Страница 143 из 182
Как полагают целый ряд историков (В. Г. Трухановский, А. Д. Богатуров, В. В. Аверков, Е. А. Осипов[962]), наиболее важными группами противоречий в данной «корзине» были две. Первая определялась очень важными смысловыми различиями между провозглашенными принципом нерушимости границ и правом наций на самоопределение. На первом очень активно настаивал Советский Союз, имея в виду закрепление существовавших в Европе послевоенных границ. На втором — многие западные державы, желавшие закрепить принципиальную возможность объединения двух Германий на основе свободного волеизъявления всех немцев, в том числе проживавших на территории ГДР. Сугубо формально такая постановка вопроса не противоречила принципу нерушимости границ, так как нерушимость границ в тот период в западных столицах всегда понималась как неприемлемость их изменения посредством силы, однако это вовсе не означало их окончательной неизменности в принципе.
Вторая группа смысловых разногласий касалась проблем взаимоотношения принципа территориальной целостности государств к праву всех наций и народов распоряжаться своей судьбой. Первый закреплял территориальное единство каждого из подписавших данный акт государств, включая и те, где имелись сепаратистские тенденции: Великобритания, Югославия, СССР, Испания, Италия, Франция и Канада. Второй — принцип права народов распоряжаться своей судьбой — по смыслу был почти равнозначным праву наций на самоопределение, как его в свое время понимал американский президент Вудро Вильсон, выступавший за создание независимых национальных государств.
В целом эта Декларация была успехом линии на закрепление статус-кво в Европе. Она, конечно, не решала всех проблем в отношениях между Западом и Востоком, но в то же время отчасти повышала порог конфликтности в Европе и уменьшала вероятность обращения самих европейских держав к военной силе для урегулирования всех самых острых спорных вопросов. По сути, в Хельсинки была подписана общеевропейская конвенция о ненападении, гарантами которой стали четыре ядерные державы: СССР, США, Великобритания и Франция. К Декларации по смыслу примыкал и один раздел Заключительного акта, который назывался «Документ по мерам укрепления доверия и некоторым аспектам безопасности и разоружения». В нем раскрывалось содержание понятия «меры доверия», к наиболее важным из которых были отнесены: 1) взаимное предварительное уведомление о проведении крупных военных учений сухопутных войск или их передислокациях и 2) обмен в добровольном порядке и на взаимной основе военными наблюдателями, командируемыми на подобные учения.
Договоренности по «второй корзине» касались вопросов сотрудничества в сфере экономики, науки и техники и окружающей среды. В данном случае все страны — подписанты Хельсинкского акта согласились содействовать внедрению в торгово-экономические связи режима наибольшего благоприятствования, обмена новейшей научно-технической информацией и создания совместных экологических проектов. Между тем по настоянию Парижа, который вполне резонно опасался усиления экономических позиций ФРГ, ранее предложенные переговоры между ЕЭС и СЭВ, которые, по мнению французов, якобы могли «привнести блоковый характер в работу конференции», были заблокированы[963].
Однако наибольшее внимание во всем Заключительном акте было уделено договоренностям по «третьей корзине» — сотрудничеству в вопросах обеспечения гуманитарных и иных прав граждан, на чем особенно активно настаивали Париж и Вашингтон. Именно здесь была закреплена необходимость сближения подходов всех стран — участниц СБСЕ к правовому регулированию таких гуманитарных проблем, как право на воссоединение семей, разделенных государственными границами, вступление в брак по своему выбору, включая браки с иностранными гражданами, свободный выезд из своей страны и возвращение обратно и развитие международных связей. Особо оговаривалось взаимодействие в вопросах информационного обмена, свободы всей печатной прессы и свободного радиовещания, а также налаживании научных контактов и сотрудничества в области образования и культурных обменов.
В заключительных разделах Хельсинкского акта стороны выразили намерение углублять процесс «разрядки» и сделать его непрерывным и всесторонним. Было также решено продолжить общеевропейский процесс посредством дальнейшего регулярного проведения многосторонних встреч представителей всех европейских держав, США и Канады.
