СЛВ - 4

Маленькая саламандра распахнула свои всё ещё сонные глаза, в которых я, к своему облегчению, не увидел ни тени раздражения или неудовольствия, а лишь интерес и радостное предчувствие, потом с улыбкой потянулась, окончательно просыпаясь, а затем неверяще уставилась на меня, на мои не горящие в её огне руки.

— Ну да, — мне пришлось словами объяснить то, что она увидела, — я теперь такой! Ну, иди ко мне!

Лариска одним радостным прыжком заскочила мне на колени, хоть я на такую удачу и не рассчитывал, и замерла, пытаясь рассмотреть и понять то, где она сейчас очутилась. В этом не было никакой настороженности или опаски, саламандре стало просто всё очень интересно, вот она и пыталась это всё рассмотреть. И наш новый корабль, ясно видимый в открытом проёме ворот, обновлённую «Ласточку»-то она узнала сразу же, и радостно притихший народ вокруг ангара, и метнувшегося к нам Кирюшку, и спешащего Арчи, оборвавшего светский разговор на полуслове, и Лару, последовавшую за ним, и Далина, и Антоху.

— Ты как, в переноске поедешь? — спросил я у неё, когда мы наконец переглянулись, — или пешком пройдёшься, порадуешь гномов?

Она сначала задумчиво уставилась на свой тигель на цепях, что стоял рядом, потом перевела взгляд на пытающихся издалека рассмотреть нас подгорных жителей, что вытягивали шеи и карабкались сейчас друг другу на плечи, внимательно их изучила своими мало что выражающими глазами-бусинками, а потом с удовольствием зевнула, потянувшись всем телом.

— Понятно, — сказал я, — по месту решим.

Кирюха уже вертелся рядом, все остальные тоже были на подходе, мне оставалось только гладить её по спине, отбросив все уговоры в сторону, будь что будет, тут я целиком на стороне Далина.

— Ну что, проснулась? — подскочил первым гном, остановившись приметно в метре от нас, — ну-ка, кто это у нас маленький такой? Ах ты ж, солнышко наше, здравствуй! Как настроение? В переноске поедешь?

Лариска потянулась к нему хоть и радостно, но почувствовался в ней некоторый небольшой подростковый бунт, мол, сам в переноске езди, а я и пешком пройтись могу! Она спрыгнула с моих колен на пол, прямо ко всему остальному подбежавшему экипажу с Ларой вместе, тут же полыхнуло на весь ангар ярко и мощно, а когда я проморгался, в центре нашего круга стояла невысокая девушка-подросток, сотканная из первоначального пламени.

Волосы и платье её просто бурлили огнём и жаром, Антохе и Далину пришлось резко отойти назад, в ангаре заиграли огненные сполохи и резкие тени на стенах, а я порадовался, что бетонный пол здесь был качественно зажелезнён цементом и чист при этом, не было на нём потёков масла или тормозухи, а иначе вместо теперешнего великолепия был бы нам чад и копоть, потому что тот участок, на котором стояла Лариска, разогрелся до белого каления и даже, вроде бы, начал плавиться.

Кирюшка сообразил ещё что-то, кроме этого, он метнулся к Далину с Антохой и яростно зашептал им какие-то слова, из которых мне удалось разобрать лишь: «Асбест! Ну или шифер с песком! Корабль же! Противопожарная безопасность! Мы-то думали она в переноске поедет! А она вон чего!»

Далин охнул и подорвался вместе с Антохой чего-то придумывать, подзывая к себе по пути дежурную бригаду гномов, а Лариска вдруг подошла к Ларе и взяла её за руку. Эльфийке, кстати, весь этот первородный пламень был по барабану, она его не замечала, они сейчас смотрели друг другу в глаза и что-то там видели, а потом Пресветлая Лаириэн свободной рукой поправила платье на Лариске, сделав его чуть длиннее и много изысканнее чем раньше, вкус у неё был. Потом та же участь постигла причёску, на ногах появились изящные туфельки на небольшом каблуке, и можно было являться к народу во всём великолепии.

Саламандра оглядела себя и ей это очень понравилось, а затем они обе повернулись к нам, сделав одними глазами знак следовать за ними, и мы пошли. Пол под ногами Лариски всё так же мгновенно разогревался добела и плавился в небольшие стеклянные лужицы, а мы с Арчи принялись вытягивать жар из этих следов в свой резерв, раз такое дело, потому что остывать они будут долго, не ровен час, вляпается кто-нибудь.

