Страница 3 из 16
В принципе программа санаторного лечения, о котором идет речь, во многом сходна с рекомендациями, содержащимися в этой книге, но книга будет предлагать их самому больному, а в санатории пришлось бы полагаться на воспитателей-врачей.
«Бегство в болезнь» отнюдь не всегда выступает в той откровенной форме, которую мы наблюдали у молодого любителя автомашин.
…Человек почувствовал боли в области сердца. Врач-терапевт подтвердил сердечное заболевание, рекомендовал покой, микстуру, ограничение физической нагрузки. К тягостным ощущениям в груди со временем добавились сердцебиения, удушье, нарастающая слабость. Дальнейшие обследования заставили усомниться в первоначальном диагнозе, а спустя год врачи вообще стали отрицать болезнь сердечно-сосудистой системы. Но человек уже привык постоянно прислушиваться к своим ощущениям.
Вот он пришел ко мне: замедленные движения, тихая речь. Целый год он находился на инвалидности, ходил по врачам, чуть что — укладывался в постель. Ему трудно по- верить в полное выздоровление: ведь боли в сердце эпизодически возникают, а физическая нагрузка вызывает чувство слабости и обильный пот. Но дело не только в сомнениях относительно заключения врачей. У человека в сущности нет большой цели, захватывающих интересов. Забота о своем здоровье составляет главный предмет его каждодневных размышлений. Он с головой ушел в болезнь, в неторопливые, обстоятельные разговоры с завсегдатаями поликлиник и комиссий.
Человек породнился с болезнью, она наполняет его жизнь, требует внимания и забот. В нем гаснет яростный протест против своей, в сущности мнимой, неполноценности. Двадцатипятилетний пенсионер, словоохотливый собеседник поликлинических старушек, — вряд ли ему поможет моя книга. Ну, прочтет, покачает с сомнением головой и отправится на очередное переосвидетельствование ВТЭКа.
Если человек смирился со своей болезнью или прячется за нее от крутых поворотов жизни, — мне с ним не по пути. Мне нужен соратник и помощник, человек, ненавидящий болезнь, для которого она — заклятый враг, а не надежное убежище. Я апеллирую к его разуму, энергии и желанию вернуться в строй. Я хочу вскрыть неиспользованные резервы организма и заставить их служить делу скорейшего выздоровления. А такие резервы есть. Компенсаторные возможности центральной нервной системы, в особенности высших ее отделов, издавна поражали человеческое воображение. Слепая и глухая от рождения, Ольга Скороходова достигла высот мировой культуры. Пораженный смертельным недугом, писатель Николай Островский создал замечательные произведения. Летчик с ампутированными ногами вел воздушные бои на скоростном истребителе.
Экспериментами физиологов были раскрыты многообразные и мощные механизмы восстановления нарушенных функций нервной системы [1].
Тридцатилетние исследования Э. А. Асратяна показали, что наиболее совершенные механизмы восстановления и защиты связаны с работой коры больших полушарий головного мозга, с выработкой новых условных рефлексов, с накоплением новых знаний. У человека среди этих механизмов решающая роль принадлежит речевой системе, которую Иван Петрович Павлов Называл второй сигнальной системой действительности в отличие от непосредственных — слуховых, зрительных, осязательных и других впечатлений, воспринимаемых органами чувств. Именно словесно-понятийное мышление вернуло к активной деятельности и Ольгу Скороходову, и Николая Островского.
Моя книга обращена к защитным силам человеческого мозга.
Понять — значит сделать первый шаг к выздоровлению
Для понимания физиологических основ невротических заболеваний человека огромное значение имели опыты на животных. Ученики и сотрудники И. П. Павлова разработали многочисленные приемы, с помощью которых у собак вызывали длительные нарушения высшей нервной деятельности, напоминающие некоторые симптомы человеческих неврозов. В дальнейшем эти приемы были распространены на обезьян, кошек, крыс и других подопытных животных. Оказалось, что особенно разрушительно на нервную систему действуют такие условия, когда, с одной стороны, животное не в состоянии удовлетворить свою естественную потребность в пище, продолжении рода, защите от вредных воздействий и т. д., а с другой стороны, эта потребность всячески усиливается, «подстёгивается» экспериментатором.
