Мистик Томас Свит

Элизабет под действием упрямых чар гостя, прямо не могла больше испытывать его терпение, она не черства сердцем, таить нечего, человек схожий ей по возрасту вызвал в ней взаимный интерес. Прежде она решила поиграть с жертвой, прежде чем вонзить в нее свои острые зубки, что звучит устрашающе, зато сравнительно четко изображает, то, что леди Прэй возжелала сотворить.

Она слегка игривым взглядом Джоконды, но без загадочной, насмешливой улыбки, повернулась к Геральду, который сидел в кресле и без стеснения разглядывал особу так испытывающую его. В руках ее в открытом виде нежилась книга и тогда отрешенно она произнесла.

– Не люблю банальных речей.

Геральду потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, прежде чем он ответил. Ему сразу понравился ее голос, другого он и не ожидал.

– Я, или книга? Кто из нас кажется вам до боли обыденным?

– Вы в роли автора этой книги.

– Подобную реплику в мою сторону я слышу так часто, она стала настолько банальна, что не воспринимается как вид воздействия. Вы ошиблись и произнесли ныне, ненавистную самой душе моей речь.

– Неужели я обидела вас?

– Это исключено.

Элизабет отложила книгу, присела напротив гостя на столь же удобное кресло. Они исследователи и артефакты одновременно. Чуть было, не спросив еще раз о бале, Геральд осекся и не стал ожидать ответ больше похожий на пытку.

– О чем вы хотели поговорить? Не мне спрашивать, но и не мне отвечать. – проговорила леди.

– Что вас интересует в этот момент. – граф смело вел себя, сказал то ли собеседнику, то ли себе, но его ожидало разочарование.

– Трубадуры прославляют в своих песнях, как говорят последние романтики, то, что было до них и то, что после, живет вечно и не знает смерти, может быть искренней и лишь игрой, радостью улыбки, болезнью слез, может стать она спасителем, зовется – любовью. Поговорим о ней. Любовь.

– Пусть так.

– Думаете это женский каприз. Ошибаетесь.

– Мне не привыкать, ведь я всегда ошибаюсь. Но речь не о том. Расскажите ваши мысли. – этими словами Геральд попытался оживить диалог.

В тот миг Элизабет в первый раз действительно смутилась. Немного поразмыслила, как бы ни сказать лишнего, ведь можно так легко преждевременно раскрыть карты, проиграть, сказав одно неверное слово.

– Думаю, не стоит говорить об общем понятии любви. Лучше разглядим некоторые интересующие меня нюансы. Во-первых, разберем терминологию, а затем поговорим о самом главном, она одна или двойственна, тройственна и т.д. Вы уже заскучали?

– О нет, признаюсь в начале готов я был услышать обычные, хуже того научные доводы, но…продолжайте.

– Я? Теперь ваша очередь, граф.

– К сожалению, у меня опыт в этой теме как у младенца. То есть я слышу, понимаю, но ответить не в силах.

– Тогда придется вам согласиться со мной, или нет, будучи слепым, быть ведомым слепой интуицией.

– Пытаетесь вывести меня на эмоции, таким изощренным способом, умно, должно быть действенно. Я если вам известно пленник порывов, я устремляюсь в некую неведомую мне доселе даль, как бы ни был велик страх, препятствия не были бы высоки, меня никто не остановит.

Леди Прэй смягчилась. И в этом нет ничего удивительного, все ее попытки разгорячить гостя оказались четны, хотя и Геральд практически вспылил, произнося последние слова, к счастью еле заметный отблеск практически быстро потускнел. Она не признала себя побежденной, немного задетой, и только.

– Сейчас я ощутила лишь легкий ветерок. – сказала Элизабет.

– Но всё же. – откликнулся Геральд.

