Страница 67 из 82
- Сударыня, вы позволите пригласить вас на танец?
Этот голос я узнала бы из сотен, да что там, тысяч иных голосов. Медленно, чтобы не сорваться и с визгом не повиснуть на шее, загубив тем самым репутацию и свою, и господина следователя, я подняла голову и улыбнулась Алексею Михайловичу, облачённому в чёрный костюм, наброшенный на плечи плащ и черную маску, скрывающую лицо. Шляпу господин следователь почтительно держал в руке.
- Я принимаю Ваше предложение, Алексей Михайлович, - церемонно ответила я и тут же смутилась, так двусмысленно прозвучала эта фраза.
Мне поцеловали руку и повели в центр зала, бережно поддерживая за талию. Ничего предосудительного, всё в пределах игриво звучащей мазурки.
Когда искромётный, напоминающий фейерверк танец подошёл к концу, я изрядно запыхалась и захотела пить, потому стоящему на столике рядом с моим креслом бокалу искренне обрадовалась. Только взять его не успела, подскочила Катюшка, запыхавшаяся, раскрасневшаяся и ослепительно красивая, обняла меня и звонко защебетала:
- О, какой бал, просто чудо, я никогда так не веселилась! Только пить страшно хочется! О, а вот и бокал, как это мило, мой кавалер сказал, что он принёс мне ликёра. А ты видела, какое платье у Аннеты Семёновской? Это же просто волшебство, сущая магия!
Продолжая непрестанно болтать, Катюшка сделала глоток, потом ещё один и вдруг замерла, побледнев и прижав ладонь к шее. В синих глазах сверкнули слёзы, черты лица исказила гримаса мучительной боли.
- Катенька, - я метнулась к сестрице, понимая, что, если она начнёт падать, удержать не смогу, Катюша пышнотела и тяжела.
К счастью, Алексей Михайлович далеко не ушёл, успел подхватить Катю, бережно опустил в кресло, а потом прижал, зафиксировал, так как у сестрицы начались страшные судороги. Голова Катюшки металась из стороны в сторону, глаза выкатывались из орбит, из горла вместе с кровавой пеной вырывались хриплые сипы, а всё тело извивалось, корчилось от нестерпимых мук.
- Доктора! – отчаянно закричала я, и мой клич подхватили разом несколько голосов. – Доктора, срочно доктора, немедленно!
- Катенька!!! – срываясь на визг, заголосила Глафира Михайловна и рухнула перед дочерью на колени. – Доченька, душечка, господи, да что это с тобой?!
- Расступитесь, - рыкнул Алексей Михайлович, продолжая удерживать всё ещё бьющуюся в судорогах Катюшу, - дайте доктору пройти.
- Благодарю Вас, господин Корсаров, - пропыхтел Феликс Францевич, у которого лицо покраснело от напряжения и покрылось испариной. – Софья Витольдовна, голубка, я Вас умоляю: займите чем-нибудь гостей или прекратите бал, пусть все уйдут. Ну невозможно же проводить обследование в таких условиях!
Сгрудившиеся вокруг гости разом притихли, старательно делая вид, что их тут и вовсе нет, духи они бестелесные, не более.
- Я могу девушку в комнату отнести, - предложил Алексей Михайлович и как-то странно посмотрел на Катю.
Очень мне не понравился взгляд господина следователя, так смотрел Фёдор Витольдович на красавца коня, неудачно взявшего барьер и сломавшего ногу. Мол, всем-то ты хорош, разумен и послушен, да и денег на тебя потрачено немало, но прежним не будешь, на скачки тебя не выставишь, придётся пристрелить. Я поспешно перекрестилась, отгоняя мрачное воспоминание, с тревогой всмотрелась в заострившиеся черты лица Кати. Сестрица почти перестала биться, лишь редкие судороги волнами проходили по телу. Хорошо это или плохо? Почему доктор молчит и не спешит доставать свой саквояж, с которым, слава богу, пришёл даже на бал?
- Вы правы, Алексей Михайлович, барышню лучше унести отсюда, - негромко заметил Феликс Францевич и тихонько вздохнул.
Я резво вскочила, моментально найдя отличный повод, чтобы быть рядом с Катей и господином Корсаровым, о котором не переставала думать даже в такой страшный миг:
- Я провожу.
