Страница 4 из 15
Глава 2
Светлана не находила себе места. Выполняя приказы инструктора, она то и дело всматривалась в озёрную гладь в попытках рассмотреть противоположный берег. Только человеческий взгляд не мог дотянуться за двадцать пять, а то и все тридцать километров. Света бездумно рубила сухие ветви и собирала хворост, помогала устанавливать палатки для детей, проводила ревизию продуктов для экономного распределения. Делала всё, что прикажут, но сердцем была не здесь.
В первые Света поняла мать, которая так же не находила себе места, пока отец работал в полевых госпиталях. Мать изо всех сил занимала всё свободное время делами: воспитание детей, управление домом и поместьями, работа в благотворительном фонде, лишь бы не оставаться один на один с грызущим чувством тревоги.
Почему они все просто не сбежали вместе с курсантами и жителями Малых Трясинок? Почему именно дорогие её сердцу мужчины должны рисковать своей жизнью?
Света не один раз малодушно задавала себе эти вопросы, но она же и знала верный ответ: потому что присяга. Военный объект не бросают на произвол судьбы, потому что страшно или потому что маг смерти стучится в твои двери. Отец — военный, хоть и лекарь. Судя по поведению Винограда /Комара, он тоже.
«Боги, Света, ты вляпалась по самое не могу! Ты даже не знаешь настоящего имени парня, а волнуешься о нём наравне с отцом!»
Имя-не имя, но стержень либо есть, либо его нет. В его случае за раздолбайским поведением скрывались спокойствие, уверенность и сила. Способность защищать слабых любой ценой, даже ценой собственной крови. Как бы не пыталась девушка прогнать из своей памяти процесс лечения котёнка, забыть такое она была не в силах. Макр из собственной крови. Это же мировой научный прорыв, но… Света не носила розовых очков. Ради этого прорыва кого угодно разберут на лабораторные компоненты, не то что аристократа из захудалого рода, пусть он хоть всю жизнь принцесс спасает. Государственная машина его сожрет и не подавится, чтобы в перспективе получить человеческие фермы, где таких одарённых будут разводить в условиях не лучших, чем для скота. Поэтому Света вообще старалась не думать, не вспомина
ть, вычеркнуть из своей жизни события, связанные с котёнком. Куда безопасней было злиться на врага, который сейчас покушался на отца и того, кем заняты все мысли последнее время.
Откуда вообще взялся этот маг смерти? Что ему нужно? Почему нельзя было привлечь Орлова, как прошлый раз с прорывом? Вопросы бушевали в голове, накатывали друг на друга, словно морские волны в шторм, и брызгами рассыпались об аргументы. Если это личная месть или нападение на родовые земли, то привлечение армии — это потеря чести. А как же призвать на помощь союзные рода? А есть ли они вообще, если оба рода: и Комара, и Винограда — на грани вымирания?
Света и так, и этак крутила в голове мысли, загоняя страх так глубоко, чтобы никто его не заметил.
— Она уже мертва, не издевайся над трупом, — прозвучал тихий голос Медведева, и лишь тогда Светлана пришла в себя. Вот уже несколько минут она чистила свежевыловленную рыбу, пытаясь отрубить ей голову и выпотрошить. Увиденный результат больше напоминал рыбный фарш.
— Не быть тебе шеф-поваром, Света! — Медведев закатал по локоть рукава куртки и, осторожно забрав у неё нож, принялся чистить следующую рыбину. — Иди к костру, там хвойным отваром угощают. Говорят, он успокаивает нервы. Самое оно для тебя сейчас.
Света непонимающе перевела взгляд с рыбы на Медведева. Ей не почудилось, или это была забота?
— Медведев…— начала было она, но была прервана самыми наглым образом.
— Что Медведев? Я не слепой, отца твоего не раз в глаза видел. Думаешь, не понимаю, почему на тебе лица нет? — один из кандидатов в женихи сосредоточенно и, что немаловажно, умело потрошил рыбу. — Брысь отсюда! Ещё поранишься! Как ты только руки себе не оттяпала в таком состоянии?
Света побрела в сторону трёх общих костров, разведённых во впадине между камней. Близилось время обеда. В одном из больших котелков варилась уха, ещё в одном кипятили воду для хвойного отвара, возле третьего Репейникова рассказывала сказки детям. Те слушали её, словно завороженные, и Света тоже невольно заслушалась.
— А когда вероломный предатель напал на принца, то земля разверзлась, из вечной тьмы на свет вышли твари, страшнее которых ещё не видывал этот мир! Они рвали когтями и клыками врагов, крушили всё вокруг, пролили реки крови, но, когда главный изменщик пал, прекратили бойню и замерли на минуту, словно в дань памяти всем погибшим в этом бою. Твари оказались благородней людей. С тех самых пор у нас появился обычай почитать память погибших воинов минутой молчания.
Дети ещё несколько секунд просидели в тишине, но тут малышка, до этого сидевшая на коленях у сестры, вынула изо рта пальчик и тихо просила:
— Тётя, а плавда, что комалы сейчас бьются со смелтью? А нас на остлове сплятали, чтоб защитить?
Репейникова растерянно посмотрела на Светлану, ища поддержки. Ведь курсантам не сообщили причины внеочередного полевого выезда, а вот местные были в курсе реальной ситуации. Света вступила в круг вокруг костра. Врать детям не хотелось, те, наверняка, уже слышали перешептывания взрослых, да и сама сказка намекала на сходство ситуации.
— Правда, милая, — грустно улыбнулась лекарка. — Они там сражаются за дом, за жизнь и за ваше будущее!
— А мы мозем им как-то помочь? — спросила всё та же малышка. Света не знала, что ответить, но это сделали за неё.
— Можете. Им там сейчас очень нужна наша помощь и божественная поддержка, — за спиной Светланы возвышался один из инструкторов, оставленный для присмотра за гражданскими и курсантами. — Они просили молиться Комару, и он обязательно поможет.
Первые несмелые слова срывались с губ детей. Вразнобой, кто как умел, они просили доброго боженьку Комара помочь их защитникам, уберечь от смерти и позволить вернуться в свои семьи живыми и здоровыми. К детским молитвам постепенно присоединялись взрослые голоса, их становилось всё больше, и Света сама не заметила, как тихо, едва слышно попросила прощения у Подорожника, а затем обратилась к чужому Богу:
— Пусть они выживут, оба! Пожалуйста! Я обещаю больше никогда не убивать комаров, честно! — обещание звучало по-детски, но оно было искренним. — Пусть только они выживут!