Страница 8 из 23
– Могли осветить как положено! – произнес недовольный обыватель. Пришлось очень рано подняться с постели. Приятное представление предстоит. Недоспал!
– Это к чему? – несмело ему возразили.
– Чтобы все увидеть! Не зря же пришли…
– По-моему, важно убедиться, что того! Видеть… Неинтересно! Это, например, даже не посмотрю – стошнит!
– С чего бы это?!
– Да так! Слабый я при виде крови…
– Тут ведь никакой крови и не будет…
– Да все же… Смерть!
– Ну и что?!
– Я тоже такой… Не смогу смотреть на смерть…
– И я! Цыпленка не зарежу! А вот человека… Это смогу! Такого зверя!
Толпой подступили к виселице… Здесь козырем прохаживается палач Юшков в своей парадной красной униформе и плисовых шароварах. На ногах поблескивают щегольские хромовые сапоги. Настоящий жених! Вот только красный шутовский колпак выдает его позорную профессию. Он уже прежде смазал петлю, теперь любовно втирает жир…
Богрова выволокли из кареты. У него затекли ноги: он едва не повалился наземь – поддержали. Завязанные сзади руки частью онемели и ныли, веревка дико жгла в запястьях. Пересохли, потрескались губы… В пути прикусил язык: тот припух от нестерпимой жажды, мешал дышать. Смертника окружил конвой.
Подошли вице-губернатор, товарищ прокурор, полицмейстер, прочие официальные лица и свидетели. Вице-губернатор вновь полез проверять прочность стянувшего руки узла – остался доволен.
Из толпы правых деятелей, напросившихся на казнь, раздались просьбы, сомнения и требования:
– Он ли?
– Подпустите ближе…
– Осветите лицо!
Генерал-губернатор распорядился выполнить их требования: пусть убедятся – в данном случае нет никакого подвоха. Жандармский офицер приблизил электрический фонарик к лицу Богрова, осветил его.
– Лицо как лицо, ничего особенного! – грустно пошутил Богров.
Он еще в состоянии шутить?! Офицер несколько минут покрутил фонарик, освещая лицо Богрова с разных сторон. Публика таращилась беззастенчиво, будто пытаясь влезть тому в душу.
– Ну, господа, опознаете? Это он? – обратился к публике вице-губернатор.
– Он, он! – зашумели «союзники» в приподнятом настроении.
– Как же?! Он самый! Ведь я его в театре здорово побил, – раздался возглас.
– Видите, а вы… – произнес обиженно вице-губернатор.
Богров спокоен. Своими прижмуренными близорукими глазами он внимательно разглядывал собравшуюся публику. Из «союзников» кто-то начал иронизировать над неглаженным фраком Богрова. Тот парировал:
– Пожалуй, в другое время мои коллеги-адвокаты позавидовали бы, если бы узнали, что я уже десятый день не выхожу из фрака.
Помощник секретаря окружного суда зачитал резолютивную часть приговора. Богров его выслушал спокойно. Товарищ прокурора спросил:
– Может быть, пожелаете что-нибудь сказать раввину?
– Да, желаю! Несколько слов раввину господину Алешковскому! Но… в отсутствии полиции!
– Это невозможно! – возразил товарищ прокурора.
Богров не обиделся: разве от них чего добьешься? Выпрямился он гордо. Твердо произнес:
– Если так, то можете приступать! – К смертнику подошел палач. – Может, кто из вас передаст последний привет родителям?
– Действуй! – распорядился вице-губернатор.
Эта команда касалась палача. Юшков подвинул к себе табурет, установил его точно под свисающей веревкой с петлей. Взял мешок и быстро его напялил на голову Богрову. Не успел Дмитрий шевельнуться, как Юшков своими короткими, но мощными руками приподнял его и поставил на табурет. Из-под савана донесся голос Богрова:
– Голову поднять выше, что ли?
Юшков и никто другой не ответили.
