Бредущие сквозь Лабиринт

Он вздохнул поглубже. Напомнил себе ещё раз: он имеет дело с женщинами. Причём – пожилыми. С полным набором прочно устоявшихся «жизненных установок». То есть – штампов и стереотипов в мышлении и поведении. Когда разумные решения подменяют просто рефлексы: типа: «в такой вот ситуации я вела себя вот так, и это помогло! Почему же снова не попробовать этот проверенный вариант?!»

Ну и, разумеется, комплексы.

Которые присущи всем консерваторам. Которых очень трудно в чём-либо убедить. Или даже хотя бы попытаться это сделать.

Поэтому он просто повторил уже высказанные доводы:

– Мы уже обошли этот зал. Обыскали весьма тщательно. Вы видели что-нибудь похожее на источник воды? А пищи? Ну вот то-то. Поэтому если будем «просто сидеть здесь», как вы предлагаете, и ждать, когда «это безобразие прекратится само!», рискуем погибнуть через двое-трое суток. От обезвоживания.

Потому что здесь, как мне кажется, около двадцати пяти – двадцати шести по Цельсию. То есть – очень тепло. Чтоб мы даже обнажёнными, – Полина криво усмехнулась, Рахиль переглянулась с ней, Агнетта покраснела и на этот раз смогла удержать руку, снова автоматически дёрнувшуюся прикрыть то, что когда-то гордо именовалось грудью, а сейчас скорее напоминало обвисшие флаги, иногда колыхаемые ветром, и снова сердито поджала и без того тонкие губы, – не простудились.

Это, конечно, верно – иммунитет у нас, преста… э-э… пожилых людей – ослаблен. Так что подстраховочка, так сказать, не повредит. Но! При такой тропической температуре испарение с поверхности тела большое. Следовательно, если не хотим стать «вредными и несгибаемыми баранами», и показать потенциальным зрителям, какие мы принципиальные и… глупые – то сдохнем прямо здесь, никуда не двигаясь, буквально через пару дней. Лично я намерен всё же поискать.

– Чего же?

– Источников воды и пищи.

– И как вы их себе представляете?

Керк прикрыл на секунду глаза. Уж больно хотелось заорать на тупую суку: «откуда я могу знать, …банашка?!». Но сказал другое:

– Однажды я видел документальный, старый, фильм. Про то, как учёные-этологи (ну, это те, кто занимается изучением поведения: отдельных особей и групп животных) проводят свои эксперименты. Там в клетке подопытной особи всегда есть рычаг. Если животное верно выполнит то, чего дают ему для исполнения или решения учёные – ну, там, откроет какой-то замок, или пройдёт лабиринт, или просто верно решит какую-либо задачу – оно получит шарик белковой массы. Который выпадет в специальный лоток при нажатии на рычаг.

– А если не выполнит? – повисшую гнетущую тишину нарушила Полина.

Керк подумал, что из всех них она выглядит наиболее хорошо сохранившейся: тело аскетичного типа и лишь чуть усохло. И смотреть на поджарую и стройную, пусть и несколько плоскую фигуру куда приятней, чем на ламантинские жиры Агнетты.

– Если не выполнит – может хоть тысячу раз нажимать рычаг. Ничего не выпадет.

– Ну спасибо. – Агнетта теперь не могла решить, на ком зафиксировать злобно-обвиняющий взор, на Полине, или на Керке, – что сравнили меня с лабораторной крысой!

– У вас мания величия. Мы здесь все сейчас на положении этих самых крыс. Так что можете оставаться. Но то, что здесь никакого «рычага» нет, вы видели сами.

– Я никуда не пойду!

– Ну и ладно. – Керк снова пожал плечами, – Воля ваша. Однако, как сказал в такой же ситуации главный герой фильма «Хищники», – Я пойду. А присоединиться ко мне, или остаться здесь – каждая решит для себя сама. Насколько я знаю, это и называется демократия, – Рахель нервно хмыкнула, Полина как обычно промолчала, – Чао, Агнетта.

Агнетта теперь выразила неудовольствие раздуванием ноздрей и презрительным молчанием. Керк проигнорировал.

Убедившись, что прощальных напутствий не последует, он вполне вежливо кивнул. И не торопясь двинулся в первый слева тоннель, даже не оглянувшись, и не посмотрев ещё раз в остальные четыре разверстых зёва.

Однако когда он отдалился на сотню шагов от зала, в котором осталась-таки вредная старуха, уже явственно различал шлепки двух пар босых подошв за спиной.

