Страница 22 из 23
— Боже, благодарю тебя! Не зря шла, нашла, спокойно здесь, — вслух произнесла Мелана.
— Что, девонька, потрепала тебя жизнь, отдохни, успокойся.
Рядом кто-то присел, судя по голосу — старушка, наверное монахиня этого монастыря. Но Милке совсем не хотелось открывать глаза и поддерживать разговор. Она молчала, не меняя своей позы. Именно здесь ей действительно стало спокойнее внутри, будто защита уже стоит сама и поддерживать её своими силами не нужно. Хотелось расслабиться и заснуть, прямо здесь, прямо на лавочке, не обращая ни на кого внимания.
Мила расположилась поудобнее, почувствовала спиной твердые крепкие рейки скамейки и отключилась. Вместо привычных блужданий по коридорам и напряжения, сон обнял Меланью пушистыми клубами белого облака. Сначала девушка напряглась, ожидая какой-нибудь засады, но потом, вспомнив в каком месте она спит, полностью расслабилась. Так хорошо. Безопасно. По-доброму.
Вдали она видела золотой диск солнца, а его лучики тянулись к ней, желая потрогать неожиданную гостью. Мила медленно ступала по пружинистым облакам и осматривалась. Вокруг не было никого, она совершенно одна. Облака постоянно двигались, меняя форму, то загораживая, то снова пропуская солнечный свет. Завороженная этими непрекращающимися метаморфозами, девушка любовалась местом, в которое попала. Такого на земле не встретишь, неужели она в раю? На ад точно не похоже. Но почему нет родных? Почему вообще никого нет? Странно.
Рядом на плотный изгиб белой дымки села птичка. Она была небольшая, как синичка, только перья у неё были полностью белыми. Птичка смотрела на девушку, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Потом взлетела, покружилась вокруг и села Милке на плечо. Только сейчас Меланья обратила внимания, что она совсем босая и одета в длинную белую сорочку. Волосы распущены по плечам. Птичка щебетала, прямо возле уха, и Миле казалось, что она её понимает. Птичка просила не стоять долго, а идти вперёд. Меланья пошла.
Она шла и шла, стараясь не останавливаться. Птичка на плече не замолкала ни на секунду, а уж если Мила решала передохнуть и замедляла шаг, то эта неистовая невеличка дергала клювом за мочку уха.
«Странная какая-то?» — думала Милка, — «Вроде беленькая, к месту, а ведёт себя совсем неподобающе, тут тишине быть должно».
Стараясь не спугнуть громкую певунью, Мелана медленно приблизила к ней руку, осторожно одним пальцем погладила по гладким перьям, а потом резко схватила в кулак. Птичка такого не ожидала, она испуганно вертела головой во все стороны и вопила, что есть сил.
— Сейчас я тебя отпущу, — спокойно говорила ей Меланья, осматривая спинку, грудку и крылышки. Когда девушка захотела развернуть крыло, то увидела между перьев знакомую, пугающую ночами черноту. Птица поняла, что её раскрыли, она стала стремительно увеличиваться в размерах и превращаться в настоящего ворона с огромным клювом и острыми когтями. Милка выпустила его из рук, упала на белое облако и насколько могла вжалась в его мягкие клубы, пытаясь спрятаться.
— Кар-кар, — ворон прекрасно её видел, он сделал два больших круга, а потом стремительно полетел вниз, целясь когтями и клювом прямо в лицо.
Чем закончится этот сон, Мила досматривать не захотела. Она быстро проснулась и, тяжело дыша после кошмара, огляделась по сторонам. Рядом с ней сидела всё та же старушка-монахиня.
«Интересно, сколько же я спала?» — девушка полезла в сумку за телефоном, чтобы посмотреть время.
— Проснулась? — не поворачивая головы, спросила старушка.
— Да, — коротко ответила Мила.
— Отдохнула хоть?
Милка внимательно посмотрела на свою соседку по скамейке и только сейчас поняла, что та совершенно слепая. Лицо её было всё покрыто морщинами, глаза открыты, но зрачки с белёсой радужкой, смотрели в одну точку.
— Извините, я не из вашего монастыря, — встав со скамьи, Мелана собралась уходить.
— Я знаю, — ответила старушка и добавила, — я просто хотела сказать тебе, если здесь тебе легче становится, то не чурайся. В любое время приходи. Силы подкопишь, а там глядишь и справишься со всеми невзгодами. Храни тебя Бог!
