Страница 109 из 172
Владивостокская встреча лидеров двух держав проходила 23–24 ноября 1974 года. Помимо них, в ней приняли участие с советской стороны А. А. Громыко, Б. П. Бугаев, Г. М. Корниенко, А. М. Александров-Агентов и А. Ф. Добрынин, а с американской — Г. Киссинджер, два его заместителя А. Хартман и Б. Скоукрофт, новый глава президентской администрации Д. Рамсфельд и ряд других персон. Как вспоминали многие ее участники, «это была поистине деловая встреча без привычных протокольных формальностей», которая была «целиком заполнена переговорами»[879]. Сами же переговоры носили очень непростой характер. Они постоянно прерывались для проведения дополнительных консультаций с Вашингтоном и Москвой. Дж. Форд и Г. Киссинджер буквально «уламывали» главу Пентагона «ястреба» Дж. Шлезингера, а Л. И. Брежнев — Н. В. Подгорного и А. А. Гречко. Причем к этой трудной «работе» он подключил А. Н. Косыгина, Д. Ф. Устинова и Ю. В. Андропова и, только заручившись их поддержкой, пошел на компромисс[880]. Причем, как уверяет Г. М. Корниенко, Л. И. Брежнев и Дж. Форд, которые «в то время уже не отличались остротой ума», долгое время никак не могли понять сути самого компромисса. Когда рабочие группы в очередной раз стали расходиться для проведения очередных консультаций, Г. Киссинджер с раздражением сказал ему, что, «похоже, оба наши босса слишком глупы, чтобы понять свои собственные выгоды».
Но в итоге искомый компромисс все же был найден. Суть его состояла в следующем: 1) наряду с межконтинентальными баллистическими ракетами наземного базирования и баллистическими ракетами на подводных лодках, ограничениям будут подлежать и тяжелые бомбардировщики; 2) каждая из сторон будет иметь право располагать суммарным количеством носителей стратегического оружия не более 2400 единиц, причем в случае оснащения бомбардировщика ракетами «воздух — земля» с дальностью свыше 600 км каждая такая ракета будет засчитываться как одна единица в этом суммарном количестве носителей; 3) в пределах 2400 единиц стороны свободны сами определять состав носителей стратегического оружия — МБР, БРПЛ или ТБ, — за исключением сохранения запрета на строительство новых пусковых установок МБР наземного базирования; 4) каждая из сторон будет иметь не более 1320 баллистических ракет наземного и морского базирования, оснащенных РГЧ; 5) в пределах этого количества стороны будут вправе сами определять типы и количества ракет, оснащаемых РГЧ.
Таким образом, по предложенному варианту компромисса американские ядерные средства передового базирования, как и ядерные средства Англии и Франции, снова оставлялись в стороне, что, конечно, было большой уступкой со стороны СССР. В то же время США в этом случае отступались от своего требования об ограничениях на советские тяжелые МБР, в том числе на их оснащение РГЧ. С учетом же возможности размещения на советских тяжелых МБР значительно большего числа РГЧ, чем на существовавших тогда типах американских МБР, это позволяло СССР при необходимости в значительной мере компенсировать наличие у США ядерных сил передового базирования и наличие ядерного оружия у союзников США.
После подписания этого соглашения второй день переговоров был целиком занят ближневосточной тематикой и подготовкой итогового коммюнике, где вновь была подтверждена «практическая ценность советско-американских встреч на высшем уровне и их исключительная важность в формировании новых отношений между СССР и США». В тот же день оба лидера, которые «сошлись достаточно близко», распрощались и засобирались домой. Причем перед отлетом в Вашингтон Дж. Форд подарил Л. И. Брежневу свою меховую куртку, сделанную из волчих шкур, которую советский лидер тут же, позируя фотокорреспондентам, надел на себя.
Увы, но вскоре после окончания Владивостокской встречи ситуация для президента Дж. Форда в самих США резко обострилась. С одной стороны, начались прямые нападки на «Владивостокский договор», а с другой стороны, 20 декабря Конгресс США одобрил закон о торговой реформе с пресловутой поправкой «Джексона — Веника», что вызвало крайне резкую реакцию Москвы, высказанную в личном послании Л. И. Брежнева Дж. Форду 25 декабря 1974 года. Но о том, как развивались советско-американские отношения со второй половины 1970-х годов, мы расскажем уже чуть ниже.
