Предыстория

— Как в воду канул, — вздохнул Михель.

— Да, — прибавил Франц, — одного я не понимаю — как он, больной и битый, мог одолеть такого льва, как наш Обахт.

— Замолчите! — заорал Патш, начинавший догадываться о том, что произошло в камере, и клявший себя за то, что не послушался намека чиновника управления охраны порядка, — надо искать. Он не мог никуда деться. Проверьте по дороге все закоулки.

Замелькали факелы, на поиски Косы был поднят весь гарнизон цитадели, в каждом коридоре было оставлено только по одному часовому. Машина, поднятая тревогой, была пущен в ход.

Окостеневший, измученный человек вдруг очнулся на камне и увидел, что по стенам мелькают огни факелов и слышатся тревожные крики. Потом где-то вблизи ударила пушка.

«Тревога, меня ищут, — подумал он. — Ах, смерть-смертушка». И ему представились лица тюремщиков, допрос, вонючая и грязная камера — представились с такой яркостью, что он сразу встрепенулся.

«Нет, нет, все что угодно, только не это. Уж лучше разбиться, уж лучше со стены вниз головой, чем попасться опять им в руки». Лихорадочно обвязал он вокруг камня веревку (откуда силы взялись) и начал скользить по ней. Скольжение становилось все быстрее, — вот и конец веревки. Он повис и ощупал ногами стену. На ней был выступ, где можно было стать. Стоять, опять стоять. Нет, все что угодно. Он помедлил минуту и потом, одержимый бешеной жаждой свободы, такой жаждой, когда уже все равно — жить или умереть, бросился с высоты вниз.

Он упал сравнительно удачно, до земли было не так уж далеко, как он думал, к тому же заросшее болото смягчило падение. Он провалился, вылез, пополз вперед с бесстрашием пьяного. Тонкое чутье, знание болота (он был учителем в Жинском Краю — там, где он граничил с Болотной Боровиной), а также неустрашимость и быстрота помогли ему добраться до более сухого места. Тут он не выдержал и побежал, низко сгибаясь. Три раза проваливался он и, когда добежал до камышей, то был похож на животное от грязи, которая на нем налипла. Уже почти у самых камышей он увидел, как от башни Фомы оторвалась с надрывным шипением ракета и осветила болото, по которому он только что бежал. Коса бессознательно высунул язык и показал его крепости, а потом, одумавшись, бросился бежать в камыши.

Патш догадался, что беглец бежал по карнизу, но ужасался даже мысли об этом.

Когда ему сказал то же самое Франц, — он сначала выругался, но потом сказал задумчиво:

— Чтобы тут пробежать, надо обладать силой и ловкостью кошки.

Корнет сказал, что жажда спасения и на полумертвого оказывает влияние и прибавляет ему силы.

— Или отнимает их, — сказал Патш. В глубине души он был уверен, что беглец свалился или в месте, где карниз обрывался (таких мест он насчитал два, но мы уже знаем, что Коса миновал первое легко), или же упал с моста.

Он не верил, что человек может обладать такой выдержкой, чтобы карабкаться по всей стене и не попытаться спрыгнуть. Сначала он подумал, что надо обследовать три места, но потом вспомнил вопль сумасшедшего ночью и, не надеясь на успех, послал солдат и к башне святого Фомы. Остальным он велел искать у стен искалеченного или мертвого. Прошло полчаса, беглеца не нашли нигде, и только когда пустили ракету, один из зорких горцев-надсмотрщиков из Тироля увидел веревку и крикнул, указывая пальцем:

— Смотрите, он спускался здесь!

Тогда все понявший Патш приказал бить тревогу, брать собак и гнаться за Косой по горячим следам.

Косе было в это время трудно. Он растянул сухожилия, когда падал со стены, и нога теперь очень болела. С рукой было еще хуже. Болели ожоги на теле, а в камышах бежать было хотя и незаметно, но труднее. Берега скоро начали понижаться, вода начала булькать под ногами, вырываясь из-под ковра трав, тростник и камыш шелестели, он поминутно наталкивался на хрустевшие под ним гнилые ветки, черт знает откуда сюда попавшие. Они ломались, и он валился вниз головой в коричневую, как чай, воду. Коса двигался почти вплавь, а тут еще за спиной показались цепи факелов, послышались крики и лай собак. Они шли, взахлеб лая, как по следу за зайцем, но вот одна растерянно тявкнула, потеряв след его в воде. Из последних сил выбрался Коса на чистую воду. Он не надеялся на спасение. Черт возьми, на том берегу, на подъемном мосту — народ, охрана и под ним омут, вверх по течению плыть нельзя — оно здесь стремительное. Оставалось положиться на авось и плыть к мосту, надеясь, что попадешь на свободное от омутов место. Коса выбрался поближе к середине реки и поплыл, благословляя темноту. Течение было стремительным, и он плыл, почти не работая руками, плыл, спрятавшись до носа. Мост был опущен, и на нем были люди, но они, очевидно, не надеялись, что он может здесь появиться, и смотрели в сторону камышей, где все еще горели факелы и слышался заливистый лай ищеек.

