Страница 91 из 98
Ольга смерила меня недовольным взором, а потом кивнула.
— Я переоденусь, как подобает, — тихо произнесла она и снова гордо удалилась.
В это же время я буквально спиной почувствовал всю гамму взглядов, которую можно получить от товарищей, от ухмыляющихся до немного сконфуженных, а когда развернулся, то оказалось, что так оно и было. Одна только Настя самозабвенно уплетала очередную порцию каши с мёдом, как бы ни располнела непогодам, но с другой стороны, целительство выжимает из неё все соки до единой капли.
— Сашка, тоже переоденься. С нами пойдёшь — отдал я указание, а потом поглядел на Огнемилу: — Конезица, я прошу дать мне пятерых гридней, которые будут караулить снаружи участка, а если что-то пойдёт не так, выручат нас.
— Карауляти? Участка? — переспросила девушка, а я на секунду зажмурился. Она права, я пытаюсь с ней общаться как соотечественницей, а конезица со свитой лишь пленники нашего мира.
— Стеречь, у главного дома стражи.
Стеречь от стражи? — с улыбкой переспросила Огнемила, а потом повернулась к помощникам: — Могута, возъятичетырях молодцев да следуй за Евгенем Тимофеичем.
Гридень кивнул, перечислил имена, и пододвинул к себе тарелку с остатками котлет. Он был до невозможного невозмутим и самоуверен.
Я же быстро поднялся по лестнице, громыхая тяжёлыми ботинками по деревянным ступеням, которые недовольно скрипели в такт каждому шагу, словно старухи на завалинке, мол, ходят тут всякие. Но направился не в кабинет, а к своей бывшей комнате, где лечился Бодриков. На шум выглянул Максимилиан, смотря на меня в едва приоткрытую щель хмуро и осуждающе. Ведь несмотря на то, что господина барона немного подлатала Настя, возраст брал своё, и его превосходительству ещё предстояло долгое выздоровление.
— Что вам? — прошептал адъютант, щуря красные от недосыпа глаза.
— Что с шефом? — спросил я, решив в разговоре с этим прихвостнем избегать титула его хозяина и прочих условностей согласно табелю о рангах, а привнесённое Никитиным в нашу речь слово «шеф» было здесь как нельзя кстати. И несмотря на то, что подпоручик ничего плохого мне не сделал, пусть немного побесится.
Максимилиан украдкой глянул в комнату, а потом ответил:
— Отдыхает.
— Перо и бумагу. Нечего ему отдыхать, — тихо прорычал я, наклонившись к тощему чиновнику, который испуганно забегал глазами и подался немного назад, но всё же собрался с силами и не спрятался…
— Ему не здоровится, — пролепетал Максимилиан.
— Ему ещё больше не поздоровится, если ты не принесёшь писчие принадлежности.
— Вы забываетесь, — прошептал адъютант.
— Ага, — процедил я, и просто толкнул прихвостня внутрь ладонью.
Тот исчез из виду, но судя по тому, что грохота не было, на ногах удержаться сумел. Через пяток секунд дверь снова приоткрылась, и ссутулившийся Макс протянул мне перо, чернильницу-непроливайку и листок писчей бумаги.
— Чернила сам подержи.
Я осторожно, самыми кончиками пальцев механической перчатки взял перо за ручку, прижал ладонью лист к двери и начал, время от времени макая важнейший инструмент летописцев и чиновников в синие чернила, выводить дюймовыми буквами записку, начинавшуюся со слов: «Срочно примите меры».
Пока писал, даже вспотел, ибо делать это в кирасе — верх сложности. А закончив, подкинул перо, поймал его всей пятернёй и с грохотом воткнул дверь. В разные стороны полетели щепки и тонкий наконечник железного пера, помятый ударом до полной негодности, а лист остался висеть, пригвождённый обломком дорогого красного дерева.
— Макс, что там случилось? — сразу раздался изнутри сонный голос барона.
— Господин Тернский случился, ваше превосходительство.
— Чего хочет?
— Передал корреспонденцию-с, — невозмутимо, насколько это было возможно, ответил адъютант.