5. Восток — дело тонкое…
а) Советско-китайские отношения в середине 1960-х — середине 1970-х годов
Хорошо известно, что к моменту отставки Н. С. Хрущева и прихода к власти нового «триумвирата» между Москвой и Пекином сохранялось немало острых разногласий, связанных с разнообразными причинами, в том числе и с тем, что китайское руководство ни в каком качестве не желало играть роль младшего партнера СССР как внутри социалистического лагеря, так и на международной арене. «Великодержавные» претензии Пекина возрастали по мере ухудшения советско-китайских отношений, пик которых пришелся на первую половину 1960-х годов, о чем довольно подробно мы писали в нашей прошлой работе «Хрущевская слякоть»[881]. Более того, в целом ряде публикаций китайских ученых утверждается, что чуть ли не с весны 1962 года, когда из Синьцзян-Уйгурского автономного района в Советский Союз бежали 60 тыс. граждан КНР, началась некая «советско-китайская война». Хотя еще тогда специальная комиссия под началом главы Генерального штаба НОАК генерала армии Ло Жуйцина установила, что данный «инцидент» носил стихийный характер и «никакие советские учреждения не имели к нему никакого отношения»[882].
Между тем уже в марте 1963 года в главной партийной газете «Жэньминь Жибао» была опубликована крайне скандальная статья, в которой впервые, по сути, было заявлено о неравноправном характере Айгуньского и Пекинского пограничных договоров, подписанных царским правительством Александра II и правительством императора Ичжу в мае 1858 и в ноябре 1860 годов. За этой статьей вскоре последовала и официальная нота китайского правительства из 25 пунктов, которая была передана советскому послу С. В. Червоненко в июне 1963 года. Это был откровенно провокационный обвинительный документ, направленный против основных установок советской внутренней и внешней политики. Советское руководство ответило на эту китайскую ноту в таком же духе, а уже в июле 1963 года ряд китайских дипломатов были объявлены персонами нон грата и высланы из Москвы за антисоветскую агитацию и пропаганду. Вскоре после этих взаимных «любезностей» в феврале 1964 года состоялся Пленум ЦК, целиком одобривший доклад М. А. Суслова «О борьбе КПСС за сплочение международного коммунистического движения», где все китайское руководство было прямо обвинено в расколе «коммунистического движения и в империалистических амбициях, тщательно скрываемых за политикой помощи народам, борющимся против колониализма»[883]. Кроме того, в Москве столь открытую враждебную позицию Пекина расценили как прямое посягательство на территориальную целостность СССР, что впервые заставило высшее советское руководство крепко задуматься о существовании потенциальной военной угрозы со стороны «великого восточного соседа». Поэтому с лета 1963 года Москва не только усилила военные группировки на советско-китайской границе, в частности на территории Дальневосточного и Забайкальского военных округов, но и заключила специальное соглашение с Монголией об оказании ей помощи в укреплении южной границы с Китаем.
Вместе с тем вскоре Н. С. Хрущев поддержал предложение главы КНР Лю Шаоци о начале переговоров по уточнению линии государственной границы по реке Амур, которые были начаты в феврале 1964 года. Однако уже летом того же года они были заморожены по причине того, что в беседе с японскими журналистами Мао Цзэдун открыто заявил о возможности «предъявить СССР счет за территории к востоку от Байкала», которые были незаконно захвачены Российской империей 100 лет назад. Хотя официально Пекин и не выдвинул каких-то конкретных территориальных претензий к Москве, тем не менее она назвала это заявление великого кормчего «абсурдным»[884]. Между тем уже в октябре 1964 года, когда Китай произвел первое испытание собственной атомной бомбы, в официальном сообщении ИА «Синьхуа» было заявлено, что это испытание было произведено «во имя защиты суверенитета, против угроз США и великодержавности СССР»[885].
879
Александров-Агентов А.М. От Коллонтай до Горбачева. М., 1994; Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. М., 1996; Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1994; Корниенко Г.М. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001.
880
Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. М., 1996; Корниенко Г.М. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001.
881
Спицын Е.Ю. Хрущевская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах. М., 2019.
882
Галенович Ю.М. Взгляд на Россию из Китая. Прошлое и настоящее России и наших отношений с Китаем в трактовке китайских ученых. М., 2010; Балакин В.С., Сяоин Л. КНР и СССР в 1960-1980-е годы: от конфронтации к равноправному сотрудничеству // Вестник ЮУрГУ. Социально-гуманитарные науки. Т. 16. № 1. 2016.
883
РГАНИ. Ф. 2. Oп. 1. Д. 697–710; Капица М.С. КНР: три десятилетия — три политики. М., 1979; Борисов О.Б., Колосков Б.Т. Советско-китайские отношения. 1945–1980. М., 1980; Рахманин О.Б. Из истории отношений СССР и Китая (1917–1991). М., 1994.
884
Борисов О.Б., Колосков Б.Т. Советско-китайские отношения. 1945–1980. М., 1980; Бажанов Е.П. Китай и внешний мир. М., 1990.
885
Бажанов Е.П. Китай и внешний мир. М., 1990; Лавренов С.Я., Попов И.М. Советский союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003.