Громада моста надвигалась стремительно, закрывая небо. Коса уже думал, что проскочил, как по ногам что-то ударило и его потянуло вниз.

Он рос на реке и помнил чей-то совет, что если уж ты попал в омут, то не надо сопротивляться, человек выбивается из сил, а так его может еще и выбросить ниже по течению. Правда, никто этого не пробовал на его веку, но так говорили старики. Он решил сделать именно так и, набрав воздуха и сложив руки, покорно отдался водовороту. Он не помнил, как долго шел книзу. Его швыряло, вертело, у него звенело в ушах, зеленые круги шли перед глазами. Потом, когда ему уже не хватало воздуха и он готов был задохнуться, — потащило куда-то в сторону, как ему казалось, в глубину, и потом, потом… Он даже сам не поверил, когда его голова вырвалась на поверхность.

Он был уже значительно ниже моста и мог считать себя в безопасности, но продолжал плыть с упорством, самого его удивившим. Вдалеке по-прежнему надрывно бухала пушка.

Восьмая глава

Сырой туман стоял над землею, и лошади оскальзывались на мокрой земле. Ян понял, что они въехали в лес, потому что карету стало швырять из стороны в сторону. Он удивлялся, как кучер находил дорогу в этой серой мгле. Экипаж трясло, и Паличка подскакивал в воздухе. Марчинский, сжатый их боками, мирно дремал, не просыпаясь даже от изощренных ругательств Палички.

Но все имеет свой конец, кончилась и езда. Они въехали на небольшую поляну, уютно укрытую кустами и деревьями. Туман немного рассеялся, были видны ближайшие деревья, карета противника и несколько человек возле нее.

Ян с интересом осматривался, точно все это было ему совсем неизвестно.

Двигались знакомые и будто незнакомые лица Палички, Штиппера, Гартмана.

Ян как во сне замечал все это. Потом поднялся крик, Штиппер начал вопить, что он принес рапиры одинакового образца, что это мошенничество. Спокойный голос Палички отвечал ему, что рапира такая же, длина и крепость одни и те же, просто его хозяин набил на ней руку и поэтому не хочет, чтобы…

— Так вы же говорили, что он не умеет фехтовать.

— А вам что, было бы приятнее убить желторотого?

— Милый мой, так это же мы из человеколюбия. Зачем вашему протеже трястись от страха, пусть он лучше спокойно проспит ночь и укрепит нервы.

Штиппер молча проглотил пилюлю, но тут попала вожжа под хвост самому Гаю Рингенау.

— Боюсь, — сказал он, — чтобы вам не пришлось драться со мной после него.

— Боюсь, что мне не придется этого делать за неимением противника, — отрезал Паличка. — Ну, хватит, ищите место.

Ян смотрел с недоумением. «Зачем, зачем это сейчас, — думал он, — ведь здесь люди готовятся к смерти. Зачем так мелочно перед величайшим из таинств человека? И зачем эта пустота, эти остроты?»

Он перевел взгляд в другую сторону, где косо упиралось верхушкой в землю огромное сломанное дерево. «Вот это да, — подумал он, — оно жило и множило ветви, стало могучим и сильным, шумело, играло с молниями как с ровней и от равного противника, а погибло в грозу тоже гордо и спокойно, и смерть его, наверное, потрясла весь лес». Он не мог оторвать от дерева глаз. Оно упало, видимо, недавно, комель с торчащими щепками был свежим и листья не успели завянуть. Оно было величественно. Когда же оно упало? «А, наверное, во время вчерашней грозы. Быть может, я переживу его только на день и ночь и на вот это серое утро. Ну что ж, пусть так». Ему было странно, что он не боится смерти, чувствует себя отрешенно и смотрит чужими глазами, как со стороны, на свое тело. Он согнул палец и с любопытством посмотрел на него. Нет, это пока его тело, он легко может им двигать. Потом мысли перешли на другое, и он вдруг повторил: «Я, я-а, что такое я? Почему не было времени подумать об этом. Я-а. Бакалавр Ян Вар… ах, нет, нет, должно быть, что-то гораздо глубже. Всё это скорлупа, а вот кто такой Ян Вар, почему Ян Ва-ар, смотрящий со стороны на самого себя. Нет, это не то. Я — это что-то очень глубокое. Я-а», — повторил он погромче.