Ненужный.

— Ни ху… себе, — вырвалось у него, когда красненькие, самого крупного достоинства, ассигнации, с тихим шелестом посыпались вниз. Уже через секунду перед ним лежала небольшая горка купюр, за которую можно было купить небольшой домик на окраине столицы и на остаток еще жить целый год, не меньше. — И это принес пацан? Б…ь, я сплю? Ай⁈

С ехидной ухмылкой тетушка ущипнула его с такой силой, что у него глаза на лоб вылезли.

— Он, он принес. Поэтому уже завтра понесу взнос в гимназию…

В приемной шефа Отдельного корпуса жандармов стояла тишина. Двое посетителей нервно теребили свои портфели с бумагами, то и дело поглядывая на огромные старинные часы, занимавшие весь угол в комнате. Первый, тучный мужчина в партикулярном платье, по виду немаленький чиновник из министерства, не переставая вытирая пот, который снова и снова выступал на лбу, шее, щеках. Второй, коренастый бородач в купеческом платье, напротив, мерз. По крайней мере дрожь его била заметная, как бы он не старался ее скрыть.

Время от времени, сидевшая у окна секретарша, монументальная дама в черном платье и каменным лошадиным лицом бросала на посетителей строгий взгляд, от которого тем становилось еще хуже. Потеющий гражданин потел еще сильнее, замерзающий откровенно дрожал. И, словно желая их еще больше напугать, она то и дело громко хлопала папками с бумагами, заставляя посетителей вздрагивать всем телом. После чего всякий раз поправляла модные очки с круглыми стеклами, причем делая это нарочито небрежно.

И тут случилось нечто невообразимое, чего прежде никогда и не случалось в приемной главного жандарма столицы. Из-за закрытой величественной деревянной двери из красного дерева вдруг раздался взрыв хохота. Басовитый голос звучал глубоко, раскатисто и невероятно заразительно.

— Ха-ха-ха-ха! Ай да сукин сын! Ха-ха-ха-ха!

Дама, только что протиравшая стекла очков, сильно вздрогнула и едва не выронила свои очки. С посетителями, вообще, случилась полная неприятность. Тучный мужчина, едва раздался хохот, весь жутко побледнел и, тихо пискнув, потерял сознание. Второму тоже сильно поплохело, отчего он судорожно стал шевыряться во внутреннем кармане в поисках бонбоньерки с таблетками. Найдя, тут же проглотил две здоровенные белые «пуговички».

В самом же кабинете и впрямь разворачивалось действо, которое нечасто можно было здесь увидеть и тем более услышать. Мирский Михаил Павлович, глава Отдельного императорского корпуса жандармов, развалившись в глубоком кожаном кресле, громко хохотал, похлопывая по столу. А адъютант, высокий худощавый блондин, затянутый в строгий жандармский мундир, от удивления округлил глаза, явно первый раз наблюдая начальство в таком состоянии.

— Ха-ха-ха-ха! Ай да, хитрец, ай да сукин сын! Ха-ха-ха-ха! — никак не мог успокоиться Мирский, с чувств откинувшись на спинку кресла. — Ха-ха-ха-ха! Надо же что придумал! Ха-ха-ха!

Лишь отсмеявшись и вытерев выступившие с глаз слезы, он смог вернуться к работе. Снова взял выпавший из рук листок с подробностями о недавнем громком ограблении купца первой гильдии Макар Силыча Могуты, о чем уже второй день трезвонили все газеты в столице. Вдобавок телефон самого Мирского едва не разрывался от звонков весьма высокопоставленных господ, желавших знать, когда сей дерзкий преступник будет изобличен и предан суду.

— Давно так не смеялся. Надо же, провести такого жука, как Могута⁈ А как все красиво, нагло с огоньком сработано, что даже зависть берет! — к этому лиходею мужчина даже некоторую симпатию испытывал, хотя вряд ли бы вслух признался об этом. Ведь, человеку при такой должности не приличествовало восхищаться преступными действиями. — Давай-ка, Александр Никитич, еще раз повторим все по порядку: что и как.

Адъютант тут же с готовностью открыл папку, что все это время держал в руках, и продолжил доклад:

—…Преступник назвался княжичем Александром Милославским, наследником старинного княжеского рода, что уже есть преступление, согласно Государственному уголовному уложению главы V «О преступления против чести и достоинства благородных фамилий империи». Манкируя высоким положением родителей и знакомством с известными лицами, втерся в доверие к господину Могуте. Со слов последнего, преступник невзначай интересовался, хранятся ли в доме крупные суммы денег и драгоценностей. Затем господин Могута за обедом в честь своего гостя был отравлен неизвестным веществом. Предполагаем, что это было сонный порошок, чтобы усыпить хозяина на небольшой срок. Похищено было, со слов господина Могуты, около тысячи рублей. В настоящий момент наш художник рисует потрет преступника для поиска. Поиски по горячим следам успехом не увенчались. Служебная собака почему-то след не взяла. Опрос околоточных тоже ничего не дал: никого и ничего подозрительного они не видели.

Закончив доклад, адъютант закрыл папку с бумагами. Мирский же при этом хитро прищурил глаза, словно что-то вдали пытался рассмотреть.

— Что-то не складывается пазл, Александр Никитич. Не-ет, не складывается, — начальник покачал головой, поднимаясь с кресла и начиная мирить шагами кабинет. Так ему думалось легче. Адъютант, прекрасно осведомленной об этой привычки, повернул голову за шефом. — Думаю, все было иначе… Этот Могута, паршивый человечишка, давно уже ведет дурно пахнущие дела. И ограбление было всего лишь вопросом времени. Уверен, украли гораздо больше, а не какую-то жалкую тысячу рублей. Просто Могута не хотел дурно выглядеть. Заметь, что не взяли золото и драгоценности, которых наверняка в доме было полно. Значит, преступник не хотел с ними связываться, хотя мог и больше заработать. Явно с головой парень.

Мирский подошел к столу и, схватив остро заточенный карандаш, начал схематично записывать на бумаге то, что ему было известно. Способ очень хороший для приведения мыслей в порядок, который он без устали всем в своем окружении рекомендовал.

— И так, объект молод, и это первое, что нам известно, — грифель заскрипел по белоснежному листку. — Во-вторых, он смел, почти безрассуден, нагл, отменно выдержан, почти не теряется в опасной ситуации. Честно говоря, все эти качества сделали бы честь любому офицеру жандармского корпуса.

Листок перед ним начал заполнятся ровным аккуратным подчерком, которому бы позавидовал любой коллежский асессор[2].