Кликуша

– Я! Я Машку убила! Она в овраге живая еще была, а я ее взяла и задушила! – Прасковья присела в углу, вцепилась растопыренными пальцами в волосы и закричала, – Дура она была. Зачем таким дурам жить?

Прасковья принялась хохотать, как сумасшедшая. А когда голос ее охрип, она осела в углу и закрыла глаза. Зоя долго не решалась встать и подойти к дочери. Она тихо плакала, закрыв лицо руками. А потом услышала, как старуха завозилась на своей кровати. От испуга она совсем позабыла о ней! Она поднялась с пола и присела рядом с матерью, которая уже два года не вставала с кровати. Лицо старухи оставалось абсолютно спокойным. Она пожевала беззубой челюстью, а потом произнесла:

– Кликуша она.

– Что? – Зоя взглянула на мать непонимающим взглядом.

– Кликуша, – повторила старуха, – бес в нее вселился в лесу, разве не видишь? Теперь он внутри нее сидит и из нее кликает.

Зоя вытаращила глаза от удивления.

– Это что же, получается, Прасковья Машу убила?

– Бес врать не станет. Только это не Прасковья была. Это бес ее рученьками Машку погубил, – прошепелявила старуха.

– И что теперь делать? Как этого беса прогнать? – тихо спросила она, склонившись над матерью.

– Никак ты его не прогонишь, – недовольно ответила старуха, зевнула, широко раскрыв рот, и снова, кряхтя, отвернулась к стене, – сколько кликуш видела, ни одна от беса избавиться не смогла.

Зоя осторожно подошла к дочери и, убедившись, что та уже крепко спит, подхватила ее под руки и уложила обратно в кровать.

***

Три дня после случившегося Прасковья провела в постели. Она лежала на подушке, смотрела в потолок и не шевелилась, словно окончательно превратилась в тряпичную куклу. Мать кормила ее с ложки, переодевала, заплетала ей косы. Но на четвертый день жизнь и сознание вернулись к девушке. Она поднялась с кровати и заправила ее, потом подошла к бабушке и звонко поцеловала ее в дряблую щеку.

– Говорила же, оправится. Что с ней, молодой кобылой, будет? – проворчала старуха.

Зоя вошла в комнату и ахнула, увидев, что дочь, улыбаясь, смотрится в зеркало.

– Алексей еще не приехал? – спросила девушка, как ни в чем не бывало.

– Нет еще. Сегодня обещался, – растерянно ответила мать, прижимая руки к груди и не веря своим глазам.

У нас свадьба послезавтра, а он все еще не приехал! – возмущенно воскликнула Прасковья, – хорош жених!

Девушка строго взглянула на мать и нахмурилась.

– Мам, ты чего на меня уставилась, будто впервые увидела?

Зоя отвела глаза, махнула рукой на Прасковью.

– Уж и посмотреть нельзя, что ли? Скоро уедешь от нас с бабушкой. Хоть насмотрюсь на тебя напоследок! – прошептала она.

Прасковья закатила глаза и стянула с себя через голову сорочку. Надев яркое цветастое платье, она выпорхнула на кухню, словно легкая бабочка. Зоя смотрела на то, как дочь, пританцовывая, наливает себе полную чашку молока, и внутри у нее разливалось теплое, приятное спокойствие.

“Может, все обойдется, забудется… Может, ошиблась бабка и нет в Прасковье никакого беса…” – так думала Зоя, неотрывно наблюдая за дочерью.

***

Но той же ночью Зоя проснулась от громкого стука, доносящегося из комнаты Прасковьи.

– Прося, доченька, – сонно позвала она.

Шум стих на какое-то время, но вскоре до Зои вновь донесся стук, а следом за ним она услышала жуткие, хрипящие звуки, за которыми последовал громкий и неестественный смех Прасковьи. Зоя вздрогнула и почувствовала, как по телу пополз липкий страх.

Хрипы слышались все сильнее, и Зоя, пересилив себя, вылезла из-под одеяла и босыми ногами прошлепала по холодному полу в сторону комнаты. Остановившись в дверном проеме, женщина замерла на месте. То, что она увидела, на мгновение лишило ее рассудка. Ее старуха-мать лежала на полу, а верхом на ней сидела Прасковья, сжимая пальцами тонкую, дряблую шею.

– Прося? – взвизгнула Зоя.

Она вцепилась дочери в волосы и хотела оттолкнуть ее в сторону, но Прасковья схватила ее за запястья и сжала их до хруста.

