Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 17

Я шёл дальше и увидел круглую будку ларька Газированная вода Мосминвод с выставленными пол-литровыми бутылками коричневого стекла газировки Бадаевского завода. Рядом стояли графины с сиропом. Вишнёвый, малиновый, клубничный. Тут же прейскурант цен. Розничная цена за пол-литровую бутылку фруктовой воды Московского завода им. Бадаева была 1 рубль. Без стоимости бутылки. Со стоимостью бутылки – 1 руб. 50 коп. Бутылку возвращаешь – возвращается полтинник. Вишнёвая, малиновая, клубничная. А можно было взять стакан лимонада из никелированного аппарата с сиропом. Прейскурант цен провозглашал, что стакан газированной воды без сиропа стоил 5 копеек. Стакан газировки на 200 кубических сантиметров с 10 долями сиропа стоил 17 копеек, с 20 кубиками сиропа стоил 30 копеек и стакан с 40 кубиками сиропа – 55 копеек. Сироп накладывался мерной ложечкой, а газировка наливалась из хромированного краника под давлением. Да, в СССР ещё не пришло время автоматов с газированной водой. Всё пока было ручным. Вплоть до управления гражданами. Как бы то ни было, но и сейчас столько всего автоматизировано, заимствовано, подсмотрено, а управление гражданами так и осталось ручным. Из Кремля. На поводке.

Качественные стандарты производства безалкогольных напитков тоже были привезены Микояном из США. Советский Союз и сам производил большое количество фруктовых вод, но качество их не было равноценным. И в разных частях страны оно было неодинаковым. А увидев, как этот вопрос решают американцы, Микоян внедрил этот механизм в СССР. В Америке в каждой фирме делался свой экстракт одного и того же качества, а потом развозился по стране. Полностью изучив процесс производства кока-колы, но за неимением необходимых денежных средств, чтобы наладить её производство в Советском Союзе, Микоян развернул производство стандартного вкуснейшего лимонада и русского кваса.

Демонстративно выпяченные бока бутылок с газировкой Бадаевского завода заманчиво сверкали на солнце. Московскому Трёхгорному заводу – этому старейшему, ещё до революции созданному, пивоваренному товариществу России – в советское время было прилеплено имя Бадаева. Вот, молодцы! Наверное, это знаменитый пивовар России, или учёный-химик, или один из учредителей знаменитого товарищества на паях. Здорово! Вот так и надо закреплять правильные имена в истории. Только так и следует сеять в головы своих граждан разумное, доброе, вечное. Шик-блеск, тру-ля-ля! Как говорили известные советские авиаконструкторы, когда заканчивали очередной проект. Ну, только всё немного не так. Совсем не так. Просто насквозь и вдребезги не так. По первой своей профессии слесарь Бадаев был сподвижником Ленина и успешным агитатором в Рабочую Партию большевиков, а по второй своей профессии – председателем Президиума Верховного Совета РСФСР и… профессиональным алкоголиком. В 1943 году, возглавляя советскую делегацию в Монголии, Бадаев беспробудно пьянствовал, как сказано в решении Политбюро ВКП(б) о его отстранении, будучи пьяным, терял чувство всякого личного достоинства и в своем антиморальном поведении опускался до того, что неоднократно приставал к женщинам и требовал, чтобы доставили ему баб для разврата. Такой вот нефильтрованный Францисканер был советского разлива.

Пока я размышлял, что мне взять – бутылку вишнёвой развратного Бадаевского, оглушить её на месте, вернуть пустую и получить обратно полтинник, или не мудрить и взять просто стакан лимонада с сиропом, набежала ребятня. Трое мальчишек с босыми ногами. Загорелые. Двое в рубашках и портках, а третий без рубашки и в шортах. Лет по десять-двенадцать каждому. Стали галдеть и наперебой кричать:

– Толяпа, гадом буду, вынай свою мелочь, жмот!

– Костян, считай, чтоб ещё на мороженое хватило.

Когда стало ясно, что у ребят не хватает и на воду, и на мороженое, я вмешался и спросил:

– Сколько не хватает, ребята?

– Тридцать копеек, – ответил Костян-математик.

– Держите, – протянул я мелочь. – И вы, когда подрастёте тоже поможете кому-нибудь.