Палач глазом примерился вверх. Порядок! Посмотрел влево: здесь возле основания виселицы стоял Лашкарев и большим пальцем правой руки прижимал к столбу конец веревки. И здесь порядок! Юшков действовал споро, привычно… Он растянул петлю и набросил ее на плечи смертника. Затем руками ощупал шею, придерживая левой рукой петлю. Натянул ее правой: сильно не должна свисать по бокам. И мгновенным, почти незаметным движением выбил табурет из-под ног Богрова. Веревка натянулась, смертник дернулся, его тело качнулось… На мгновение повисло в воздухе… Но тут же рухнуло наземь! Это товарищ прокурор не удержал пальцем конец веревки: она вырвалась, зазмеилась по столбу…
Все присутствовавшие на казни ахнули: что теперь?! Согласно православному обычаю, смертника нельзя вешать вторично: сила сверхъестественная проявила противление казни. Неужели убийца уйдет от справедливого возмездия? Убийца незабвенного Петра Аркадьевича Столыпина…
Присутствующие стояли несколько мгновений в замешательстве. Первым пришел в себя вице-губернатор, он с кулаками и матюгами набросился на Юшкова:
– Чего стал дубом?! Повторяй! Повесить!
Юшков уже дважды за сегодняшний день был бит, а потому хорошо знал: вновь достанется на орехи! Не должен оплошать! Он потянулся к столбу, зацепил веревку и дернул ее вниз. Медленно поползла вверх освобожденная петля. Палач подал конец веревки Лашкареву и попросил жалостливо:
– Ваше бродие! Держите крепче!
Ну, оплошал малость, но дело вполне поправимое… Из всех свидетелей наверняка не найдется ни одного, кто выскажется за то, чтобы убийца жил. Нет таких! Просто не может здесь быть таких! Палач установил табурет на прежнее место, бросился поднимать с земли распростершееся тело. Оно оказалось потяжелевшим. Взял в охапку, понес… У него подвернулась нога или за что-то зацепился: с «грузом» свалился наземь. Быстро приподнялся! Легко водрузил на табурет. Поддержал одной рукой, казалось бы, безжизненное тело, потянулся за петлей… В это время живой еще покойничек отстранил его грубо ногой: сам расправился на табурете.
Вице-губернатор побледнел, испуганно взревел в ярости:
– Ведь он еще жив?!
Юшков понял: будет бит!
– Ах ты шваль! – пробурчал он сквозь зубы и изо всех сил стянул Богрова в железном обруче. Смертник застонал, что-то невнятно промолвил…
– Скорее! – гремел вице-губернатор.
Палач торопливо набросил петлю на шею. Он явственно услышал ослабевший голос:
– Сволочи!
Юшков обезумел от дикой ненависти и страха: бросился под табурет, всем телом выбил его из-под ног смертника. Он на некоторое время остался лежать… Над ним вначале судорожно вздернулось, подпрыгнуло, а потом обмякло и стало раскачиваться плавно вытянувшееся тело. Оно даже раз палача задело. Палач вскочил; сейчас он был без своего дурацкого колпака… С выпученными глазами, растрепанный… Посмотрел безразлично на дело рук своих… Но вдруг его затошнило… вырвало! Кислая вонь винного перегара отогнала с места казни всех свидетелей.
Приказали притушить факел. Около повешенного остались тюремный доктор, товарищ прокурор и свидетели: поручили им подписать протокол, который удостоверяет наступление смерти. Юшкову приказали удалиться. Снятие казненного с виселицы поручили стражнику.
Трагикомедия окончена…
Земельная реформа П. А. Столыпина.
Столыпин являлся мыслителем, новатором, а важнее всего – реформатором. Он распознал и решил устранить паразитическую составляющую хозяйственной системы.
Хотел вывести из обихода страны привычные военные кампании, войны.
При российском изобилии следовало решить очень болезненную, чрезвычайно обидную, оскорбительную проблему малоземелья крестьянства.
Столыпин погрузился во внутренние дела. Внешняя политика в те времена его мало интересовала.
Он без боязни сорвал огромные массы крестьянских семей с обжитых мест: из центра России и Малороссии (Украины). Переселенцы с детьми попадали в сложные климатические условия. Самыми успешными оказались казачьи поселения. В отдельных местах начали промышленное освоение. В таких случаях переселенцы быстро получали дороги и другие формы общественного развития.
Он считал, что сильно тормозят развитие Российской империи ее внешнеполитические приоритеты: государственные интересы направлены на Балканы, в Европу… Пора обустроить центр, развить Сибирь.