- Лизонька, ты остаёшься здесь, - Петенька, так некстати объявившийся рядом, крепко взял меня под руку, не давая вырваться. – Как твой жених я запрещаю тебе смотреть на этот кошмар, да и мешать господину доктору тоже неразумно.
Вот кто Петра Игнатьевича вечно за язык-то тянет, а? То ласки не допросишься, лишний раз за руку взять не смеет, то, когда не надо, трубит о своих правах на меня! Вон, как Алексей Михайлович при фразе о женихе зыркнул на него недобро, а меня и вовсе великосветским холодом обдал, так что я пальцы на ногах чувствовать перестала, ещё и процедил не терпящим возражений тоном:
- Ваш жених прав, госпожа Соколова. Вам должно остаться здесь. И Вам, сударыня, - это относилось к воющей на полу Глафире Михайловне, - тоже.
Заморозив всех, словно был земным воплощением Снежной королевы, господин Корсаров легко, словно Катюшка вообще ничего не весила, поднял мою сестрицу на руки и широким шагом покинул бальную залу. Феликс Францевич вытер вспотевший лоб, сконфуженно посмотрел на меня, виновато пожал плечами, мол, вот ведь какая оказия, и поспешил за господином следователем. Люба, дай ей господь здоровья, склонилась над безутешной Глафирой Михайловной и принялась её водой отпаивать, а я повернулась к Петеньке и, увидев его самодовольную улыбку, показавшуюся мне просто отвратительной, резко сняла свою ладошку с его локтя и прошипела, стараясь привлекать к нам как можно меньше внимания:
- Прекратите всё время демонстрировать, что Вы мой жених! В конце концов это даже неприлично и называется назойливостью!
Я ждала, что Петя смутится, покраснеет и начнёт лепетать что-то в своё оправдание, но вместо этого он обнял меня за талию и прижал к себе с силой, коей я от него не ожидала.
- Что Вы делаете? Отпустите меня немедленно!
Мои воззвания остались без ответа. Петенька склонился к моему лицу, я поспешно отвернулась, пытаясь избежать поцелуя, и прошептал:
- Раз уж мы заговорили о приличиях, душечка, давайте вспомним, а как называют девиц, вешающихся на шею взрослым мужчинам, которые их и знать не хотят? А если и испытывают к сим барышням интерес, то вполне себе физический и не более чем на одну ночь, максимум на неделю? Лавры Оленьки голову вскружили, Лизонька?
На это можно было ответить только одним. Я резко развернулась и отвесила жениху звонкую пощёчину, после чего, воспользовавшись тем, что он ослабил хватку, вырвалась и бросилась прочь из бальной залы. В спину мне неслось жужжание голосов, сдержанные смешки и осуждающие, тяжёлые, словно камни, взгляды скандализованных до невозможности гостей. Да уж, такой бал они долго не забудут…
Глава 13. Таинственное послание
Донести Катю до небольшой, предназначенной для отдыха прибывших на бал гостей комнатки Алексей не успел. Едва он покинул бальную залу, как девушка на его руках выгнулась дугой, с сиплым хрипом втянула воздух, пустив по подбородку кровавую пену, и обмякла. Ещё хранящее тепло тело стало тяжёлым, словно мешок, битком набитый камнями, прелесть жизни ушла, смерть жадной костлявой лапой спешила заклеймить то, что когда-то, совсем недавно, было юной, полной силы и мечтаний девицей.
- Кончено, - прошептал Корсаров, через плечо глядя на доктора.
Феликс Францевич печально вздохнул, перекрестился, укоризненно покачал головой:
- Всё равно в комнату несите, не здесь же тело осматривать.
Алексей кивнул, быстро внёс тело Кати в комнатку, положил на коротенький, обитый нежно-голубым шёлком диванчик и коротко бросил доктору:
- Вы начинайте осмотр, а я за бокалом.
Следователь распахнул дверь и не сдержал короткого энергичного проклятия, чуть не впечатавшись в грудь Василия Харитоновича.
- Осторожнее, сударь, - Василий выразительно покачал бокалом с вином, который осторожно держал двумя пальцами за ножку. – Уничтожите единственную улику.
Корсаров машинально отметил, что руки Василия Харитоновича затянуты тонкими лайковыми перчатками. Дань моде или стремление не оставить пальчики на фужере? Оказывается, Лизин дядюшка не так прост, как хочет казаться.