— Вот увидишь, — шепнул мне Арчи, — эти бородатые ещё паломничать к этим следам начнут. Да и вообще этот ангар самым крутым станет! Чиниться здесь, наверное, теперь только по большому блату можно будет!

— Флагманским, — поправил я его, — это у них называется флагманский.

Арчи пожал плечами, мол, как ни называй, один хрен, а потом мы замолчали, потому что Лара с Лариской вышли на всеобщее обозрение и настала полная, всеобщая тишина.

Наша саламандра легко перебила своим мягким светом прячущееся за утренними тучами солнце, и вид на лётном поле был сейчас самый странный, прямо-таки нездешний. Резкие тени от ангаров и цистерн, от нашей «Ласточки» и даже от столбов, ото всех нас взметнулись в небо, отпечатавшись на облаках и видно это было, наверное, до самого горизонта. Да ещё и молода была наша Лариска, я так думаю, и от этого никого не корёжило в лучах её света, а веяло теплом, радостью и любопытством, и это чувствовали все, кто под этот свет попал. Вот станет постарше и тогда, наверное, когда что-нибудь поймёт в этой жизни, начнёт с других спрашивать, а пока не было у неё на это ни опыта, ни права.

Лара наклонилась к ней и сумела одной только магией попросить что-то вроде: делай, как я, и Лариска её поняла. Они вместе, практически синхронно, подняли вверх правые руки и помахали им собравшимся, а потом эльфийка, убедившись, что всё получается, принялась за более сложные вещи. Сначала они в знак благодарности поклонились на все четыре стороны света, в пояс присутствующим, со взмахом и опусканием одной руки почти до земли, гномы тут же принялись кланяться в ответ, да не по одному разу, со всем рвением и усердием.

Рожи у подгорных жителей были при этом самые растроганные, у того же Рагнара Далиновича слёзы умиления катились из обоих глаз и капали по усам, остальные не отставали, а я подумал, что моё отношение к чувствам верующих надо бы чутка поменять, на немного более уважительное, что ли. Вон как их пробирает, а моё панибратство тут ни к селу, ни к городу. Тем более что, посмотрев налево я увидел, как Арчи состроил себе самую почтительную и понимающую рожу, и не было в ней на первый взгляд и тени притворства или ехидства, а было лишь то самое понимание и уважение. Это нужно было его знать много лет, и знать как облупленного, чтобы распознать в ней, в самой её глубине, что-то другое. Но ничего такого, неуважительного или снисходительного там, кстати, всё равно не было. Ещё его просто распирало веселиться, но это уже потом.

Так что я тоже сделал вид что проникся до глубины души ситуацией, тем более что Лариска, по примеру Лары, принялась за воздушные поцелуи, но только у саламандры они, в отличие от эльфийских, получались зримыми и увесистыми, во все стороны летели всполохи ласкового, не обжигающего огня, зрелищно получилось, да и весело к тому же. Кто-то радостно завизжал, и народ загомонил, как прорвало его.

А потом Лариска устала, устала пребывать в человеческом обличье, да ещё и застеснялась этого, и мы с Арчи тут же проводили её на корабль. Далин, который без дела не стоял и мимо которого прошло всё это благолепие, успел сгородить противопожарную лестницу к огромному открытому иллюминатору в машинном отсеке, что был врезан в обшивку корабля напротив места саламандры и через который она теперь могла любоваться всем, что у нас было за бортом. Лариска сразу поняла, куда ей, перекинулась обратно из девочки в саламандру и в несколько скачков, не оставляя следов, Кирюха зря кипиш поднимал, забралась на корабль.

— Дуйте к Ларе на помощь, — посоветовал нам Далин, когда мы с Арчи поднялись вслед за Лариской на борт. — Мы тут сами. Через час, по плану, первый испытательный полёт, нам надо Стирлинга нового с генератором запустить и всё проверить, мешаться будете. Остальное-то всё проверено на десять раз — что вам тут делать? За пятнадцать минут до вылета подойдёте, нормально выйдет, всё равно как экипаж на гражданских рейсах.