Страница 74 из 91
Далее Цезарий рассказывает об иудейской девушке, принявшей крещенье без ведома родителей, с которыми она не пожелала встретиться, когда они пришли за нею в монастырь, ибо почувствовала ужасающий смрад (foetor Judaicus, DM, II: 25) — верный признак присутствия дьявола[194].
Точно так же и другая крестившаяся иудейская девушка убежала от матери при попытке возвратить ее в иудаизм. Ведь как это делается? Нужно трижды протащить выкреста через отверстие сортира, и сила крещения там останется (DM, II: 26). Наконец, в «Диалоге о чудесах» приводится упомянутый выше анекдот о жадном и богатом кельнском канонике Годефриде, который внезапно и без покаяния умер. После его смерти у одного священника было видение: Годефрид лежал на наковальне, а его знакомый — иудей Яков, «епископ иудеев», молотом расплющивал его до вида монеты, так что «кара соответствовала вине» (DM, XI: 44). Здесь иудей выполняет ту функцию, которая в других случаях принадлежит демонам, но в центре внимания повествователя, собственно, не иудей, а алчный каноник.
Таким образом, у Цезария Гейстербахского, писавшего в первой половине XIII века, уже явственно заметен «foetor antijudaicus». Однако при отдельных осложнениях в целом отношение к иудеям в среде, рисуемой этим автором, было сравнительно терпимым.
Широкой популярностью пользовался рассказ о еврейском мальчике, с которым дружили сверстники христиане; он даже заходил с ними в церковь. Однажды на пасху он получил причастие и в простоте своей рассказал об этом дома. Родители засунули его в горящую печь, но Богоматерь своим плащом укрыла его от жара, и он, сидя в печи невредимым, распевал песни. Видя это чудо, многие иудеи обратились в христианскую веру (Klapper 1914, N 58,119). Этот рассказ, известный в более чем 30 вариантах на многих языках, распространялся начиная с XV века. Вдохновил он и художника-миниатюриста, который изобразил сцену спасения Марией невинной жертвы[195]. К обращению иудеев привел и эпизод со школяром, который распевал гимн в честь Богоматери, содержащий слова, обидные для иудеев. Услыхав это песнопение, иудеи умертвили школяра, но святая Дева возвратила его к жизни, и пораженные чудом иудеи во множестве перешли в христианство (Klapper 1914, N 82, 83). Хотя иудеи совершают злодейство, смысл «примера» — в демонстрации могущества божества, которое побуждает их принять крещение. Так и в другом «примере»: иудей проткнул мечом изображение Христа, и на него брызнула кровь Спасителя, что убедило нехристя в величии Бога христиан и побудило принять их веру (Klapper 1914, N 115, Ср. N 118). В том же сборнике упоминается благочестивый одноглазый рыцарь, давший пощечину иудею за то, что он насмехался над Богоматерью и его поклонением ей. В награду Мария возвратила рыцарю отсутствовавший глаз. В память о чудесном происшествии христиане Страсбурга установили, что каждый год в тот самый день епископ всенародно будет давать пощечину одному из местных иудеев (Klapper 1914, N 62). Еще один иудей-ростовщик сводит разорившегося рыцаря с дьяволом, который предлагает обогатить его, в случае если тот отречется от Бога и Матери его (Klapper 1914, N 63).
Антисемитизм налицо, но он не приводит к крупным эксцессам, сосуществование разных вероисповеданий, при отдельных конфликтах, возможно, и те или иные иудеи и даже группы их принимают христианскую веру, тем самым доказывая ее преимущества и истинность. Законченную и агрессивную форму антисемитизм, если верить «примерам», приобретает на рубеже XIII и XIV веков. Теперь имеются в виду уже не индивидуальные отношения между представителями обеих религиозных общин, а массовая конфронтация. Достаточно прозвучать голосам, обвиняющим иудеев в поругании Бога и сакрамента, как появляются ослепленные ненавистью фанатичные вожаки, собираются толпы, готовые громить дома инаковерцев и тащить их на костер. Религиозная нетерпимость, недоверие к людям, которые придерживаются собственной веры и обычаев и ведут образ жизни, достаточно обособленный для того, чтобы породить подозрения и опасения, что они представляют собой угрозу христианам, создают благоприятную почву для эксцессов и преследований. В силу вступают законы коллективной психологии, обнажаются и колоссально усиливаются массовые фобии. Человек, который еще вчера мирно жил бок о бок с иноверцем, превращается в частицу толпы, громящей его дом и сжигающей его на костре. Религиозная рознь превращается в фанатичную ненависть, дающую выход накопившейся напряженности.
