Сын Сарбая

Времени прошло пока еще не очень много. И все-таки сердце Дардаке билось неспокойно. Он обманет людей, подведет отца. Ему уже представилось, как отец стоит понурив голову, а председатель, усатый Закир, ему выговаривает:

«Эх, Сарбай, Сарбай, что же ты наделал! Вместо того чтобы выполнить поручение самому, посылаешь несмышленого мальчишку! Так ты, пожалуй, завтра свалишь свою работу на грудного младенца или отправишь вола по горам одного. Да ведь один он, пожалуй, скорее донес бы айран. В пути, наверно, не твой сын погонял вола, а вол твоего сына…»

Дардаке с тревогой огляделся — ему показалось, что голова председателя уже высунулась из-за куста. И тут парнишка обозлился: схватил повод и пошел впереди, натягивая продетое сквозь ноздрю вола деревянное кольцо.

Желтопегий слегка ожил, и Дардаке даже пришлось ускорить шаг. Он ступал, сердито ссутулившись, перебросив повод через плечо, не глядя ни вперед, ни назад, вдавливая пятки в землю. Казалось, он через силу тащит огромного, как холм, вола. Тонкий, витой из конского волоса повод впивался ему в руку, резал плечо. Тогда парнишка опоясался им и, перегнувшись пополам, тянул и тянул. Но вол опять остановился.

— Ну подожди же, шайтаново отродье! — заорал Дардаке и повернулся спиной вперед.

С минуту он тянул вола на себя, как тянут собаку, вцепившуюся зубами в тряпку. Вол смотрел на него кроткими глазами, с черной его губы стекала слюна. Всем своим видом он как бы говорил:

«Если б я мог двигаться, мне бы ничего не стоило сорвать тебя с места и потащить в другую сторону. Неужели ты забыл, что мы, волы, иногда превращаемся в камень? Я, может быть, и хотел бы пойти за тобой, но под шкуру мне залез какой-то упрямец и не позволяет шелохнуться даже под угрозой смерти».

— Не-ет, шалишь, я тебя заставлю! — закричал Дардаке и, топнув ногой, стал тянуть повод изо всех сил.

И тут он увидел, что деревянное кольцо, продетое сквозь ноздрю, разрезает ее как резину. Тяжелая капля крови упала на пыльную тропу, потом кровь в ноздре стала пениться большими пузырями, а вол так и не тронулся с места. Только в глазах его появился укор и тихая жалоба.

Это большое рогатое существо могло бы запросто сбить мальчишку с ног, подбросить рогами в воздух, затоптать копытами, но вот же стоит и стоит. Чуть-чуть хрипит и моргает тяжелыми веками с длинными ресницами.

Но что же, наконец, делать? Как быть? Если тянуть дальше, кольцо разорвет ноздрю. Дардаке в отчаянии закинул повод на луку седла. Он готов был заплакать. Схватив палку, он замахнулся обеими руками, чтобы ударить быка сзади, как вдруг у того подкосились ноги, и он всем телом шлепнулся на пузо…

Улегся и шумно вздохнул: дело сделано, борьба окончена, давайте, ребята, отдохнем.

У Дардаке от усталости дрожали ноги. В ущелье было прохладно и временами даже проносился ветерок, но и грудь и спина парнишки покрылись липким потом, как после долгой, тяжелой работы. Вол разлегся и подыматься, видно, не собирался. Дардаке смотрел на него с ненавистью. Из ноздри все еще капала кровь, но ничуть его не было жалко. Весь круп и даже уши вола лоснились от пота. Дардаке ткнул его ногой в живот:

— Ты просто изленился и разжирел! Подожди, доберемся с тобой до кыштака, попрошу председателя дать мне другого — худого и жилистого. А тебя запрягут в волокушу или заставят таскать арбу с кирпичом.

Чтобы немного приободриться, парнишка разделся догола и ополоснулся в ледяной воде горного ручейка. Торопливо натянул штаны и рубаху. Зубы у него стучали, и он не мог справиться с дрожью в руках. Желтопегий лежал как изваяние. Казалось, он сросся с землей, вдавился в нее, прилип. Однако пот на шкуре уже подсох, и Дардаке решил во что бы то ни стало его поднять. Но сколько ни бил ногами по бокам, сколько ни колотил палкой, вол только головой мотал. Дардаке решил пойти на хитрость.

— Вставай, и пойдем обратно, — сказал он. — Признаю себя побежденным… Ну, что же ты, глупый верзила!..