Надо сказать, что жаркие дискуссии по «третьей корзине» шли не только в кулуарах международных встреч и рабочих групп, готовивших Хельсинкский акт. Как уверяют ряд авторитетных мемуаристов, в частности А. Ф. Добрынин, острые баталии по данному вопросу шли в самом Политбюро ЦК[964]. Многие его члены считали неприемлемым «брать на себя международные обязательства», которые Москва всегда считала «внутренним делом». Особо резко на этот счет высказались Н. В. Подгорный, А. П. Кириленко, К. Т. Мазуров, Д. С. Полянский и Ф. Д. Кулаков и ряд других. Самому Л. И. Брежневу пришлось даже пойти на «компромисс», с которым на заключительном заседании Политбюро выступил А. А. Громыко. Суть его состояла в том, что в обмен на признание со стороны Запада всех послевоенных границ и нынешней политической карты Европы, которое было главным требованием Москвы, она была готова пойти навстречу по гуманитарным вопросам, не забывая, что в «каждом конкретном случае мы хозяева в своем собственном доме». Однако, как верно заметили тот же А. Ф. Добрынин, В. М. Фалин, Ю. А. Квицинский и многие другие видные мемуаристы, «на деле итоги Хельсинки во многом способствовали процессам либерализации» внутри всех соцстран, что «в конечном счете привело к коренным переменам в самих этих странах», что, увы, «явно недооценили Брежнев и его сподвижники»[965]. Поэтому вряд ли можно согласиться с мнением маститого французского философа и публициста Раймона Арона, который буквально за два дня до подписания Хельсинкского акта написал в ведущей газете «Фигаро», что «СБСЕ займет уникальное место в истории: никогда конференция не длилась так долго и не собирала такого огромного количества дипломатов, чтобы в итоге прийти к таким ничтожным результатам».
Кстати, во время Хельсинкского саммита у Л. И. Брежнева состоялось немало личных контактов с лидерами всех ведущих держав, в том числе с Дж. Фордом, с которым он дважды встречался 2 августа 1975 года. В центре внимания обеих встреч вновь оказались проблемы ограничения стратегических вооружений, о чем они договорились еще во время Владивостокской встречи. Однако развитие военной техники, в частности создание советского бомбардировщика Т-22М («Бэкфайер») и разработка американских крылатых ракет проекта BGM-109 («Томагавк»), не позволили достичь договоренностей по этому вопросу. Как позднее признавался сам президент Дж. Форд, это произошло из-за ужесточения позиции главы Пентагона Дж. Шлезингера и главы ОКНШ генерала Дж. Брауна[966]. Не нашел своего решения и главный вопрос о конкретной дате нового визита Л. И. Брежнева в США, хотя была достигнута договоренность о взаимных визитах А. А. Громыко и Г. Киссинджера в Вашингтон и в Москву в сентябре и декабре 1975 года.
Одним из итогов Хельсинкского саммита стала институционализация СБСЕ и превращение его в постоянно действующий орган, способный превратиться в постоянную площадку для ведения переговорного процесса двух мировых систем. Это решение, против которого активно выступали США, во многом стало возможным благодаря Москве и Парижу, активно поддержавшему саму эту идею, выдвинутую советской стороной еще в декабре 1972 года[967].
В соответствии с этим положением работа СБСЕ была продолжена, и уже 4 октября 1977-9 марта 1978 года состоялась Белградская встреча, где развернулась острая полемика по вопросам интерпретации договоренностей Хельсинкского акта. Для советской стороны в хельсинкских договоренностях главными были те из них, которые относились к «первой корзине», и потому советские эксперты предпочитали говорить о достижениях «разрядки» в военно-политической сфере. А для западных экспертов, напротив, главными стали вопросы, закрепленные в «третьей корзине», а посему они особо педалировали тему нарушения прав человека в социалистических странах и необходимости создания гарантий их реализации путем внесения поправок и изменений в национальные законодательства СССР и его восточноевропейских союзников даже несмотря на то, что 7 октября 1977 года в Советском Союзе была принята брежневская Конституция. Поэтому добиться каких-то реальных подвижек в отношениях двух мировых систем так и не удалось, и было решено продолжить этот разговор на новой конференции в Мадриде, которая была запланирована на осень 1980 года.
962
Трухановский В.Г. Мирное сосуществование в действии // Вопросы истории. 1974. № 10; Богатуров А.Д., Аверков В.В. История международных отношений. 1945–2008. М., 2010; Осипов Е.А. Франция и Хельсинкский заключительный акт // Международная жизнь. 2015. № 7.
963
Осипов Е.А. Франция и Хельсинкский заключительный акт // Международная жизнь. 2015. № 7.
964
Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. М., 1996.
965
Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. М., 1996; Фалин В.М. Без скидок на обстоятельства. М., 1999; Квицинский Ю.А. Время и случай. Заметки профессионала. М., 1999.
966
Ford G.R. A Time То Heal: The Autobiography of Gerald R. Ford. N.Y., 1979.
967
Громыко A.A. Памятное. Кн. 1. M., 1988; Осипов Е.А. Франция и Хельсинкский заключительный акт // Международная жизнь. 2015. № 7.