Страница 32 из 74
Генриетта затаилась, заметила, как ее слова задевают юношу. Пустословить она не любила, потому высказать мысли спешила с постоянством древнеримского оратора.
– Кажется, я задержалась. Пойду, не буду вам мешать. Не забудьте, на третий заключительный день ожидаю часы видеть готовыми. Справитесь, буду благодарна, нет, тогда примите мои искрение соболезнования, и мне придется обратиться к другим мастерам. Вряд ли они будут так слушать мои суждения, всё же мне надоело опаздывать, на меня и так смотрят с небрежением пуще обычного. До завтра юный мистер часовщик. – кокетливо произнесла последнюю фразу леди и поспешно удалилась.
А Натаэль остался один в душной комнате, зализывать раны, оставленные острым языком Генриетты. Двуликой она предстала, говорила о своей ветреной юности, и сейчас желает быть как все, нет, то было неправдой, она говорила для него те небылицы. Разве столь протестующая леди может быть как все, она лишь убеждала его в недостойности своей, его чуткое сердце различило подвох, но получив ответ, долго не могло поверить в правдивость.
Он вдыхал благоухание духов, будто слившиеся с молекулами кислорода, ныне бороздят затхлые просторы его легких, рядом бьется безжалостное любящее сердце, вот-вот глядишь и выскочит. Что он знал об отношениях, только замужество, женитьба, пышная свадьба, которую устраивают молодожены для себя, а не для других, и только. Потому и высказал так рьяно и скоропостижно весь свой скромный багаж представлений, излил в виде простой фразы, которую нестерпимо жаждут услышать многие женщины, думал, что это единственный верный способ связать его с Генриеттой. По иному не смог выразить, объяснить свои чувства, переживания, несмыслие в подобного рода деликатной стороны личной жизни почти каждого повзрослевшего человека, сыграло столь убедительно совсем не смешную шутку. Обыкновенно, и в то же время таинственное бесшумно прокралось в сердце юноши, и более, никогда, не покидало те пределы. Он разглядывал то место, где недавно стояла леди, прохаживалась, и изредка прикасаясь к маятникам часов, приводила их в движение, казалось, теперь они больше никогда не остановятся. Юноша благоговейно трепетал вдохновленный мгновением, столь важным, что и вся жизнь не сравниться с ним.
Остался всего один день. Дальнейшая совместная жизнь в паре получила категорический отказ, всему виной его молодость, но разве виноват он в том, что родился так поздно? Он не увидит Генриетту девушкой, и это неважно, он полюбил женщину, состоявшуюся, экстравагантную, без обручального кольца на пальце. Однако заповедные пути их расходились, и кажется, никогда не сойдутся, они повстречались ради нескольких дней, дабы вскоре расстаться и забыться. В словаре любви нет слов никогда, разлука и нет слов забвения, любовь преодолеет всё.
Вновь погрузившись в размышления, Натаэлем вдруг овладело глубокое потрясение.
