Страница 4 из 7
— Она появится ночью, — сказала в конце концов Жанна, — В прошлый раз она появилась ночью.
Что ж, ничего не оставалось, как пойти спать и назначить поочередно дежурство.
Ответы, рождающие новые вопросы
Около четырех утра Жанна разбудила Анну.
— Она вернулась! Магия! Но ты только посмотри!
Кто-то рвался к ним в дом. За окном опять грохотало побоище.
— Ты отправила…
Но тут под особо сильным ударом дверь поддалась, и к ним вломились двое здоровенных работяг, одного из которых как раз пытался вчера укусить паренёк.
— Невидимость! — прокричала Жанна
И обе девушки исчезли.
Работяги, разочарованно убедившись, что в комнате никого нет, переглянулись. Лица их одновременно исказила ненависть, кулаки сжались, и они набросились друг на друга.
— Замрите, — сказала Жанна
И оба они замерли с занесёнными кулаками.
— Хочу спросить их…
— Только голос, отомрите!
И оба драчуна все в тех же неудобных позах открыли свои рты и начали одновременно орать друг на друга.
— Замрите!
— Только ты. Только голос. Отомри! — приказала Жанна одному из них.
Теперь орал только один из них, и из воплей его было понятно, что второй пытался флиртовать с его женой.
— Замри!
— Чтобы что-то спросить, тебе нужно было включить и слух, — заметила Анна, — Но в целом все понятно. Не поделили женщину.
— Причем у нас дома.
— Они мне все ужас как надоели.
— Ты права. Нам лучше лететь к Линде. В смысле, к статуе.
И они взмыли в воздух.
— Только знаешь что… — Анна взмахнула рукой, и у обеих фей на спине появилось по рюкзачку, — это парашюты. На случай, если магия внезапно кончится.
Торговый центр в полпятого утра, на удивление, оказался закрыт. В окрестностях его группка людей мутузила друг друга.
— Смотри, здесь есть печная труба!
— В этом ледяном замке? Это больше похоже на ловушку для ведьм.
— Тогда… войдём как все нормальные люди, через главный вход.
Хрустальные ворота главного входа не сразу, но все же поддались их магии. Анна взломала Запирающее заклинание. Однако теперь она думала, что сделала это, возможно, зря. Кто бы ни заколдовал эти ворота, он уже знал, что они здесь.
Девушки поспешили к статуе.
Положили ладони на фигуру Линды и пропели заклинание подобия.
Статуя начала приобретать краски
Она становилась похожа на Линду, такую, какой они ее видели в школе. Постепенно стали проступать и предметы вокруг нее. Статуя окончательно превратилась в Линду в длинной ночной рубашке и улеглась на проявившуюся кровать. Она спала в большой зале с высокими сводами.
— Войти в ее глаза? Я хочу посмотреть, что там, у нее в комнате. Особенно вон на том столике, — сказала Жанна.
На столике лежали бумаги, шкатулки, склянки, магические предметы. Каждая фея сама решает, как будет выглядеть ее магический арсенал, так что понять, что там, на взгляд было невозможно.
— Войти в глаза феи? Не думаю, что это хорошая идея. К тому же, она спит.
— Да. Да и вообще, правильнее было бы заняться Ставросом.
Они пропели отменяющее заклинание, и статуя Линды опять стала статуей. А потом положили руки на фигуру Единорога.
Ставрос не спал, а бродил в саду.
— Голоса в голове?
— Давай.
И Анна зашептала ему в ухо. Ставрос удивленно замотал головой, пытаясь понять, откуда идет голос. Анна пошептала еще, он кивнул, повернулся, и девушки увидели красивый белый замок, окруженный высокой крепостной стеной и рвом с водой. Ставрос направился туда, перешел ров по изящному мостику, вошел в ворота. Проскакал мимо леса, и, наконец, вошел внутрь. Прошел по длинному переходу с колоннами, остановился у незаметной двери. Открыл ее головой и оказался в той самой комнате со сводчатым потолком, которую они только что видели. На большой кровати все также спала Линда.
Анна пошептала еще, и Ставрос подошел к столику. Среди множества магических предметов лежали бумаги. Сверху лежало изображение планеты — вид сверху, южная часть, там, где лавовые потоки и фабрики. Девушки видели эту картину вживую, пролетая над планетой несколько дней назад. К нескольким фабрикам от руки были нарисованы стрелки с восклицательными знаками, и к одной — с вопросительным.