– Мы совсем позабыли о нашей теме. – зная какой перед ней мужчина, Элизабет не случайно выбрала тему настолько высокую и философскую, настолько сентиментальную и кому-то может даже показаться достойную глубоко усмотрения, или поверхностного, зависит от веры и характера. – Недавно я заимела некую мысль, немного лексического плана и дедуктивного, какие бы прилагательные не стояли впереди любви, главное слово всегда одно, а значит и смысл, значение, можно немного поменять, смысл же тем временем неизменен. Безответная, взаимная, разделенная, платоническая, ревностная, любовь одна, на протяжении всей жизни человека. Теперь мы подходим к главному вопросу. Почему любовь одна? (имеется ввиду между мужчиной и женщиной, супругами, любящими), а не повторна, после угасания (что также довольно спорный аргумент). Всё очень просто, мое мнение, любовь одна, и если это не так, то разницы когда встречаешься с разными женщинами и называешь это первой, второй любовью, и когда также встречаются, но не называют, одинаково цинично.

– Думаю, вы не все сказали, что хотели. Ну, раз так; то боюсь, я сам не раз был тем грешен. Мною двигал азарт к девушкам, может быть, я никогда не поеду в Египет и не увижу Сфинкса, чей нос французы изрядно укоротили, но вот я возле существ, сошедших со страниц Эллиады, неужели я мог оставаться в стороне, глаза не утоляют жажду познания, художника, да, но точно не меня. К глубочайшему сожалению меня ждало разочарование, я не нашел ответы, не набрался мудрости, но и не стал еще более глуп, чем был, лишь безбоязненно погладил по грифе сытого льва, не более. – подумал, затем добавил. – Согласен. Таков мой ответ.

– Вы так сказали, будто дали ответ на предложение руки и сердца.

– Будьте уверены, услышите из моих уст только подобный выпад. Или молчание, сравни отказу.

– Так замолчите и уходите. – сказала Элизабет указывая на дверь.

– Вы растревожились, потому что я завел разговор о женщинах, с коими мне довелось разгуливать по аллеям парка.

– Исключено. Как вы вообще посмели подумать такое.

Пререкания не утихали, милые бранятся, только тешатся.

– Позвольте спросить.

– О чем же?

– Ваш отец, каков он был?

Леди Прэй, будто молния ударила, с секундной скоростью пронзила всё тело, и высвободилась через слово.

– Извольте удалиться!

– Впали в уныние, своими глазами вижу, но зачем? Для чего, с какой целью? Что вам мешает понять, отец ваш не умер, он перешел в ту жизнь, к которой мы готовимся. Разве не знаете, что от нас самих зависит будущая вечная жизнь. И только радость должна поселиться в вашей душе, леди Элизабет. – Геральд встал и направился к выходу. – Наденьте белое платье, смойте с лица траур, впустите в дом солнечный свет и откройте сердце людям. Я мало что знаю, но определенно, сбившийся с верного пути более достоин нашей жалости и слез, нежели закончивший свой долгий путь ваш отец.

За ним дверь захлопнулась, только он успел сказать последнюю фразу, и она донеслась до леди Прэй, не стоит и сомневаться. Джентльмен не услышал слов прощаний, вежливости в расставании не было и в помине. И он был потрясен в точности, как и Элизабет, можно констатировать, что после такой сцены, желание возобновить общение сравни самобичеванию. Но кто злодей? Хороши оба. Он постоял немного на крыльце, обдумывал, скорее, приходил в себя, ужаснулся той мысли, которая умоляла, требовала вернуться и снова испытать себя, услышать ее и столкнуться с незаурядным мышлением.

Быстро отрезвев, по проверенной дороге он зашагал вниз, где его уже заждалась карета, с ворчливым кучером на козлах. Старик по глупости решил спросить, как прошла встреча, дала ли госпожа положительный ответ. На что Геральд с моральной усталостью ответил.

– Представьте Джейн Эйр и мистера Рочестера. И недавно я был не кем иным как гувернанткой.

Впрочем, через несколько дней пришло письмо от Элизабет Прэй, к сожалению, для Геральда оно оказалось кратким и почти бесчувственным. В нем леди Прэй извинялась за недоброжелательность, поспешность в выводах. Она за это время прислушалась к графу, и сменила гардероб, духовное состояние ее пришло в норму, на это джентльмен надеялся, но по правде не ожидал, что леди столь мгновенно снискала, испытала уверение в своих решениях, так быстро переменилась, значит, не так уж он сильно обидел ее. Однако о бале в письме не было ни строчки.

Глава седьмая