К-394

― Возможно, ― отвечаю я, но мы оба и так прекрасно знаем ответ.

Они будут драться, а папа и мистер Равенна будут наблюдать. Но не просто наблюдать ― они будут учить их драться и как быть быстрее, лучше, сильнее. Иногда мне хочется, чтобы меня научили всему этому, но я знаю, что они никогда этого не сделают… потому что я девочка.

Мы с Джио наконец добираемся до нашего привычного укрытия в затененном углу и спешим усесться на бетонный пол. Неподалеку, на боксерском ринге, находятся папа и Алессио. На папиных руках большие перчатки, и Алессио бьет по ним сначала одной рукой, потом другой. Каждый удар кажется сильнее предыдущего. Маттео и ребята Равенна сидят у стены и молча наблюдают, а мистер Равенна указывает на драку и говорит им что-то, чего я не могу расслышать.

― Интересно, что он им говорит, ― произносит Джио то, о чем я размышляю про себя.

Пожимаю плечами и достаю из кармана куртки наполовину съеденный пакетик M&M's.

― Мне тоже. Будешь? ― спрашиваю, насыпая небольшую горку в руку.

Мой брат одобрительно гукает, и я насыпаю немного и в его руку.

Поединок продолжается до тех пор, пока папа не хлопает перчатками друг о друга и гордо улыбается Алессио. Затем Алессио и Маттео меняются местами. Маттео не так уверен в себе, как наш старший брат, но он все же отбивает удар, когда папа выбрасывает руку.

― Через три года там буду и я, Лепесток, ― тихо говорит Джио.

В его голосе нет страха, но нет и радости.

Из всех моих братьев Джио самый добрый. У него большое сердце ― настолько большое, что он способен вызвать улыбку даже у самого плохого человека.

― Почему ты так в этом уверен? ― спрашиваю я набитым шоколадной вкуснятиной ртом.

― Потому что Алессио и Маттео было тринадцать, когда они начали.

― Ты боишься?

Джио издает недовольный звук.

― Нет… Я просто не хочу. Не хочу никому причинять боль.

― Ты и не должен никому причинять боль, Джи.

Кладу голову ему на плечо.

― Ты просто научишься драться. Лучше тебе знать, как это делается, на случай если какой-нибудь тупоголовый хулиган будет задирать тебя.

― Я знаю, как защитить себя, ― бурчит он, положив свою голову на мою.

― Но ты не знаешь всего, и у тебя, так или иначе, есть возможность научиться. Меня вот папа никогда не научит ничему из этого.

― Потому что тебе это и не нужно, Лепесток. Для этого у тебя есть братья.

Я закатываю глаза, хоть он и не видит меня.

― Я знаю, что мне это не нужно, но я хочу. Все это выглядит таким увлекательным.

Я проснулась, открыв глаза в темной, тихой комнате от воспоминаний о нашем с Джио чрезмерном любопытстве. Это любопытство в конечном итоге привело нас туда, где мы сейчас находимся. Меня в большей степени, чем его, разумеется. Затем я поняла, что не одна. Рядом со мной лежало теплое тело, и сильная рука покоилась на моей талии, напоминая мне о том, где я нахожусь, вернее, где все еще нахожусь. Повернув голову, убедилась, что Ксандер крепко спит, а его брови сведены вместе, словно сны у него ничуть не более мирные, чем реальность, которой является его жизнь сейчас. Перевернувшись на бок, я воспользовалась редким моментом тишины, чтобы просто полюбоваться им, запомнить утонченные черты лица и запечатлеть их в памяти…

Потому что воспоминание ― это все, чем он может быть.

Воспоминание о том, что он тот, кто сумел спастись.

Протянув руку, я провела пальцем по линии его челюсти, изгибу губ и бровям. Как один человек может быть настолько совершенным? Как он может быть таким бескорыстным и добрым, особенно после всего, что произошло? Я чуть не убила его, а он почти позволил мне сделать это. Он имел полное право дать отпор, сбить меня с ног и позвать на помощь, лишить меня оружия и вонзить его мне же в сердце. Он просто лежал там, будучи частично охваченным ужасом, частично растерянным. А по итогу, позволил мне остаться с ним в одной постели, нашептывая слова прощения, и перебирая пальцами мои волосы.