Ставрос сдвинул носом верхний листок, потом еще один. Там были еще карты фабрик, с разных сторон и более подробные. Под ними обнаружилась табличка со списком планет, и каждой соответствовало несколько чисел.
Может, все это и было ответом на вопросы. Вот только на какие?
И тут Линда проснулась.
— Ставрос… Что ты здесь делаешь? Ночное безумие опять добралось до сада? Ох.
Линда встала, потянулась спросонья, подошла к тумбочке, взяла две самые большие и красивые склянки и чашу и начала смешивать эликсир.
— Это только твоя вина, Ставрос, только твоя. Разве так сложно было просто заглянуть на Мантрению и погулять там, всего-то полчаса? Нет, тебе понадобилось лететь за тысячу световых лет, на эту планету фей. И что теперь? Репейник войны уничтожен. А если даже и вырастет, феи сами разберутся с ним. И ты ведь знаешь, сколько времени теперь нужно, чтобы вырастить новый… Энергии мало, фабрики не справляются. И мне ведь тоже нужно хоть немного спать!
Говоря это, Линда добавляла все новых и новых ингредиентов из многочисленных баночек в чашу, вызывая в ней самые разнообразные реакции, от смены цвета, бурления и шипения до разбрызгивания пылающих искр.
Ставрос отошел подальше, Линду же, похоже, это никак не беспокоило. В конце концов, она взяла пуховочку, на другом конце которой торчала игла. Привычным движением уколола свой палец и выдавила капельку крови в чашу. Жидкость в ней тут же превратилась в густой белый туман — и тут все пропало.
Статуи снова стали просто статуями. Магия выключилась.
Девушки попробовали и то, и это, и убедились в том, что магии больше нет. Опять.
— Да, магия выключилась. Но не у них, — сказала Анна и кивнула головой в сторону окна, — у них по утрам начинается какая-то другая, неподвластная нам медицинская магия.
— Магия исправления ошибок, назвала бы я ее.
— Ошибок, которые они повторяют снова и снова.
За окнами уже стало совсем светло, и было видно, как приехал панцирь, такой же, как вчера, а дерущиеся уже не дрались, а выстраивались в очередь.
— Нда. И что ты скажешь о Линде и Ставросе? Ты что-нибудь поняла?
— Только то, что она, похоже, и правда управляет этой планетой. Не жалея даже собственной крови.
— И «репейника войны».
— Что это такое? Это не тот самый, что ты уничтожила тогда?
— Наверное…
— А что за зелье она творила? Похоже, она хотела остановить … «ночное безумие», так ведь она его назвала?
— И безумие правда остановилось.
— Как и магия.
— Подожди… может, она и правда каким-то образом перенаправляет всю магию планеты на лечение этих сумасшедших? Но тогда она сильнейшая из фей. Я не знаю никого, кому удалось бы управлять магией целой планеты в одиночку.
— А когда она засыпает, все опять начинают драться!
— Тогда… я думаю, мы должны помочь ей!
— Вот только эта история про «репейник войны»… И не забывай, что Единорог убежал от нее. Он ее не любит. А Единороги самые чувствительные к добру и злу создания в мире.
— Ладно. Мы еще подумаем об этом. Что нам сейчас надо сделать, это убраться отсюда. Мы сломали запирающее заклинание ворот, и это точно скоро будет обнаружено. И еще надо отправить комету на Алфею…
Но магии для этого опять уже не было. Они оседлали свои флайроллеры и помчались назад, в их домик. Пролетая над берегом, они видели множество панцирей, собирающих бывших драчунов.
Еще больше адреналина
Они мчались вместе со Скаем, Кристофом и Триком над лавовым потоком навстречу течению. В термоскафандрах, термошлемах, на специально доработанных флайроллерах. Хорошо, что у ребят оказалась куча оборудования на любой экстремальный случай. Поднимающиеся пары горячего газа, как и обещали парни, встречаясь с флайроллером, создавали неповторимые колебания и водовороты. Пройти их, удержавшись в седле, была задача непростая и так и пышущая адреналином. Чтобы не свалиться в лаву, существовали самовыкидывающиеся страховочные сети. Флайроллер, потерявший контакт с седоком, автоматически взлетал вверх, утаскивая с собой упавшего в этой сети, как картофель в авоське. Анна и Жанна, пока не освоились, так и летели по большей части в виде картофелен. Плюс еще были лавовые брызги, от которых надо было уворачиваться. Девушки едва справлялись со всем этим, парни же чувствовали себя как рыба в воде.