Мешок неприятностей

— Что ещё можете о нём сказать?

— Да собственно и всё. Я особенно с ним дружбу не водил. В поле зрения полиции до этого момента он попадал только косвенно и по незначительным делам.

— Какие у него отношения с вашим мэром?

— Мэр интересовался ходом расследования. — Опять влез в разговор шеф.

Младший приезжий посмотрел на шефа и задал вопрос Жерому.

— Вам мешали в расследовании?

— Подгоняли. Но мешать, это уж слишком.

— А какие у вас отношения с вашим руководством?

— Моновиль лучший наш дознаватель. — Опять влез шеф. Старший из контрразведки остановил его взмахом руки.

— До сих пор отношение было хорошим. Надеюсь, что и далее буду служить в полиции во благо княжества. — Жером постучал, на всякий случай по карману. Там лежал простой карандаш, вроде как постучал по дереву, чтобы не сглазить.

Приезжие встали и, не прощаясь, вышли из кабинета. Шеф вытер платком пот на голове:

— Только «контриков» нам не хватало. Ещё и мэр как воды в рот набрал. Закрыл рот как банковский сейф. Сейф ещё взломать можно, но как эту морду разговорить? То подгонял с этим делом, а сейчас вроде, как и не в курсе.

— Мэр — должность собачья! — сделал вывод Жером.

— Тот ещё волчара, — проворчал шеф и, спохватившись, замолчал.

Жером еще постоял рядом, помолчал и, не дождавшись ничего нового от шефа, ушёл в свой кабинет.

Шкет ждал Жерома с новостями и даже вскочил с места, когда он вошёл.

— Ну как? Чего хотели? Что спрашивали. — налетел он с вопросами на вошедшего.

— Да ничего нового. Продолжаем работать.

— А у нас новость, нашёлся повар. Правда, совсем в неудободопрашиваемом виде, но нашёлся.

— ?

— Выловили из реки как утопленника, с отрезанным языком.

— Так наказывают тех, кто слишком много болтает, или может разболтать.

— Убирают свидетелей!

— И это может быть. Что ещё интересного в городе?

— Наши южане, в кабаке, передрались с эмиратскими. Парочка забияк задержана, это, в основном, пострадавшие в драке. В каталажке им оказали первую помощь и оставили до выяснения обстоятельств. Ещё угнали пароконную телегу с сеном для конюшни магистратуры.

Шкет замолчал, но потом сказал:

— Ещё моя мама приглашает вас на ужин. Очень хочет с вами познакомиться и таким образом отблагодарить за то, что проводите со мной беседы и учите делу. Она просто уверена, что вы согласитесь прийти на ужин.

— Ну, раз уверена, то приду. Кстати, как твоей маме тебя описывать? Стараться угодить ей или наоборот?

— Тут вы сами решите, как описывать.

— Цветы покупать?

Шкет посмотрел на Жерома как на ненормального.

— Ну, так вы к даме идёте, конечно, покупать!

— Тогда ещё вопрос. Какие она любит цветы?

— Вы как маленький и первый раз идёте на свидание. Она любит цветы и всё.

В кабинет заглянул Барри. Шкет стал собираться:

— Мы сегодня с Барри немного развлечёмся, у него и заночуем.

У Жерома засосало под ложечкой. Ох, не просто приглашают его на ужин.

Глава 8

Жером

Купив букет цветов, пусть и не самый шикарный, но и не бедняцкий, Жером пришёл в гости к маме Шкета. Дверь открыла служанка, которая проводила его в столовую, которая являлась и самой большой комнатой в квартире. Хозяйка встретила его возле стола и, протянув руку для поцелуя, представилась:

— Анна Терсен.

Жером мотнул головой в ответ:

— Жером Моновиль, приятно познакомиться.

Служанка поставила цветы в заранее установленную вазу посредине стола и, сделав книксен, удалилась из квартиры. Наверное, просто разово приглашена для приготовления обеда и чтобы произвести впечатление. Жером понимал, состояние финансов вдовы не позволяет ей содержать слуг, поэтому и Шкет пошёл работать. Никак не выражая свои мысли Жером рассыпался в любезностях этой немного оплывшей женщине, старающейся выглядеть моложе и более богато перед ним. Некоторая бледность на лице и припухлость под глазами говорила о тяжёлых временах, которые переживает эта дама.

