня отпустить?

— Это пространство между слоями Сумрака, — ответил Тигр. — Это отголоски эмоций и эхо чувств. Это все, что когда-либо было в мире. Писк первой мышки, пойманной первым котом. Мяуканье кота, пригревшегося на коленях женщины. Крик роженицы, ощутившей, что ее сын станет злодеем. Плач преступника в ночь перед казнью. Все звуки мира. Все краски мира. Все чувства мира.

— Спасибо, очень поэтично, — сказал я. — А…

— Если я тебя отпущу, ты распадешься на… — Тигр подумал. — На пузырьки.

— А Завулон говорил, что прятался между слоями Сумрака…

— Твой Завулон много чего умеет, Городецкий. Потерпи. Нам надо поговорить. Мне никакого удовольствия держать тебя за шкварник не доставляет.

— «На пузырьки», «за шкварник», — я усмехнулся, — ну и лексика у тебя. Нахватался. Хорошо, давай поговорим.

— Сейчас мы проходим точку невозврата, Городецкий, — сказал Тигр. Лицо его в слабом сером свете казалось гипсовой маской. Даже губы едва шевелились, а глаза были темными провалами в ничто. — Ты уверен, что хочешь вытащить Арину? Может быть, мы просто ее упокоим?

— В чем дело, Тигр? — спросил я. — Думаешь, старая ведьма запутает меня окончательно?

Тигр покачал головой:

— Нет, Антон. Вовсе нет.

Я понял. Я вообще умнею с каждым днем, страшно подумать, какой стану проницательный, когда доживу до возраста Гесера.

— Она, наоборот, все объяснит?

— Да, Антон. Арина все знает. Про Шестой Дозор, про Двуединого. Даже про Сумрак она знает куда больше, чем показывает. Может быть, больше, чем я сам.

— С чего ты это взял?

— Предвижу. Если ты поговоришь с ней — все изменится. Все станет совсем-совсем иначе, Антон.

— К примеру? — зло спросил я.

— Очень возможно, что ты умрешь, — сказал Тигр.

— Да как же так, не случается с людьми таких неприятностей.

— Ты не человек, ты Иной. Вам — умирать не обязательно.

— Что еще?

— Я умру, — просто сказал Тигр. — В этой версии будущего я умираю.

— А в другой? — спросил я, помолчав.

— В другой тоже.

— Понятно. — Я кивнул. — Тогда скажи мне самое главное, Тигр…

— Надя умирает в той реальности, где ты решаешь уничтожить Саркофаг, — сказал Тигр. — В альтернативной — не обязательно.

— Зачем ты вообще тогда спрашивал мое мнение? — Я засмеялся.

— Потому что та реальность, где Надя не умирает, принесет тебе больше страданий. — Тигр отвел глаза. — Возможно, ты станешь жалеть о том, что мы не развеяли Саркофаг в вечности.