Глава вторая
Напрашивается вопрос, а что исключительно является нашим, собственным, преимущественно личным, заслуженным? Всё что мы имеем, даруется, а не приобретается, случайностей не существует, потому вещи, таланты, дары, всё то приходит вне нас, но зиждется в нас. Натаэль в пылу негодования, возроптал на судьбу, как впрочем, и на мироустройство в целом, то не были порывы к изменению порядков, неприязнь его носила индивидуальный характер. Он думал, что находясь в рамках одного возраста, пропускаешь истинное счастье, сулящее, но отвергающее его как недозревший плод. Его не касались внешние позывы мира, ему желалось интерпретировать данную сцену в свою пользу, но в итоге выходила трагедия, с коей смириться попросту он не мог. Натаэль внешне молод, но душа его куда старше, никто того не замечает, особенно Генриетта. Отчего гений воплощается в злого гения? Это те, кого никто не любит в силу обстоятельств сложившихся не лучшим образом, отчего возникает навязчивая потребность заслужить любовь насильно, мораль, закрыв в темном шкафу, дабы она вскоре превратилась в очередной скелет. То была тайна ставшая явью. Они протягивают руки, и в ответ получают укор, ими движет любовь, неразделенная, цельная, представьте насколько она сильна и могущественна, как легко человеку ввергнутся в безумие. Он может вскружить любой ум, вывернуть любую душу наизнанку, однако феномен линеен и односложен, им движет не слава и не обогащение, а простое желание, чтобы любили, любили вопреки всему, чем больше людей в том признаются, тем более он необходим. Юноше же была нужна лишь одна Генриетта, он желал видеть ее и слышать. Ничего не понимая, его обуяло невоздержание, восторжествовала над его разумом гениальная безумная идея – ускорить само время, оно есть общее, но должно быть помимо прочего еще и частное, обволакивающее всякое живое существо, устаревая всё вещественное и материальное. Натаэль хотел раскрыть закономерность движения времени в пространстве, обнаружить те временные потоки вокруг себя, переправить их обычное течение, состарить свое тело на десяток лет, и только тогда леди обратит внимание свое, не как к странному ребенку, а как к взрослому мужчине она будет относиться. Замысел этот основательно покорил Натаэля Редклифа, он не ведал о том, что время не принадлежит ему, он желал воспользоваться тем, что неподвластно ему, он не помышлял уподобиться Богу, но возжелал лишь прикоснуться к краю одежды и забрать немного силы, дабы исцелиться, те мысли были эгоистичны. Лукавые помыслы завладели рассудком юноши, потупили его адекватность, который не смирился с тем, что живет в мире, где многое, если не всё, не может быть использовано им. Натаэль не ведал, о том, что двигателем чудес является не только желание, но и вера, без нее, человек беспомощен.
Натаэль, хотя его планы были направлены определенно в свою сторону, без вреда для других, решил взять основу времени и использовать ее в своих целях. Написано много, на самом же деле в душе его мелькала всего одна мысль, вновь вернуться к вопросу времени. Корыстный подтекст витал рядом, неподобающие ухищрения зародились в душе его.
Натаэль, пока что сидел за столом, разглядывал женские часики, после долгих раздумий, перевернул их, ему показался обнаженный механизм. Затем достал пинцетом шестеренку с семью зубцами, начал досконально изучать и тут замечает на ней крошечную трещинку. Так вот значит в чем проблема, она сломалась, а с нею и вся конструкция деталей. Однако он торжествовал недолго, ведь починка займет много времени, пока будет сохнуть грунт, нужно будет полировать и не факт что часы заработают, в запасе осталось только чуть больше двенадцати часов, а он так мало спал, и почти не ел, силы медленно, но верно покидали его. Натаэль был человеком одаренным, потому вскоре здраво решает не заниматься сломанной деталью, возникла более заманчивая идея, взять от других часов нужный компонент, к счастью их было достаточно много, всех видов и размеров. Поискав, он находит подходящее, затем тонким напильником разделяет широкий зубчик на двое, остальные подгоняет под диаметр, готовая семеренка удачно подошла, ставя на нужное место, запускает некогда мертвый механизм. Часы вновь обрели движение, их сердце будто забилось, юноша справился, даже выдохнул и потянулся, его шея ныла от несвойственных ей изгибов и напряжений, на пальце появилась мозоль. Но все трудности не имели никакого значения по сравнению с торжеством таланта. Юноша смотрел на часы, и торжествующая радость сменялась грустью, появилось желание, чтобы они перестали работать.
Отныне Генриетта заберет часики, наденет их на свою тонкую ручку и покинет его жизнь навсегда, не из сердца, из пределов видимости. Для нее он слишком мал и глуп, она не пожелает более общаться с ним, доверять ему свои мысли. Картина вырисовывалась в невзрачной серой гамме, она не смысл, но отдушина, в образе лиры на коей играют ее пальчики, исходит благовестная мелодия, стоит отпустить струны и звуки прекратят изливаться. Теряет то, чем не обладает, как и не хотел жалеть себя. Потому идею вознамерился воплотить.