– Пасиб, дядь! Тёть, нам два вишнёвой и стакан малиновой за тридцать.

Вот также и мы в детстве, когда возвращались с тренировки на стадионе Торпедо на Автозаводской, заходили выпить молочные коктейли. И однажды не хватало тридцати копеек. Случайный дядя протянул тогда их со словами:

– Сколько не хватает, ребята? Держите, и вы, когда подрастёте тоже поможете кому-нибудь.

Надо же – всё возвращается. И слова те же самые.

– Ребята, а вы случаем не с Автозаводской? – спросил я наугад, проверяя теорию с может быть и не случайным дядей.

– С Автозаводской. А вы откуда знаете? – уставились на меня мальчишки.

– Ну, так я узнаю торпедовцев. – ответил я. – Мне тоже, пожалуйста, стакан вишнёвой.

– За тридцать копеек? – спросила тётя в белом халате.





Я кивнул и стал смотреть, как продавщица мерной ложечкой на 20 кубиков зачерпывает полную порцию сиропа из графина, а затем пускает в стакан струю вспененной газированной воды из никелированного краника-барашка. Потрясающе! Вот это технологии. Стаканы гранёные какие интересные. Я таких не видел никогда. Разве что на картине «Утренний натюрморт» Петрова-Водкина. 12-гранный стакан был без гладкого кольца по окружности края, к которому мы все привыкли. Непривычно и прикольно было держать такой стакан в руке. Как стеклянная гранёная втулка, только с дном. Ну, конечно, мухинский гранёный стакан появится только в конце 40-х годов. Да, та самая советская скульпторша Мухина, которая автор знаменитой ар-деко композиции Рабочий и Колхозница, увлечётся стеклом и спроектирует привычный нам гранёный стакан с гладким ободом для питья. Только это произойдёт лет так через десять.

Мы вчетвером стояли, пили газировку, и пузырьки выходили у нас из носа, как в детстве.

– Я сам в вашем возрасте тренировался на Торпедо, – на радостях от веселящих пузырьков брякнул я.

– Вы в нашем возрасте были до революции, а Торпедо тогда не было, – многозначительно после небольшой паузы сказал Костян-математик. И ребята дружно уставились на меня.

Вот, балбес, подумал я про себя. Ну, кто тебя за язык тянул? Тренировался он на Торпедо! Торпедоносец, хренов! Отвечай теперь что-нибудь, футболист.

– Конечно не было! – рассмеялся я. – Но мы мечтали о Торпедо! До революции… В вашем возрасте… А когда повзрослели уже приходили взрослыми на стадион мяч покатать.

Только тётя-продавщица с железными зубами и белом халате как-то подозрительно на меня посмотрела.

– А что, ребята, ещё по стакашке? За Торпедо! Я угощаю. Три вишнёвых и один малиновый, пожалуйста, – попросил я. – Ох, вкуснотища!

И тётя взглядом подобрела.

– Один из этих пацанов, наверное, и будет тем неслучайным дядей из моего детства. Может Толяпа, может этот Костян-математик, а может третий-молчун. Точно. Дядька из моего детства назвал тогда стакан стакашкой. Я запомнил и с того времени иногда так говорю, – подумал я и озадачился. – Так получается я запрограммирован сюда прийти? Ведь, эти 30 копеек с меня отсюда начинаются.

Мимо нас проходили девушки в ситцевых платьицах парами. Все обязательно в белых носочках. Вот только лица не московские. Вот не московские и всё тут! На всех московских с головы до пяток лежит особый отпечаток. Классик немножко по-другому высказался, но мне со школы так запомнилось. Прокатывали мимо застеклённые передвижные тележки-прилавки на колёсах. Комбинат питания. Кондитерские изделия. На всех висели деревянные счёты. И толкали их трудовые дяди и тёти в белых халатах. Некоторым толкать помогали босоногие мальчишки.

– Наши с легавыми завтра играют, – сказал Толяпа, отрываясь от стакана.

– Легавые – это динамовцы? – спросил я.

– Ну, да.

– Пойдёте смотреть?

– Не, они на Центральном Динамо играют – нас так просто не пустят.

Толяпа, Костян и Молчун, напившись газировки, поблагодарили меня – Пасиб, дядь, – побежали дальше. Я отсчитал и протянул тёте рубль двадцать без сдачи и тоже отправился следом.