Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 82



«Угу, коммунистическое, судя по реальности мечтаний, - хмыкнул Алексей Михайлович, деловито перебирая бумаги в многочисленных ящиках письменного стола Ольги. – Сударь, Вы фантазёр, а мнили себя суровым реалистом!»

Следователь поморщился, словно у него зубы заныли, подхватил промокашку и всмотрелся в отпечатки смазанных букв. Что это, деловая бумага или любовное послание? Судя по тексту, ответ на приглашение на бал. Может иметь отношение к нападению? Вряд ли, значит убираем. Алексей вытащил скомканную и грязную, словно ей пол протирали, бумажку, осторожно развернул. Неровные, прыгающие, точно пьяный воробей, буквы складывались в грозные слова:

«Мерзавка, оставь его в покое, иначе пожалеешь! Гореть тебе в аду, ведьма!»

Подписи не было, оно и понятно, авторы подобных посланий редко хотят оставить свой автограф адресату. Корсаров накрыл бумагу ладонью, прикрыл глаза, сосредоточился. Увы, увидеть того, кто начертал подобный пасквиль, не получилось, пред мысленным взором предстала лишь Оленька, с довольной улыбкой достающая из-под двери сложенную вчетверо записку. Девушка нетерпеливо развернула листок, вчиталась в краткое послание, озадаченно нахмурилась и прочитала текст ещё раз. Брезгливо передёрнула плечиками, огляделась по сторонам, словно ожидала, что автор записки стоит у неё за спиной, даже в коридор выглянула, но там, естественно, никого не было. Милые черты Ольги Георгиевны исказила гримаса злобы, тонкие пальцы сжали листок, словно это была ядовитая змея или мерзкий паук, дерзнувший попасть на девичье ложе.

- Это мы ещё посмотрим, - прошипела Оленька и запулила бумажный шарик на самое дно нижнего ящика письменного стола. Конечно, можно было бы выкинуть записку, а то и сжечь её, но госпожа Игнатовская была особой, весьма трепетно относящейся к любым бумагам и способной даже самое мерзопакостное послание превратить в звонкую монету.

Алексей Михайлович вздрогнул, поморщился, растирая виски: видение исчезло, оставив после себя лёгкую тошноту и головную боль, и посмотрел на своих помощников.

- Ничего, - вздохнул Фёдор Иванович, чувствуя себя виноватым и за то, что не уследил за Оленькой, и за то, что не обнаружил никаких следов преступника.

- Ну, голубчик, то, что Ольга Георгиевна задушена подушкой, Вы и без меня знаете, а сказать что-либо более серьёзное без дополнительного исследования я не могу, - развёл руками доктор и виновато поправил пенсне.

- А вот у меня есть кое-что интересное, - Василий Харитонович был удивительно похож на кота, полакомившегося, пока хозяйка не видела, целой миской свежих сливочек.

Корсаров вопросительно приподнял брови, но спрашивать ничего не стал, по опыту общения со своими друзьями прекрасно помня, что задавать вопросы не стоит, хитрец специально будет вредничать, капризничать, отшучиваться и пускаться на всевозможные уловки, лишь бы не отвечать на чётко поставленный вопрос. Фёдор Иванович, давно знающий своего друга и сослуживца, прикусил губу и опустил взгляд, дабы ничем не выдать снедающего его любопытства, а вот Феликс Францевич, добрая душа, попался на старую, как мир, уловку:

- Василий Харитонович, что же Вы обнаружили? Скажите, не томите нас.

Василий хитро покосился на доктора, стрельнул взглядом в сторону следователя и господина Колокольцева и напустил на себя нарочито скучающий вид:

- Да так, пустяковину одну. Сначала помстилось, что сие может быть полезно, но сейчас кажется, что никакого смысла моя находка не имеет.

- Ну что ж, - Алексей решительно прихлопнул ладонью по столу, – раз осмотр завершён, можно уходить.

- А как же… - начал было Феликс Францевич, но Фёдор Иванович мягко приобнял его за плечи, увлекая к выходу:

- Идёмте, доктор. Нам здесь делать боле нечего.

Василий Харитонович был уверен, что равнодушие к его словам и тонким, полным воистину иезуитского коварства намёкам не более, чем бравада, но когда господин следователь, а следом за ним и доктор с бессердечным Колокольцевым (а ещё друг называется!) скрылись в коридоре, его уверенность сменилась смятением. Как же так, он же раздобыл действительно важные сведения, способные приоткрыть завесу мрачной тайны, а его никто и слушать не хочет! Ну не в гостиной же, при всей честной компании подобные вопросы обсуждать!





- Господа, постойте! – воскликнул Василий Харитонович, выскакивая в коридор и хватая Алексея за рукав. – Глупо и небезопасно выносить обсуждение вопросов следствия на широкую публику, ведь убийца, господа, - голос мужчины снизился до шёпота, - убийца – один из обитателей этого дома.

Колокольцев и доктор ахнули, а господин Корсаров даже бровью не повёл:

- Совершенно верно. Записки с угрозами подбрасывали не в окно и не передавали с посыльными, их приносили сразу под дверь.