Желтопегий не шевельнулся.

— Ладно, тогда пеняй на себя, — решительно произнес Дардаке, подошел к волу сзади и схватился за белую кисточку хвоста. — Р-раз! — скомандовал он и слегка повернул короткий грязный хвостик. — Вот подожди-ка, нащупаю хрящ, тогда ты по-другому запоешь… Два!.. Три!

Дардаке сильно прижал хрящ и крутанул хвост.

Вол вскочил сразу на все четыре ноги, будто и не было на спине его груза. Однако, хоть он и вскочил, побуждаемый сильной болью, быстро не пошел, и кровавая пена все еще клубилась у его ноздрей. Дардаке вытер ему морду пучком травы, почесал между рогами.

— Может быть, ты правда болен? Ладно, не стану тебя погонять и сам на тебя не полезу. Иди хоть как-нибудь, только не останавливайся, только не ложись…

Они вышли из теснины и поднялись на второй перевал, где тропа пересекала шоссейную дорогу. Житель гор, подойдя к дороге, проложенной людьми и ведущей к далеким поселениям и городам, как бы приобщается к жизни всей страны. И, будь то всадник или пешеход, раньше, чем двинуться дальше, он остановится и оглядится. Едут ли по дороге машины и повозки или пусто на ней, горец невольно застынет в раздумье, будто выбирая, куда ему двинуться дальше. Дардаке никто не учил так поступать. До следующего поворота он собирался пройти по шоссе. Думать тут было не о чем и останавливаться, помня повадки Желтопегого, тем более не следовало. Но Дардаке все-таки остановился. Вол обрадовался и замер на месте.

Шоссе, прямое, ровное, недавно укатанное, лежало среди гор, как струна. Вдоль него стояли телеграфные столбы с многими рядами проволоки. На одном столбе сидел огромный коричневый гриф, величественно поворачивая крючковатый клюв, на соседнем столбе — ворон. Он то и дело взмахивал крыльями, как бы желая устроиться поудобнее, и при этом пронзительно каркал.

Дардаке, хоть и не придавал особого значения предсказаниям этой зловещей птицы, на всякий случай погрозил ворону кулаком. Гриф принял эту угрозу на свой счет и надменно пожал плечами.

Дорога в горах всегда волновала Дардаке. Он ведь нигде еще не был, ни в одном городе. Запах бензина и нефти вызвал в нем доводящее до головокружения острое желание быстрой езды, новых впечатлений, чего-то далекого и неизведанного. На дороге никого не было. Солнце ее раскалило, и запах гудрона так и бил в нос. Незнакомый, нездешний запах, резкий и грубый. Так пахнут тракторы и автомобили… Дардаке ни разу на них не ездил, но руки его уже чувствовали, как лягут на руль, как он будет поворачивать его направо, налево. Вот и сейчас желание ощутить в руках гладкую поверхность руля возникло в нем с такой силой, что он вскочил на вола, но не в седло, а ближе к шее, схватился за длинные изогнутые рога и стал их поворачивать — туда-сюда. Желтопегий замотал головой, пытаясь вырваться. Но Дардаке крепко его держал, да еще стал рычать, подражая мотору:

— Р-р-р-р! Поехали! Скорей вперед!

Желтопегий понял этот призыв по-своему и снова шлепнулся на пузо.

И в это самое время вдали появился тяжелый грузовик с прицепом. Это Дардаке понял по басовому натужному рокоту, с каким всегда ездят рудничные машины. Прошла минута, и грузовик с шипением и скрипом затормозил.

Удивительная какая-то машина: и автомобиль и трактор одновременно. Дардаке глядел во все глаза, но сразу понять не мог. Вроде бы за ней прицеп, но особенный, очень низкий и широкий. А на прицепе стоит гусеничный трактор ЧТЗ (марки тракторов Дардаке знал прекрасно) со стальным щитком впереди. То, что это бульдозер, Дардаке тоже понял. Но прицеп, на котором стоял трактор… Да, вот это махина! Большая железная платформа, четыре колеса с одной стороны и четыре с другой.

И вдруг открылась дверца грузовика. Справа вышел рабочий в комбинезоне, а слева — шофер в кожаной куртке. Из кабины трактора выпрыгнул паренек среднего роста, плотный, с прищуренными глазами, заговорил по-киргизски:

— Что везешь, а? Молоко везешь? Айран? Кумыс?

Шофер, русский парень, сразу предложил: