Грехи империи

Стайк закрыл глаза. Он знал, что боль ещё даже не началась. На исцеление уйдут месяцы, а когда он восстановится, стражники заставят его об этом пожалеть. До конца дней его ждёт бесконечный цикл побоев и ненависти. И у него нет ни одной здоровой руки, чтобы дать отпор.

Трудовой лагерь его не сломил, но это... это может.

− Что случилось с девчонкой, которую ты прихватил с собой? − спросил Владиар.

Стайк распахнул глаза. Владиар был совсем рядом, так близко, что Стайк учуял в его дыхании запах капусты. С лёгкой улыбкой Владиар похлопал Стайка по голове.

− Я её помню. А ещё помню, как ты сломал ногу моему кузену. Я найду эту девчонку. Приведу её сюда и отдам парням, а ты будешь сидеть и смотреть. Я перережу тебе связки на ногах и буду смеяться, когда ты попытаешься подползти к ней, чтобы помочь.

Стайк снова прикусил язык, подавляя боль. Сделал пару глубоких вдохов, и каждый мелкий порез отозвался на движение груди. Он был опустошён. У него ничего не осталось.

− Удачи, − прошептал он.

− Бездна, и что это должно означать?

Стайк откинул руку назад, едва не потеряв сознание от боли в колотой ране на плече. Может, его рука и бесполезна, но он всё ещё может двигаться. Ему удалось обхватить предплечьем шею Владиара и рывком прижать его к мраморному столу. Раздался хруст, Владиар всхлипнул и рухнул.

− Твою мать!

− Хватайте его.

Двое оставшихся охранников бросились действовать. Зак двинулся к Владиару, а Джеффрон ударил Стайка кулаком по ране на бедре. Тот охнул и покатился прямо к Джеффрону, отрываясь от стола с большей скоростью, чем ожидал. Джеффрон поймал его и почти устоял на ногах, но Стайк врезал ему лбом прямо между глаз. Охранник свалился как мешок с картошкой.

Стайк откинулся на спину, и стол заскрипел. Дыхание стало прерывистым и болезненным. Он перенёс весь свой вес на локоть, подобрал под себя ногу и сумел перекинуться через стол прямо на Зака, который как раз поднимался после осмотра Владиара. Оба свалились н пол, и Стайк ткнул подбородком сначала в один глаз Зака, затем в другой, не обращая внимания на то, что тот колотит его в грудь. Стайк ухитрился сжать горло противника действующими пальцами искалеченной руки и стискивал до тех пор, пока крики не превратились в бульканье.

Стайку понадобилось несколько мгновений, чтобы встать на ноги. Осознание, что дорога каждая секунда, заставило его преодолеть боль. От него ничего не осталось, он просто ходячий фарш. Единственная мысль, которая заставляла двигаться, − перебить всех охранников в этом проклятом месте, пока не останется никого, кто помнит о том, что он ушёл с Селиной.

Поднимаясь на ноги, он не смог сдержать стонов. В лазарете воцарился полный беспорядок. Владиар неподвижно лежал с окровавленной головой, Джеффрон время от времени дёргался, а Зак тихо булькал. Сет спрятался за койкой в другом конце комнаты. Стайк покачнулся, но ухватился искалеченной рукой за стол и кивнул доктору:

− Ни с места.

Он двигался медленно. Лазарет покинул в черепашьем темпе, по возможности опираясь на стену либо перенося вес на неповреждённую ногу. Время от времени он задумывался над тем, что вообще творит. Из «Доброго болота» не сбежать. В таком состоянии охрану точно не перебить. Его найдут за считанные минуты. Но эти мысли были мимолётны и несущественны. Он тащился дальше, оставляя багровый след, по длинным коридорам административного здания, мимо столовой для охранников и камер, где оформляют условно-досрочное освобождение, пока наконец не вышел через боковую дверь рядом с оградой.

Опереться было не на что, и ноги подкосились уже через несколько шагов. Стайк смягчил падение искалеченной рукой и несколько секунд пролежал неподвижно, прислушиваясь, не раздастся ли сигнал тревоги. Ночь была тихая, даже мирная, на болотах стрекотали сверчки. В «Добром болоте» был установлен строгий комендантский час, и охранники иногда расслаблялись за игрой в карты в своём бараке. Может, Стайку улыбнётся удача и удастся сбежать?