Василий Харитович уязвлённо поджал губы:

- Записки? Значит Вы их тоже нашли?

- Всего одну, - Алексей кивком головы пригласил всех вернуться в комнату и достал из кармана послание с угрозами. – Полагаю, Василий Харитонович, Вы тоже нашли нечто подобное? Ещё одно послание с угрозами и проклятиями?

- Нет, у меня нечто иное, - Василий протянул следователю обрывки какой-то записки и скомканный листок. – Я, конечно, не берусь утверждать, но, по-моему, тут приглашение на свидание. А на этом листке отчётливо заметен оттиск пера, причём я готов поклясться, что писала сама Ольга Георгиевна.

- Значит письмо от неё и, скорее всего, ответ на послание, - Алексей передал обрывки записки Фёдору Ивановичу, а сам тщательно разгладил скомканный листок, придирчиво изучая его со всех сторон, - любопытно.

- Чёрт побери, да эта задачка посложнее кражи денег из армейской казны! - возбуждённо воскликнул господин Колокольцев. – Помните, Василий Харитонович, тогда всё указывало на мальчишку-поляка, а виновным оказался…

- Это сейчас к делу не относится, - поспешно перебил своего друга Василий, не желающий даже спустя время ворошить осиное гнездо военных тайн в присутствии лиц гражданских, для коих боевые офицеры должны оставаться непогрешимыми образцами честности и благородства. – Давайте лучше займёмся расшифровкой этих посланий.

- Если вы не возражаете, господа, я вас оставлю, - доктор виновато улыбнулся и поправил пенсне, - я не силён в шифрах, мне более подвластны тайны человеческого тела. Надеюсь, вы любезно сообщите мне о содержании сих посланий.

- Разумеется, - Корсаров вежливо улыбнулся, - Василий Харитонович, Фёдор Иванович, вам я поручаю склеить разорванную записку, а сам займусь оттиском пера на листе. Надеюсь, возражений нет?

Возражений не оказалось, господа охотно поддержали предложение Алексея Михайловича и тут же деловито зашуршали обрывками, то негромко перешёптываясь, то посмеиваясь, а то и препираясь друг с другом. Корсаров отошёл к окну, с тоской покосился на широкий, словно специально предназначенный для того, чтобы на нём сидели, подоконник, но ронять престиж столичного следователя не стал, устроился на стуле. Листок старательно разгладил, придавил ладонью и прикрыл глаза, погружаясь в водоворот прошлого. Участившаяся практика приносила свои плоды: неприятных ощущений с каждым погружением оставалось всё меньше и меньше, голова почти не болела, да и тошнота прошла, оставив после себя лишь царапающую сухость во рту.

Алексей увидел сидящую за столом Ольгу, задумчиво кусающую кончик перьевой ручки. Меж ровных дуг бровей залегла складка, барышня то окунала перо в чернила, то вставала и начинала кружить по комнате, словно никак не могла на что-то решиться. На влюблённую она не походила, скорее была подобна стоящему на распутье страннику, не знающему, какая из двух дорог приведёт его в земли обетованные, а какая оборвётся в геенне огненной. Наконец, барышня с решением определилась, опустилась за стол, придвинула к себе стопку листов и застрочила так, что даже чернила мелкими брызгами полетели. Послание было кратким и любовной романтикой даже не пахло:

«Если Вы хотите, чтобы увиденное мной осталось тайной, особливо для особ, чьим расположением Вы дорожите, заплатите мне… - Ольга задумалась, опять прикусила ручку и недрогнувшей рукой начертала, - десять тысяч рублей. Я знаю, что такая сумма у Вас имеется, даже более, потому сроку Вам даю до завтрашнего вечера. В противном случае весь дом узнает о Ваших деяниях, объяснить кои без урона для собственной чести и планов Вы не сможете». Ольга ещё раз перечитала послание, поставила внизу размашистую подпись, набросила на плечи тёмный плащ и выскользнула из комнаты. Корсаров готов был проследить за госпожой Игнатовской, но, увы, видения не поддавались контролю извне, а потому, к кому направилась барышня, увидеть не получилось, зато следователь отчётливо разглядел, как под её дверь подсунули небольшую, тщательно сложенную записку. Очевидно, ответ на скандальное письмо. Ольга, которая сидела на кровати и готовилась ко сну, раздражённо водя гребешком по длинным волосам, отшвырнула гребень и тигрицей бросилась к двери, сцапала послание и зажала его в дрожащей от волнения и напряжения руке. Алексей сжался, собирая все силы, чтобы его не вышвырнуло из видения и он смог ознакомиться с текстом записки. То ли дар следователя в результате частых практик усилился, то ли небеса в кои-то веки раз решили внять мольбам, но видение продолжалось, а на постепенно усиливающуюся головную боль Алексей Михайлович решил не обращать внимания. Бог с ней, чай, не барышня нервическая, привык терпеть боль и физическую, и душевную.