Не сердись, человечек

Кина рассказывает, что произошло в нашей бригаде после моего отъезда. Вначале прошел слух, что вышла замуж. Потом — что я в больнице. Некоторые осуждали Жору, некоторые защищали. Сам же он стал говорить, не известно еще, от кого у меня ребенок. Тогда ребята — Огнян, Васо, Тасо — засекли его в гараже и поговорили с ним по-крупному, предупредив, что если он не женится на мне, то в следующий раз они будут говорить с ним иначе. Жора в ответ обругал их крепко, за что они накостыляли ему как следует, и он потом три дня не появлялся на работе. А затем был разговор с Дамяновым, после чего Жора и заявился ко мне, так что не по собственной воле он приезжал тогда в Сребырницу.

Вдруг ловлю себя на мысли, что я даже рада, что ребята поколотили Жору. Но только представила себе, как мог бить его Васо огромными своими кулаками — вдруг почувствовала неприязнь к Васо и ко всем остальным ребятам. Что за странное состояние?

Ухожу на кухню — слезы душат, мне ужасно жалко Жору, хотя и понимаю, что он предал меня. Поплакав еще немножко и поразмыслив над происшедшим, я прихожу к выводу, что Жора получил по заслугам. Мысль эта утешает меня. Успокаиваюсь, умываюсь холодной водой, чтобы никто не заметил, что я плакала, накладываю в одну тарелку котлеты, в другую — салат (для конспирации) и вхожу в гостиную. Вдруг тарелка с салатом выскальзывает, и я кричу сидящему прямо у входа Огняну:

— Жора, помоги!

Все умолкают и смотрят на меня, а я чувствую себя так, будто меня окатили с ног до головы кипятком. Затем вдруг несусь на кухню, хватаю сумку со своими вещами и бегу из квартиры.

— Мерзавцы! — слышу я истерический крик Гены и звон бьющейся посуды. — Все вы мерзавцы! И ты, и ты, и ты тоже! Все мужчины мерзавцы!

Затем звучит что-то невразумительное — какие-то слова вперемежку с рыданиями.

Уже на лестнице меня нагоняет Огнян, пытается что-то объяснить, но я не слушаю его и продолжаю спускаться вниз. У самого выхода останавливаюсь, поскольку слышу голос Гены, она тоже собралась ехать в Сребырницу.

А через несколько минут Кина везет нас обратно. По пути мы то и дело останавливаемся, потому что у Гены рвота. Ребята молчат. Я лежу на заднем сиденье, положив голову Матушке на колени.

После софийских приключений у меня начались неполадки, и мне назначили такой же режим, какой был когда-то у Милки.

Огнян приезжал дважды, но оба раза Матушка лгала ему (по моей просьбе), что меня перевели в другую больницу.

Лолов предупредил, что я не должна волноваться, иначе все кончится плохо. Вот и слушаю его: понемногу вяжу, понемногу читаю, словом, не перетруждаю себя и стараюсь не нервничать.

Теперь я думаю только о ребенке. Удивительные чувства испытываю: этот маленький неродившийся человечек заполнил всю меня бесконечной теплотой. Я не ощущаю уже прежнего одиночества, ибо знаю, что во мне живет существо, которое спасет меня и от одиночества, и от душевной стужи… Теперь-то я понимаю, почему многие старушки молятся не немощному богу, а богородице. Они молятся прежде всего матери, которая может понять их, ибо сама она тоже мать… Женщины-матери — те же богородицы, которые рожают себе по маленькому богу и молятся потом на него всю жизнь. Во мне сейчас мой бог, мой крест. Я распята на нем, я чувствую его под своим сердцем. И он будет во мне не только эти оставшиеся до родов полтора месяца, а всегда. И отныне мне предстоит нести этот крест до конца дней своих!..

Остается совсем немного до родов. Кина звонит мне постоянно, держит в курсе событий. Недавно сообщила, что Дамянов сказал, мол, если я вернусь на рудник, он даст мне самую лучшую квартиру в общежитии. А если Матушка тоже решится пойти к нам работать, он и ей поможет с жильем и яслями.

Что касается Матушки, она должна вот-вот родить. Не исключено, что родит двойню. И все же Матушка по-прежнему ходит за нами как за детьми. Сейчас помогает Гене, которая родила на прошлой неделе девочку. Слава богу, все обошлось благополучно, а то ведь Гена тоже чуть не выкинула, как Милка.

