Рив и Ольга

Глава 4

Во время всей поездки Рив не понимал необходимость привязных ремней, скорость повозки была очень небольшой – меньше взлётной малого катера. Озадаченно переглянувшись с Ольгой, мальчик, впрочем, не задал логичный вопрос, просто пожав плечами. Автомобиль проехал по широкой ленте гладкой дороги, чем-то похожей на взлётно-посадочную полосу атмосферников, Рив хотел рассмотреть ландшафт окружающего мира, но внезапно его просто сморило – и он уснул. Как позже оказалось, задремала и Ольга, поэтому момент съезда с дороги под названием «автобан» они оба пропустили, как и въезд в новый для них город.

Очнулся Рив оттого, что его очень бережно взяли на руки. Это стало ещё одним сюрпризом для мальчика – его не стали будить, а просто решили перенести. После терапии и Рив, и Ольга похудели, поэтому весили килограммов по двадцать пять, но это тоже был вес, а тут… Увидев, что мальчик открыл глаза, герр Штиллер мягко улыбнулся.

– Потерпи немного, сынок, – попросил новый папа. – Сейчас уложу тебя, поспишь дальше.

– Да я, пожалуй, проснулся, – не очень уверенно ответил Рив, пытаясь глазами найти Ольгу, и, странное дело, его поняли.

– Рядом доченька наша, рядом, – голос новой мамы звучал очень ласково. – Не надо волноваться, никто вас не разлучит.

– Спасибо, – поблагодарил мальчик, как-то вдруг оказавшись на широкой лежанке, носившей название, как он теперь знал, «диван». Рядом с ним уложили и спящую Ольгу, которая во время перемещения в дом даже не проснулась.

– Сейчас отдохнёте, а потом будем кушать, – казалось, взрослые люди готовы сдувать с них пылинки, заставляя себя чувствовать очень странно – быть настолько важными для кого-то дети не привыкли.

Штиллеры действительно готовы были сдувать пылинки со своих чудом живых детей. Они оба понимали, что это не совсем правильно, но брать себя в руки не спешили – врачи очень хорошо объяснили взрослым всю пагубность чрезмерного оптимизма. Рак действительно ушёл, но теперь возникли другие проблемы – последствия терапии. Риву и Ольге категорически нельзя было нервничать, зато нужно было питаться по часам строго выверенной диетической пищей, небольшие отступления от диеты себе позволить можно было, но нечасто и под «прикрытием» медикаментов. В жизни семьи открывалась новая страница…

Желая поддержать детей, Штиллеры сами ели всё то же, что и они – недосоленный суп, паровые котлеты и кашу, запивая разбавленным соком. Это было не очень вкусно, но обоим детям необходимо, впрочем, они и не возражали. Рив и Ольга ели аккуратно, быстро, не разговаривая и не отвлекаясь от процесса, заставляя родителей переглядываться с некоторым удивлением. Дети скорее принимали пищу, как солдаты, чем ели, как обычно едят дети. Тем не менее герр Штиллер счёл нужным объяснить:

– Еда немного недосолена – это рекомендация кардиологов, – во время перемены блюд произнёс глава семьи. – Каши и котлеты тоже рекомендованы вам врачами.

– Всё очень вкусно и сытно, – благодарно кивнув, отозвался Рив. – Ограничения мы понимаем, не беспокойтесь.

– Нас можно называть на «ты», сынок, – мягко проговорила женщина, которую мальчик приучал себя звать «мамой».

– Хорошо, мама, – Рив сделал приятное фрау Штиллер, не ожидавшей, что ребёнок так быстро перестроится. – Какие у нас планы?

– У вас – после еды отдыхать, – улыбнулась женщина. – Наш папа съездит на работу – продлить отпуск, а я посижу с вами. Может быть, вы хотите посмотреть телевизор?

Увидев непонимание на лице детей, фрау Штиллер вздохнула. Мири и Лансу предстояло многое изучать с нуля. На данный момент оба ребёнка находились формально на больничном обучении, хотя в последние недели уроки в больничной школе не посещали, но теперь их надо было переоформлять на домашнее обучение, что в Германии было делом не самым простым, но решаемым.