Боль была настолько сильной, что начался бред. Он вспомнил, как однажды его выбили из седла в самой гуще битвы, и он при падении крепко ударился головой. Вспомнил, как пытался прийти в себя в грязи, среди хаоса боя. Вокруг топали ноги и копыта, кто-то врезал ему по спине прикладом мушкета. Броня выдержала удар.

Что было дальше, он не помнил, но копыта стучали в голове так громко, словно он вернулся в сражение.

Он прищурился, отгоняя воспоминания, и сосредоточился на потрескавшейся деревянной ограде вокруг «Доброго болота». Затвердевший на солнце палисад трудового лагеря, закалённый на солнце, был высотой двадцать футов. Ни проломить, ни перелезть − не в его состоянии.

− Бен, почему ты меня бросил?

Стайк оглянулся. В дверях административного здания стояла Селина − или её образ − расставив ноги над кровавыми следами, которые он оставил.

− Я не бросал, − выдавил Стайк.

Он с усилием поднялся на искалеченной руке и потащился к ограде.

− Ты бросил меня, Бен.

− Нет, − настаивал он, продолжая двигаться. − Я забрал тебя отсюда. Это был один из немногих хороших поступков, которые я совершал в жизни, и тебе не отнять его у меня. Маленькая неблагодарная дрянь.

Что-то кольнуло в плече, и он сильно прикусил язык, прежде чем переставить вперёд ногу.

− Я не хотел, − пробормотал он. − Ты всегда была хорошим ребёнком. Я действительно оставил тебя, но оставил с друзьями. Олем позаботится о тебе. Отправит в школу. Он неплохой человек.

− Я не хочу быть с Олемом. Я хочу быть с тобой.

Стайк добрался палисада и хлопнул ладонью по его основанию. Оно было крепким и твёрдым. Не исключено, что ограда железная.

− Ну что же, − сказал он призрачной Селине. − Это хреново. Я застрял здесь навсегда, а ты выбралась.

− Я тебя вытащу.

Стайк поднял голову и опять оглянулся. Призрак исчез, но голос, который он только что слышал, звучал слишком реально. На глаза навернулись слёзы. Наверное, именно так сходят с ума. Где-то в лагере раздался крик, следом прозвучал сигнал тревоги. Стайк слегка улыбнулся. Его найдут в любой момент, и тогда...

Что-то тёплое коснулось его руки. Это было так неожиданно и пугающе, что он дёрнулся и ахнул от боли, вызванной резким движением. Он вгляделся в основание палисада и заметил брешь в толстых деревянных планках. Во мраке показалось, что он видит крошечное личико. Он моргнул, проклиная зрение, и опустил голову в холодную грязь.

Мозги могут сыграть злую шутку.

− Бен!

Стайк снова поднял голову. Маленькая ручка схватила его и потянула за пальцы.

− Бен, очнись!

− Селина?

− Выглядишь так себе, Бен.

Проклятье, это не лихорадка.

− Селина, тебе нужно уходить. Они обыскивают периметр, и если ты не уберёшься, тебя найдут и...

− Не волнуйся, − ответила Селина, похлопывая его по руке. − Я привела друзей.

Стайк издал нечто среднее между вздохом и смешком:

− У меня нет никаких друзей, Селина. Убирайся отсюда.

− Нет, есть, − настаивала она. − И они не в духе…

Стайк услышал вопль, а затем где-то чуть дальше палисад затрещал. Крики нарастали, загремели пистолетные выстрелы, перемежаясь мушкетными и карабинными. Селина вдруг исчезла, и Стайк слабо потянулся вперёд, ища её руку.

− Он здесь, внизу! − услышал он её крик. − С другой стороны ограды!

Стайк в замешательстве прислушивался к звону стали и воплям раненых. В один миг всё стихло и раздался приближающийся топот копыт. Он перекатился на спину и, прищурившись, пытался рассмотреть в темноте неясные фигуры. Кто мог за ним прийти? Тампо? Леди Флинт?

Фигуры соскочили с лошадей, и Стайк почувствовал, как его подняли сильные, но осторожные руки и прислонили спиной к палисаду. К его лицу поднесли факелы.

− Бездна, − сказал мужской голос. − Он бледен как призрак.

− Потерял много крови, − ответил другой.

− Серьёзно, посмотри на него. Я с трудом его узнаю.

− Кровь должна облегчить задачу, − съязвил кто-то ещё.