Он слишком хороший человек для такого поганого мира, как наш, и уж точно слишком хороший для такой, как я.

Именно с этой тягостной мыслью в голове я в последний раз поцеловала его в щеку, выскользнула из-под его руки и тихонько прошлась по комнате, собирая свои разбросанные вещи. Вид лезвия на потертом ковре потряс меня до глубины души, мгновенно напомнив, что Ксандер мог быть мертв, если бы наш разговор не повернулся так резко.

Я никогда не сомневалась в отношении тех, кто заслужил попадание в мой список, ― в основном их досье говорило само за себя. Но Ксандер с самого начала был другим. Какая-то часть меня понимала, почему папа был в ярости, но другая часть не могла смириться с тем фактом, что обстоятельства, побудившие Ксандера взять деньги в долг, были явно не под его контролем.

Как мог мой отец не осознавать этого? Как мог он не сочувствовать этому?

Как только я оделась, взяла в руки свои любимые черные туфли, бросила последний взгляд на Ксандера через плечо и скрылась в предрассветных сумерках, задаваясь вопросом, что, черт возьми, я скажу своему отцу. Я обещала Ксандеру, что помогу ему выбраться из этой передряги, но не имела ни малейшего представления о том, с чего начать. Папа не прощал долги только лишь потому, что Алессио или я считали, что кто-то заслуживает прощения. На самом деле, он вообще не прощал долгов. Могла ли я признаться ему в том, что натворила?

Короткая прогулка до машины была холодной ― прохладный осенний воздух вызвал появление мурашек на каждом сантиметре моей кожи. Я вздрогнула и скользнула на водительское сиденье, закрыв дверь как можно тише, и вставила ключ в замок зажигания. Мое сердце наполняло горе и чувство вины, пока я ехала прочь. Нуждаясь в том, чтобы отвлечься от своего внутреннего смятения, я взяла с пассажирского сиденья телефон и активировала экран, на котором высветилось множество неожиданных уведомлений. Шесть пропущенных звонков и пять непрочитанных сообщений…

«Уф-ф».

Я дождалась первого красного сигнала светофора в нескольких кварталах от дома Ксандера, чтобы быстро пролистать сообщения.

Папочка: Лепесток, я пытался дозвониться до тебя, но мой звонок был переведен на голосовую почту. Я лишь хотел, чтобы ты знала, что сегодня вечером твой брат наконец-то смог подняться. Ненадолго, но это уже неплохо. Если ты не дома, пожалуйста, будь осторожна. Люблю тебя.

Алессио: Ты получила известия от Па?

Алессио: Джио смог подняться, Лепесток. Он спрашивал меня о тебе…

Лука: Даже когда мне хочется злиться на тебя, я не могу. Прости меня…

Папочка: Я только что вернулся из больницы, а тебя все нет. Я начинаю волноваться. Пожалуйста, дай мне знать, что с тобой все в порядке.

― Бл*ть.

Вздохнув, я швырнула телефон обратно на пассажирское сиденье, но он ударился о дверь и отскочил на пол.

Светофор загорелся зеленым, я прибавила газу, увеличила громкость на радио и машину заполнили ироничные слова песни «Хьюман», пока я оставляла улицы Бронкса позади себя. Я не сомневалась, что папа не будет спать, когда я наконец-то доберусь до дома. Возможно, он будет сидеть в библиотеке с книгой в руках и ждать в нетерпении, чтобы поинтересоваться, где меня носило всю ночь. Несмотря на то, что я взрослая женщина, это не означало, что он не потребует ответа. После неудачной операции у ЛеРу в прошлом месяце у него появилась новая привычка ― постоянное беспокойство. Не то чтобы папа не волновался раньше, но теперь все стало гораздо хуже, и как бы часто мы с братьями не сообщали о себе, он не успокаивался, пока мы не добирались до дома в целости и сохранности.

Но как я собираюсь все ему объяснить? Как собираюсь солгать отцу в лицо, чего никогда раньше не делала, и сообщить ему, что отправила Ксандера на вечный покой? Как собираюсь уберечь Ксандера?