– Аааа! Что ты наделала, Прося? Что ты натворила? – завопила Зоя, вытирая крупные, прозрачные слезы, бегущие по щекам, – ты же убила ее! Чем тебе помешала дряхлая старуха? Чем не угодила родная бабка?

Прасковья отпрыгнула в угол, присела на четвереньки, опираясь на руки и стала похожа на огромного, черного паука.

– Вредная старуха! Будет знать, как меня бесом звать!

Прасковья выпрямилась и закричала во весь голос:

– Я не бес! Не бес!

Лицо ее почернело, опухло, губы искривились, глаза страшно выпучились, того гляди, выпадут из орбит. Зоя смотрела на Прасковью, открыв рот и не верила, что страшное чудище, сидящее на корточках в углу – ее дитя, ее красавица-дочь.

– Ладно-ладно, – тихо пробормотала Зоя, – успокойся, доченька! Уймись, родимая!

– Я не бес! – вопила Прасковья.

Тело ее вдруг согнулось пополам, а потом выгнулось дугой в другую сторону, она рухнула на пол и начала трястись в судорогах. Глаза Прасковьи закатились, на губах выступила пена. Зоя завыла, обхватив голову руками. Умом она понимала, что должна как-то помочь дочери, но душу ее сдавил такой нечеловеческий страх, что она не могла себя заставить подойти к ней.

Спустя несколько минут, которые показались Зое долгими часами, Прасковья затихла. Она осталась лежать на полу, вздрагивая время от времени. Зоя тоже сидела на полу, прижав ладони к лицу. Спустя какое-то время до ушей женщины донесся слабый шепот.

– Мамочка…

Зоя боязливо подняла голову и увидела, что Прасковья очнулась. Она сидела на полу – бледная и растерянная, и в ужасе смотрела по сторонам.

– Мамочка, а что с бабушкой? Почему она не шевелится? – прошептала Прасковья.

Она взглянула на Зою, но та вместо ответа громко всхлипнула и снова закрыла лицо руками. Прасковья взглянула на свои дрожащие пальцы и побледнела.

– Это я ее убила? – спросила она.

Зоя, не в силах вымолвить ни слова, яростно закивала головой. А потом из ее груди вырвались громкие рыдания. Прасковья сидела на полу и, не отрываясь, смотрела на задушенную старуху. Как она могла сотворить такое? Ведь она очень любила бабушку. Еще утром она целовала ее морщинистый лоб, смеялась над ее острыми шутками. А теперь бабушка лежит на полу с безобразно разинутым ртом, из которого вывалился синий язык. И мать уверяет, что виновата в этом она, Прасковья.

– Что со мной, мамочка? – снова прошептала она, взглянув на безутешную мать, – я ведь не хотела. Клянусь, я не хотела. Я не знаю, как это вышло!

Зоя вытерла слезы подолом ночной рубашки, шумно высморкалась и внимательно посмотрела на дочь.

– Это не ты ее убила, Прося. И Машку тоже не ты в овраг толкнула, – тихо сказала она, – Бес в тебе поселился, доченька. Это его рук дело. И зачем ты только в Купалью ночь в лес пошла?

У Прасковьи от изумления вытянулось лицо.

– Бес? Что же мне сейчас делать, мамочка? – жалобно спросила она, – я ведь думала, что у меня впереди долгая, счастливая жизнь. А теперь, получается, все кончено, никакой свадьбы не будет. Я душегубка, мамочка! Меня или в тюрьму отправят, или палками до смерти забьют на поляне.

– Подожди реветь! – строго приказала Зоя, поднимаясь с пола, – может, придумаем что-нибудь. Утро вечера мудренее, Прося. Иди ложись спать!

Зоя увела Прасковью на кухню, уложила ее на своей лавке, а сама кое-как затащила мертвую старуху обратно на кровать, вложила вывалившийся язык ей в рот и кое-как закрыла беззубую челюсть. Утром она скажет всем, что бабушка сама померла ночью, от старости.

Сев напротив старухи, она стала думать, как ей помочь дочери. Когда первые лучи рассвета заглянули в окно и коснулись растрепанных волос Зои, она встала, оделась, повязала на голову платок и тихо, чтобы не разбудить дочь, вышла из дома…

Глава 3

– Мам, страшно! – прошептала Прасковья и крепко вцепилась дрожащими пальцами в руку матери.

– Пойдем, Прося, не бойся. Не убьет же она тебя! Наоборот, поможет, – строго ответила Зоя и громко постучала в низкую дверь.