Я ухмыльнулся и протопал к кабинету, который осторожно открыл. Внутри царил серый утренний полумрак, а посредине комнаты спиной ко мне стояла обнажённая Ольга, прижимая к груди шёлковую нательную рубаху. Она словно специально ждала меня вот такая, прекрасная и соблазнительная, сделавшая при моём появлении пол-оборота на кончиках пальцев. И лишь белая кружевная подвязка, за которую был заткнут золочёный двухзарядный пистолет да нательный крестик на шёлковом шнурке, были на ней контрастными украшениями, шедшими ей больше, чем иные бриллианты и злато с серебром. Та моя часть, что Евгений, хотела сделать тонкий комплимент, но вмешался Марк Люций. Губы растянулись в хищной улыбке, а после я подошёл к Ольге и осторожно сжал тонкие белые плечи в тисках механических перчаток.
— Гемма дигнус император. Драгоценный камень, достойный императора, — упали тихие слова.
— Только лишь императора? — с лёгкой усмешкой спросила она.
— А чем я хуже? — ответил я, притянул Ольгу к себе и легонько поцеловал в сочные тёплые губы.
— Ты ведь сейчас тот, другой, — произнесла супруга, глядя мне в глаза, которые сейчас наверняка были карие, в противовес голубым очам Евгения.
С лёгкой усмешкой я кивнул.
— А как же Евгений?
— Ты нас не разделяй. Мы одно целое, мы просто разные грани одного и того же Марка Люция Евгения, — с улыбкой ответил я и отпустил супругу.
— Синяк будет, — со вздохом поглядев на плечо, произнесла она.
— Его никто, кроме меня, не увидит, — ответил я и дёрнул за тросик раскрытия кирасы. Время не ждало, и потому нужно было быстро смыть с себя пот и облачиться в выходной костюм-тройку. Ольга перехватила мой взгляд, ставший серьёзным, и с улыбкой хищницы, из когтей которой не смогла вырваться причитающаяся по закону добыча, ускользнула за раскладную ширму.
Через четверть часа я был готов и прилаживал шляпу-котелок, а после взял со спинки стула чёрные перчатки и подхватил электрическую трость, проверив заряд. Револьвер и без того был в потайной кобуре, рядом с тремя склянками, извлечёнными из патронов «бластера». Ольга не отставала от меня, облачившись в платье цвета кофия с глухим воротом, а на голове красовалась широкополая шляпка с пышным белым пером. От супруги пахло дорогим парфюмом.
Вниз мы спустились, держась рука об руку. В гостевом зале нас уже ждали Сашка и Могута с гриднями, все одетые в солдатские шинели. Пришлых вооружили пехотными винтовками с примкнутыми штыками. Сейчас оружие было завёрнуто в широкие холстины и перемотано бечёвкой, дабы не смущать встречных горожан. Сама по себе мосинка с катушкой электрической перезарядки была рассчитана на рекрутов из глухих деревень, и настолько проста, что освоить её мог любой буквально за полчаса. Разумеется, для точной стрельбы на средней и большой дистанции требовалось долго учиться, но просто направить ствол в сторону врага и нажать на спусковой крючок, паля в упор, был способен любой, если он не полнейший идиот, а гридни Огнемилы таковыми не были.
Я выкатил электромобиль, усадив Ольгу на переднее сидение рядом со мной, а Сашка с Могутой устроились на заднем. Остальные вскочили на подножки, держась за дверцы. Авто изрядно просело и жалобно загудело электрическим мотором, но всё же покатилось вперёд. Не зря я брал дорогую вещь, обычный электромобиль либо сломался бы, либо просто застыл на месте с перегоревшими от чрезмерной натуги предохранителями.
До полицейской управы, расположенной рядом с вокзалом, катились долгие десять минут. Авто я остановил не возле нужного здания, а в переулке, где спешился и вместе с Ольгой и Никитиным направились к дубовой двери под большой надписью «Полиция».
Шедшая рядом супруга тяжело дышала, стиснув свои пальцы у меня на локте.
— Он там, — прошептала женщина, когда мы приблизились.
— Ты, главное, не впади в глупую импульсивность.
Испортишь ведь всё, — тихо ответил ей я.
— Помню, — огрызнулась Ольга, и поджала губы.
— Мы просто пройдём к начальнику полиции, и побеседуем с ним о разном. В основном о вопросах взаимодействия. Будем очень любезны, и скажем, что нашли свидетеля, который готов дать показания, якобы о том, что руководство Новообской полиции сотрудничает с террористами. Скажем, что у неё псевдоним Внесистемная. Мол, глупости всё это, но дело стоит рассмотреть. Если он действительно из пришлых, должен занервничать. Обычно это действует.