Когда мы возвратились из Софии, Гена долгое время молчала. И только дней десять спустя рассказала обо всем, что произошло у нее с Владовым.

Вначале Гена позвонила ему на работу, но новая секретарша — по голосу Гена узнала, что это была библиотекарша, — после паузы ответила, что его нет на работе, что он дома. Видимо, библиотекарша узнала Генин голос, потому и не захотела соединить. А поскольку у них с Владовым была договоренность, что Гена никогда не будет звонить ему домой, она вначале не решилась позвонить. Но потом все же набрала домашний номер. Трубку подняла жена Владова. В объединении говорили, что Владова жуткая мещанка и что Владов женился на ней по расчету: отец жены — большая шишка, и своей карьерой Владов обязан ему.

— Пожалуйста, Владова, — сказала Гена.

— Нет его, он на работе, — ответила законная жена.

— Секретарь сказала, что он дома.

— Кто сказал? — переспросила Владова, и не случайно: она знала, что Гена чуть картавит, вот и пошла на хитрость, решила удостовериться — она ли звонит?

— Секретарь.

Последовала пауза. Затем в трубке послышался злобный голос Владовой:

— Ты снова за свое взялась?

— Простите, не понимэ…

— Я те покажу «простите», — заверещала Владова. — Благородную из себя корчишь, прохвостка! Я тебя загоню туда, куда Макар телят не гонял, ясно тебе?

— Мне все ясно. А вот ты никак не можешь понять, что он не любит тебя, терпеть не может. Меня любит, запомни.

— Ты думаешь, если соблазнила этого наивного человека, так я сразу же побегу с ним разводиться? Брошу квартиру и побегу?

— Жаль, что у тебя не хватает мозгов понять простую истину: насильно мил не будешь. Если бы ты была умная женщина, то давно бы уже поняла это и не портила ему жизнь. Над тобой потешается все объединение.

— Но мы еще посмотрим, над кем будут потешаться в скором времени. Смеется тот, кто смеется последним! — крикнула Владова и бросила трубку.

Гене ничего не оставалось делать, как пойти на самый отчаянный поступок: поехать в объединение.

Чтобы пройти в кабинет Владова, надо было миновать комнату, в которой сидят работники планового отдела — целых пятнадцать человек. Когда Гена возникла на пороге, все стали расспрашивать ее, куда это она вдруг пропала так внезапно, и когда успела выйти замуж, и почему не известила об этом сотрудников. Гена не стала отвечать на вопросы, спросила лишь, на месте ли Владов. Ей сказали, что да, и она пошла, выставив вперед живот. А когда кто-то поинтересовался, откуда ее, Генин, парень, Гена молча кивнула на дверь Владова, и в комнате наступило гробовое молчание.

Когда она вошла в кабинет Владова, там тоже царила мертвая тишина.

Библиотекарша — видно, прибежала уведомить Владова о ее приходе — спросила:

— Да ты беременная?!

— А ты еще нет? — парировала Гена, после чего Владов пришел в себя и крикнул:

— Гена, закрой дверь!

— Зачем? У меня нет тайн! У тебя, надеюсь, тоже?

Библиотекарша моментально смекнула, что к чему, и вышла, закрыв за собой дверь.

— Гена, ты сошла с ума! — заявил Владов, подходя к ней. — Ты понимаешь, что ты творишь?!

— Я предупреждала тебя, что, если ты не сделаешь никаких выводов за то время, что я дала тебе, я буду действовать. Ведь прошло уже полтора месяца, а ты не удосужился даже позвонить.

— Но я не могу сейчас, понимаешь? — промямлил он.

— А зачем же тогда ты заставил меня рожать? — спросила Гена, припомнив ему его сказки о нерешительном характере.

— Геночка, пойми меня, вот посмотри! — молящим тоном произнес он, вытаскивая из стола какую-то бумагу. — Вот взгляни, меня назначили генеральным директором объединения. Ты представляешь, что будет, если именно сейчас вспыхнет скандал? Давай подождем немного.

— Ага, значит, карьера превыше всего! А как же — теплое местечко! Полный джентльменский набор: положение, жена, дети! — пришла в ярость Гена. — Значит, умыл руки, да? Ради карьеры жертвуешь мной, так получается? Только на этот раз ничего не выйдет, дорогой! Все знают, что ребенок от тебя! — закончила Гена и с треском распахнула дверь, чтобы плановики были в курсе происходящего. Но комната была пуста. Библиотекарша выполнила свои секретарские обязанности.