После ничем не примечательного разговора за ужином они переместились к незажжённому камину, перед которым стоял низкий столик с двумя фужерами, графин с вином и тарелка с фруктами.

Анна зажгла свечи в подсвечнике и жестом пригласила за столик Жерома. Подвинула к нему ближе пепельницу в виде парусника идущего под боковым ветром и предложила курить. Жером разлил вино и расположился в кресле, которое оказалось не очень удобным, но он не подал вида. Раскурив сигарету, он откинулся на спинку и, выпустив струйку дыма в сторону камина, стал рассказывать про работу в полиции. Про Шкета, который, по его словам, подавал большие надежды, про свою предстоящую пенсию, которую ещё нужно заслужить несколькими годами безупречной службы. Анна смотрела на него с благоговением, улыбалась его шуткам, прижимала руки к груди при рассказе об опасных моментах, смущалась его комплиментам и благодарностям за Шкета.

Вспомнив, что в разговоре нужно не только говорить, но и слушать, Жером задал несколько пустяковых вопросов, на это Анна разразилась длиннейшей тирадой о трудностях, которые поджидают слабую женщину в этой жизни. Стала рассказывать про жизнь в приграничье, которая вовсе не сахар, про погибшего мужа и несчастья, которые свалились на её голову, про воспитание Мозеса как примерного сына, достойного своего отца.

Жером старался слушать и не уснуть от монотонного щебетания Анны. Сигарета догорела до пальцев и это вывело его немного из сонного состояния, он стал прислушиваться к разговору и с удивлением понял, что разговор, вернее монолог Анны, уже касается личных её предпочтениях в мужчинах и что именно он является идеалом её жизни. Жерому понял, наверное пришла пора бежать, он дернул ногой, которая немного затекла в неудобном кресле. Вино в бокале угрожающе заплескалось. Анна порывисто вскочила, стараясь не испачкать своё платье, при этом толкнула столик ещё сильнее, от чего оба фужера опрокинулись, и вино плеснуло Жерому на штаны. Жером стал стряхивать красные капли со штанов и боковым зрением заметил, что Анна стала как-то боком идти мелкими шагами и при этом становилась всё ниже и ниже.

Да она же в обмороке! Пришла догадка и Жером бросился поддержать Анну. Обхватив её за талию, он осторожно посадил в кресло, а так как почувствовал под платьем корсет, то стал внимательно смотреть на бледное лицо Анны. Стараясь привести её в чувство, он стал обмахивать её полой своего камзола как веером, но она всё равно не приходила в себя. Повернув Анну немного на бок, Жером стал расстёгивать её платье, и едва обнажились шнуровки корсета, решительно рванул их. Освобождённая грудь Анны стала судорожно вздыматься, стараясь вдохнуть больше воздуха. Постепенно Анна стала приходить в себя и, узнав Жерома, а ещё осознав, в каком виде она лежит в кресле, залилась румянцем.

Проводив Анну в её спальню, Жером ещё раз предложил вызвать врача, но Анна в очередной раз отказалась, сказав, это с ней не в первый раз и она знает, как с этим бороться. Распрощавшись, Жером спросил разрешения её навестить утром и, получив согласие ушел. По дороге он обдумывал сложившуюся ситуацию. Первоначальное мнение о том, что его пытались соблазнить, он отбросил, разумно предположив, что в таком случае Анна не стала бы надевать корсет. Успокоившись, таким образом, он со спокойной душой направился к своей квартире.

Утром, едва проснувшись Жером почувствовал, что, наверное, поступил не правильно, когда так быстро ретировался из дома Анны, поэтому быстро умылся, побрился и взял извозчика, чтобы заехать за цветами и вернуться к Анне.

Дверь открыла сама Анна, будучи в шёлковом пеньюаре с поясом. Пеньюар, хотя и был непрозрачным, но показывал все впуклости, а главное выпуклости тела. Смутившись, Анна отступила вглубь комнаты, взяла цветы и стала искать, куда их поставить, при этом суетилась и быстро перемещалась из комнаты в комнату.

— Госпожа Терсен, не надо так суетиться, я только на минуту, чтобы справиться о вашем самочувствии.