Ему не нужно было поворачиваться, чтоб ещё раз на них взглянуть: он и так отлично помнил, как женщины выглядят.

Рахель – плотная статная женщина, в последние годы поднакопившая на том, что когда-то гордо звалось талией, излишнего жирка, ростом только на ладонь меньше, чем он сам, и немного ссутулившаяся, так, что на загривке образовался как бы горбик, – похоже, возникший всё же не слишком давно. Мощные ляжки. Таз, наверное, пятьдесят второго размера. Огненно-рыжие волосы, до сих пор пушистые и пышные, ниспадающие почти до пояса: женщина всё время отводила их со лба и лица, потому что заколоть или подвязать было просто нечем.

Полина: куда более миниатюрная – еле достающая ему до плеча, сухопарая, со всё ещё тонкой талией, но наметившимся отвисающим животиком, и тоже пышноволосая, брюнетка: крашенная, разумеется, как и все три оказавшихся с ним здесь, жертвы «шоу».

Они шли молча, даже не переговариваясь, и стараясь не отстать от него.

А приятно. Что он хоть кого-то «вразумил».

– Если вы думаете, что убедили меня хоть в чём-то насчёт этого места, вы сильно ошибаетесь, Керк.

– Вот как? Почему же тогда вы – со мной? – он старался идти не быстро. Знал, что и им это будет тяжко, и сам запыхается и вспотеет. А значит, потеряет больше влаги. Да и сердце… Уже не такое выносливое – может опять начать прихватывать. А это ни к чему.

– Лично я просто не хотела оставаться с этой стервой. Такие всегда считают себя – умнее всех. И что все им чем-то обязаны! И если кто-то не согласен с их мнением или жизненной позицией, готовы устроить буквально истерику. Или просто – убить… – надо же. Женщина, похоже, мыслит почти как сам Керк. – Вот чтоб меня не пилили противным визгливым голосом, или просто не придушили во сне, я и иду с вами. – Рахель вновь иронично хмыкнула.

– Полина? А вы?.. – Керк не договорил, но знал, что его поймут. Полина производила впечатление самой спокойной и уравновешенной женщины в их маленьком социуме. И если ситуация, в которой они оказались и шокировала её, внешне она этого никак не проявляла. Керк подумал, что сам он так не…

Ему всегда говорили, что шпионом, или игроком в покер ему не стать: мимика у него настолько выразительная!.. Да и ладно: он был рад, что всё-таки не позволил себе «истерить» и обвинять остальных во всех смертных грехах, как дама, оставшаяся позади.

– Я пошла отчасти потому же, почему и Рахель. – Керк почувствовал, даже не глядя, как женщины там, у него за спиной, переглянулись, – А ещё потому, что, вероятно, вы правы. Это – крысячий лабиринт. И если мы его решим – ну, то есть, пройдём, то получим и пищу и воду. И, быть может, даже свободу.

– Не хочу никого пугать, но свободу мы в любом случае вряд ли получим.

Учитывая, что и сам в свои шестьдесят девять находится не в лучшей форме, и ощущая, что одышка, и иглы, в последнее время всё чаще колющие в сердце, всё-таки взялись за старое, Керк ещё сбавил темп: не быстрее, чем при прогулке в парке. (Не хотелось бы всё-таки «откинуть копыта» до того, как они и правда – что-то здесь «решат» или «пройдут».) И сейчас он невольно оглянулся на говорящую.

Женщины теперь нагнали его и шли рядом: одна слева, другая – справа.

– Это почему, Рахель?

– Потому что: во-первых – мы смогли бы тогда рассказать о том, как нарушались наши гражданские права, – Керк невольно покачал головой, улыбнувшись в усы: точно: молодец. Мыслит трезво, и абсолютно схоже с ним и Полиной: циничная и трезвая рационалистка, так сказать, – А во-вторых, даже если мы не смогли бы рассказать обо всём по причине стирания памяти, мы – «расходуемый материал».

– Почему это? – Полина спросила, поняв, что Керк этого делать не собирается. Всё верно. Он давно догадался обо всём и сам, – Почему мы – расходуемый материал?

– Очень просто. Керк же уже сказал, что нас подобрали и поместили сюда не просто так. Вот если б вы, Полина, вдруг навсегда пропали оттуда – с поверхности земли! – кто побеспокоился бы об этом? И когда? Или хотя бы – заметил?