Простое лишение пищи, изоляция самца от самок, даже многократное нанесение болевых раздражений сами по себе не приводят к невротическим расстройствам. Но вот мы на глазах у вожака обезьяньей стаи сажаем его самку в клетку к чужому самцу, демонстративно проносим мимо него миски с вкусной едой другим обитателям обезьяньего питомника, и здоровое сильное животное постепенно превращается в глубокого инвалида.
Другой пример. Двух обезьянок подвергали раздражению электрическим током. Одна из них просто получала определенное количество ударов. Другая могла выключать ток с помощью специального рычажка. Правда, для этого она должна была находиться в состоянии постоянной бди- тельности, хронического нервного напряжения. Первая обезьянка, получив свою порцию неприятных раздражений, осталась здоровой и невредимой. Вторая заболела тяжелым нервным расстройством, одним из последствий которого явились кровоизлияния в слизистую оболочку желудка. Этот пример наглядно показывает, что разрушительным воздействием оказался не сам электрический ток, а перенапряжение животного в связи с попытками избавить себя от боли.
Несколько десятилетий назад в лаборатории И. П. Павлова был разработан надежный прием невротизации подопытных собак. Животному показывали круг и подкрепляли сигнал пищей. Потом на экране демонстрировали эллипс, не сопровождая его подачей кормушки. Когда собака обучилась хорошо различать эти две геометрические фигуры, изображение эллипса начинали постепенно приближать к очертаниям круга. Животное не просто переставало «понимать», где круг, а где эллипс, оно заболевало тяжелым нервным расстройством: скулило, грызло станок, отказывалось от пищи. Все поведение собаки выражало мучительное страдание, непосильное для нервной системы.
Но поставим этот же самый опыт по-другому. С самого начала возьмем круг и эллипс, трудно различимые для собаки, и будем подкреплять пищей только круг. Хотя собака получает пищу лишь в части случаев предъявления круга-эллипса, она вполне удовлетворяется вероятностным подкреплением единого (для нее!) сигнала и остается совершенно здоровой. В чем дело? Чем отличается положение второй собаки от первой? Только одним: вторая собака «не знает», что о н а должна р а з л и ч а т ь круг от эллипса.
Оцените все значения этого факта. Ведь обе собаки в равной мере получают или не получают пищу. Если говорить об удовлетворении пищевой потребности, то между ними нет никакой разницы. Различие выступает в чисто информационном плане. Одна из собак, не будучи в состоянии решить задачу, ничего не знает об этой задаче и остается спокойной и здоровой. Другая — знает, но не может, и деятельность мозга срывается от о с о з н а н и я своего бессилия.
Надежное средство экспериментальной патологии представляет так называемая сшибка разнородных условных или безусловных (врожденных) рефлексов: пищевого с оборонительным, полового с оборонительным и т. д. Для
этого в кормушку, из которой обезьяна получает пищу, подкладывают игрушечную или живую безвредную змею, подключают электрический ток к металлической миске, предназначенной для кормления собаки, наносят крысе удар электрическим током в момент совершения полового акта. Всем приведенным нами примерам присуще нечто общее. Животное не просто голодает, лишается самки, подвергается болевым раздражениям — мы помещаем его в условия острого конфликта между различными биологическими потребностями, например: стремлением получить пищу и необходимостью защитить себя от вредного воздействия. Если одна из потребностей легко и быстро берет верх над другой, например, собака начинает относиться к «электрической миске» просто как к вредному для нее объекту, невроз не развивается. Вот почему экспериментатор намеренно показывает голодной собаке, что «электрическая миска» наполнена вкусной пищей, показывает самцу-обезьяне, что его самка сидит в клетке с другим самцом, что лучшие лакомства, и притом в первую очередь, получают другие обезьяны. Мы бы сказали, что ученые стремятся по аналогии с человеком вызвать у подопытных животных сильные отрицательные эмоции ярости, страха, гнева, хронической тревоги, мучительного нервного напряжения.