Последний Дозор

Глава пятая

Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или «ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самая распространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии — все равно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто на новенького?»

Но Афанди очень уверенно сказал, что дорога нас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «нива», на которую мы наткнулись поблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергать старушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.

А «тойота» была новенькая, укомплектованная по полной программе, как это принято в Азии — если уж можешь себе позволить купить дорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка для велосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), и сиди-чейнджер, и форкоп, и накладки на порожки — в общем, вся та красиво блестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены в полтора раза от номинальной.

Хозяин машины был, похоже, и хозяином местного рынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках и карикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист с неизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что все представления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнул из детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. В тюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. В не менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раз заляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. В начищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстнях со здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называют торговцы ювелирными украшениями. Тюбетейка долженствовала символизировать его близость к народу, а все остальное — европейский лоск. В руке он сжимал мобильник — дорогой, но приличествующий скорее богатому молодому остолопу, а не солидному бизнесмену.

— Пойдет нам эта машина? — спросил я Афанди.

— Хорошая машина, — согласился Афанди.

Я еще раз огляделся — Иных поблизости не наблюдалось. Ни враждебно настроенных, ни союзников, ни обычных, живущих среди людей. Ну и замечательно.

Выйдя из Сумрака, я всмотрелся в лицо владельца внедорожника. Потом легонько коснулся его Силой. Подождал, пока он повернулся ко мне, недоуменно морща густые брови. Улыбнулся и послал в его сторону два заклинания, чьи точные названия были слишком вычурны.

В быту их называют «сколько лет, сколько зим» и «не разлей вода».

Лицо современного бая расплылось в ответной улыбке.

Двое сопровождавших его парней — то ли охранников, то ли дальних родственников, а скорее всего и то, и другое вместе, настороженно уставились на меня. В Сумраке с меня смыло небрежно наложенную личину Тимура. И незнакомый русский, который, раскинув руки, шел навстречу их начальнику, вызывал естественное подозрение.

— А! Сколько лет, сколько зим! — закричал я. — Старый друг моего отца!

К сожалению, он был старше меня лет на двадцать. Иначе прошла бы версия однокашника или «помнишь, как служили вместе, брат!». Впрочем, «служили вместе» в последнее время очень часто не срабатывает. Человека клинит в попытке честно вспомнить, как он служил с тобой вместе и как это вообще могло случиться, если он честно откупился от армии за стопку зеленых бумажек американского производства. Некоторые зарабатывают серьезный невроз на этой почве.

— Сын моего старого друга! — завопил мужчина, открывая мне объятия. — Где ты был так долго?

Тут главное — дать человеку чуть-чуть информации. Дальше он все придумает сам.

— Я? Я жил в Мариуполе у бабушки! — сообщил я. — Ох как же я рад тебя видеть! Ты стал таким большим человеком!

Мы обнялись. От мужчины вкусно пахло шашлыком и хорошим одеколоном. Вот только одеколона было чересчур много.

— И какая у тебя прекрасная машина! — добавил я, окидывая джип одобрительным взглядом. — Это ее ты хотел мне продать?

В глазах у мужчины появилась тоска, но «не разлей вода» не оставляла ему выбора. Ничего, пусть скажет спасибо, что Гесер так щедро снабдил нас перед дорогой. Иначе я попросил бы подарить «тойоту».

— Да… ее… — печально подтвердил он.

— Держи! — Я открыл сумку, достал четыре пачки долларов и сунул ему в руку. — Ключи, если можно. Я очень, очень спешу!

— Она… она дороже стоит… — несчастным голосом произнес мужчина.

— Ну так я же подержанную беру! — пояснил я. — Верно?

— Верно… — вымученно признал он.

— Дядя Фархад! — растерянно воскликнул один из молодых людей.

Фархад окинул его строгим взглядом, и юноша замолчал.

— Не мешай, когда старшие разговаривают, не позорь меня перед сыном моего старого друга! — рявкнул Фархад. — Что подумает сын моего старого друга?

Молодые люди были в панике. Но молчали.

А я, взяв из рук мужчины ключи, сел на сиденье водителя. Вдохнул запах свежей кожаной обивки и подозрительно посмотрел на спидометр. Н-да… подержанная. Если верить приборам, машина проехала всего триста километров.

Я помахал оставшейся без транспорта, но с сорока тысячами долларов, троице рукой. Вырулил на дорогу. И сказал:

— Всем выйти из Сумрака!

На пустом заднем сиденье возникли Алишер и Афанди.

— Я бы на него еще немножко счастья наложил, — сказал Алишер. — Пусть не переживает потом. Человек вроде как не очень хороший, злой человек. Но все-таки.

— Лишние заклинания — лишний повод с катушек съехать. — Я покачал головой. — Ничего. Я с ним, можно сказать, расплатился. Переживет.

— Будем ждать Эдгара? — спросил Алишер. — Или искать Светлых?

Но я уже обдумал и отверг эти варианты.

— Нет, не стоит. Давай-ка сразу рванем в горы. Чем дальше от людей, тем спокойнее.

Алишер сменил меня за рулем, когда начало темнеть. Мы ехали от Самарканда на юг, к афганской границе, уже три часа. Как раз к началу сумерек ужасная асфальтированная дорога перешла в кошмарную грунтовую. Я перебрался на заднее сиденье, где спокойно похрапывал Афанди, и решил последовать примеру старика. Но, прежде чем задремать, достал из сумки несколько боевых амулетов.