После обеда Ольга попыталась встать со стула, но, видимо, её ноги имели своё мнение на этот счёт. Поймав взгляд напарницы, полный паники, Рив сполз со стула к её ногам, движением руки накладывая диагностику. Несмотря на то, что самые тяжёлые последствия удалось побороть, её «болячка» дел натворила достаточно, а так как Ольга помнила, что делают с неходячими, то испугалась. Фрау Штиллер кинулась к детям.

– Что случилось? – поинтересовалась женщина. – Болит что-то?

– Мири не может подняться, – тщательно контролируя поверхностные мысли женщины, сообщил Рив, решив про себя: если что, будет кошкой… или лягушкой… Перепрограммировать поведенческие параметры было делом несложным.

– Сейчас поможем доченьке… – мягко улыбнулась их новая мама, хотя в голове её царил страх. Да что там страх – женщина до ужаса испугалась за Ольгу. Взрослые люди всё чаще ставили в тупик детей, привыкших к совсем другому отношению. – Не надо бояться, хорошо?

– Хорошо, мама… – пискнула смотревшая во все глаза на маму Ольга. Такого отношения она себе даже в мечтах не представляла.

Бережно, как взведённую планетарную мину, фрау Штиллер перенесла свою дочь на диван, куда к Ольге присоединился и Рив. Мама махнула удлинённой чёрной коробочкой в сторону стены, осветившейся голубоватым светом. Оказалось, что это большой – метра полтора, если не два по диагонали – экран. Возникшее на нём изображение сразу же вызвало у детей интерес, но это был не обучающий фильм, а что-то необычное – какие-то нереальные, как будто нарисованные, фигурки животных гонялись друг за другом. Это было, пожалуй, интересно, но особых эмоций не вызывало.

– Вам не смешно? – поинтересовалась с улыбкой смотревшая в экран женщина.

– Честно говоря, нет, – вздохнул Рив. – Вот он напакостничал и убежал, разве это хорошо?

– Интересный вопрос, сынок, – внимательно посмотрела на мальчика фрау Штиллер. – Это, разумеется, плохо… Что бы вам хотелось посмотреть?

– Что-нибудь доброе… – тихо произнесла Ольга и была немедленно поглажена.

Старый, ещё ГДР-овский детский фильм совершенно увлёк улыбающихся детей, с интересом наблюдавших за развитием событий на экране, а вот их мама думала о том, что болезнь, а потом и смерть, пусть недолгая, переменили её малышей… Дети стали в чём-то взрослей, в чём-то младше, в чём-то наивней, а в чём-то и более серьёзными. Работала фрау Штиллер детским психиатром, в мистику не верила, зато верила в изменения психики больных детей и их родителей, отлично понимая, что, по её мнению, произошло с детьми. В полушутливом разговоре затронув тему смерти, женщина услышала именно то, что слышала от пациентов, готовых к тому, что скоро…

«Умирать совсем не страшно, мама, только очень холодно».

***

По мнению Рива, на данный момент проблемы было две: безопасность и состояние Ольги. На своё состояние мальчик привычно не обращал особого внимания – девочки чаще всего были слабее, поэтому нуждались в защите. Проблему безопасности Рив решил методом погружения в память родителей, пока они спали. Полевые методы предполагали подъём воспоминаний на поверхность, что было безопасно во сне, но могло вызвать вопросы вне оного. Доверять, в отличие от напарницы, он не спешил.

Память герра Штиллера хранила часть образов, которые юный курсант просто не понял, понимая, что нужен глобус и Ольга, ибо с земной географией у Рива было так себе. По крайней мере, мальчику, а Рив теперь был именно мальчиком, то есть ребёнком, понятно было одно: их не предадут. В памяти фрау Штиллер основными эмоциями были страх за жизнь Мири и какое-то чувство, идентифицируемое телом реципиента как любовь. Вывод был таким же: не предадут.

– Ну что? – поинтересовалась отлично выспавшаяся Ольга, несколько испуганная время от времени проявляющейся слабостью – в конвертер не хотелось никому.

– Не предадут! – начал с главного Рив. – Но вот остальное… Мы здесь дети, причём на середине детства, как трёхлетки. Они не знают ничего ни о магах, ни об аграх, ни об утилизации… При этом все вокруг – маги со спящим даром. Не магов я вообще ещё не видел.

– Ты и активных не видел, кроме нас, – хмыкнула девочка, сладко потягиваясь. – Помоги до сортира добраться, – попросила она.