Мила не знала, что ответить старушке, да и хотела ли отвечать? Но то, что сил у неё добавилось, с тем не поспоришь. Часы показывали, что она спала час с небольшим. За время блуждания по облакам немного отдохнула. Беспокоил её чёрный ворон во сне, надо же и сюда добрались, нигде покоя ей не дают. А как обмануть то хотели — белой птичкой. Милка про себя усмехнулась. Место намоленное, но бдительности терять не стоит.
— Спаси тебя Бог! — в порыве благодарности ответила она старушке и бодрым шагом отправилась к воротам.
* * *
Уже две недели Меланья ежедневно ездила в отдалённый от Сухиничей монастырь отсыпаться. Сил действительно становилось больше. Теперь она могла ночью не ложиться вообще, чтобы не видеть этого чёрного мужчину и не испытывать леденящий ужас, от его холодного взгляда. Но и днём до неё постоянно старались дотянуться. Прогулки по облакам юная ведьма закончила. Теперь, вместо того, чтобы идти, она садилась на колени и просто смотрела на золотой диск солнца, моля о прощении. В глубине сердца ей казалось, что нужно делать именно так, и предчувствие её не обмануло.
— А ты не хочешь с нашей матушкой познакомиться? — спросила как-то Милу старушка.
Эта слепая монахиня волшебным образом всегда оказывалась рядом с девушкой после пробуждения. Мелана старалась не шуметь, меняла места своего сна, уходила глубже в деревья и спала сидя на земле, опершись о ствол. Но даже там старуха её находила и задавала свои ничего не значащие вопросы. То спрашивала о самочувствии. То интересовалась о завтрашнем дне. То рассказывала что-то своё. Милку удивляло, что старушка ни разу не спросила чья и откуда девушка, зачем и почему она сюда приезжает. Будто это было совсем неважно, важнее пустая ерунда.
— А кто ваша матушка? — решила она просто поддержать разговор.
— Игуменья Серафима. Наидобрейшей души человек. Пойдёшь к ней с вопросом, без ответа не выйдешь. И даже если она сама не даст тебе ответ, то сердце твоё точно поймёт, что правильно.
— Спасибо, за совет, — задумчиво произнесла Меланья. Она и впрямь подумала, а что если сходить к матушке, вдруг, хоть путь покажется, надоело уже без цели маяться. — Бабушка, а тебя то саму как зовут?
— Монахиня Василиса. По простому Васса, — улыбнулась беззубым ртом старушка.
— Васса, — переспросила Милка, — а ты давно в этом монастыре монахиней?
— Давно, лет уж двадцать точно здесь обитаю. Сначала трудницей сюда пришла, а потом в послушницы и дальше. Покой я здесь нашла, да и чувствую, что не зря жизнь прожила, помирать уж не страшно.
Мила молчала, боясь спросить, но спросить очень хотелось.
— Бабушка, а у тебя в миру раньше не было подруги Марфы?
Вопрос повис в воздухе, будто, вырвавшись наружу, он на мгновение остановил время.
— А я то думаю, чего это меня к тебе так тянет. Будто что-то знакомое, а что забыла. Это ж Марфина доброта. Только она так греть умела. Вроде и молча сидит, или ругает даже, а тепло от неё такое, аж душа поёт. Тепло её у тебя, внучка ты Марфина, верно говорю?
— Верно, — Мелана снова села рядом со старушкой. Это же та самая Васса, хозяйка черной книги, которую она у бабули нашла. Тогда она у всех спрашивала, хотела найти эту женщину, но никто ничего не знал. А теперь сама к ней пришла. Вот судьба.
— Ну раз так, то рассказывай, жива ли Марфушка? — Васса приготовилась слушать, но Милка её сразу расстроила.
— Бабушка уже двенадцать лет как на кладбище, она же тогда в больнице сына нашла, а после потеряла. Винила себя очень, заболела, не поднялась.
— Горе, горе, — тихо прошептала Василиса. — Царствие ей небесное. У всех свой путь. Не долго она ходила, ну да ладно, как Галюня? Она же мамка твоя?
— Мама тоже умерла, — от перечисления смертей у Милы потекли слёзы. Стало невыносимо жалко родных, один папка остался.