О франконских погромах конца XIII века известно и из других источников[196], и сообщения Рудольфа Шлеттштадтского об их фактической канве не внушают серьезных сомнений. Но анналы, хроники и сборники деловых документов дают преимущественно общие очертания погромов; напротив, в «Достопамятных историях» акцент сделан на конкретных эпизодах и в первую очередь таких, которые рисуют умонастроения их участников. Религиозно-идеологические и социально-психологические мотивы преследований инаковерцев выступают здесь чрезвычайно выпукло и заслуживают изучения.
Главные обвинения, которые выдвигались против иудеев, состояли в том, что они похищают в христианских храмах евхаристию, то есть тело Христово, и подвергают его поруганию, а также крадут и убивают маленьких детей — христиан для получения крови, нужной при отправлении их магических ритуалов. Исследователи отмечают, что если обвинения в оскорблении гостии и, следовательно, Христа зафиксированы уже в V и VI веках, то миф о ритуальных детоубийствах был относительно новым: о нем известно начиная с середины XII столетия[197] — существенный показатель возросшего в тот период антисемитизма.
Рудольф Шлеттштадтский живописует, как иудеи, в одиночку или по большей части группами, истязают тело Христово, разрезая гостию ножом или протыкая ее иглой, что вызывает кровотечение из нее и отчетливо слышимый детский плач. Был случай, когда во время пытки, которой ими была подвергнута гостия прямо на алтаре в церкви, в которую иудеи ночью забрались, раздался голос Христа с висевшего там распятия: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего ты меня оставил?» Услыхав эти многократно повторявшиеся слова, христиане, жившие по соседству, вбежали в церковь и стали свидетелями поругания Бога. Преступные иудеи были захвачены. Господин Крафт фон Гогенлоэ, задолжавший еврейским ростовщикам огромную сумму денег, которую не мог возвратить, запросил епископа, как нужно поступить. Епископ же заявил, что не знает, какой кары заслуживают те, кто вторично распял Господа, но предостерег христиан от навлечения на себя божьего проклятья. После получения этого весьма двусмысленного указания господин фон Гогенлоэ приказал арестовать всех иудеев, каких удастся найти, и сжечь на костре (НМ, N 1).
В это же время некий крестьянин услышал голос, возвестивший о поругании тела Христова в доме одного иудея. Толпа христиан вместе со священником ворвалась в этот дом, но ничего не нашла, а хозяин, естественно, отверг обвинение. Все уже намеревались удалиться восвояси, однако священник не мог сдвинуться с места, что побудило произвести более тщательный обыск, в результате которого обнаружили пять проткнутых и нанизанных на веревку гостий. Семьдесят шесть иудеев были заперты в доме и сожжены (НМ, N 3). Эти сообщения дают основания предположить, что духовные лица играли в разжигании погромов немаловажную роль.
После этого погромы быстро охватили Франконию, где жило много лиц иудейского вероисповедания. Рассказ Рудольфа Шлеттштадтского не оставляет сомнений в том, что среди них были не только богатые люди и финансисты, с которыми власти и влиятельные круги находились в сложных отношениях, но и малоимущие. Он упоминает, в частности, бедняка иудея, который долгое время просил своего Бога поправить его имущественное положение, но, поскольку этот Бог не прислушался к его мольбам, он решил «испытать» Бога христиан и, в случае если тот ему поможет, перейти в христианскую веру. В результате его молитв, обращенных ко Христу, дела его улучшились. Его примеру последовал родственник, узнали о том и другие иудеи и приобрели освященные гостии, надеясь с их помощью разбогатеть. Но своей веры они не оставляли, и намеренья их были ложными. Между тем нашлись иудеи, которые стали использовать гостии в соответствии с «их врожденными завистью и вероломством», оскорбляя и причиняя боль телу Христову. Испытание «маленького бога христиан», как они называли гостию, заключалось в том, что они бросали его в огонь, но гостия не горела и даже поднималась из огня, внушая ужас присутствующим; кое-кто из оскорбителей Христа заболел и разорился. Один из иудеев осмелился пригрозить Христу, что если он не исцелит его, то будет подвергнут тем же мукам, на какие его обрекли отцы этого иудея, и даже еще большим. Эта угроза якобы подействовала, и кражи иудеями освященной гостии участились; впоследствии в домах, разрушенных погромщиками, было найдено более сотни гостий, оставшихся неповрежденными (НМ, N 4–5).
194
Trachtenberg J. The Devil and the Jews. - New Haven, 1943, p.48f.
195
Wolter E. (Hg.) Der Judenknabe. - Halle, 1879.
196
Baron S. W. A Social and Religious History of the Jews. 2d ed. Vol. IX. - New York — London, 1965, p. 154.; Germania Judaica. Bd II. - Tübingen, 1968.
197
Browe P. Die Hostienschändung der Juden im Mittelalter. — «Römische Quartalschrift», 34. Bd., 1926, S. 167–197; HM, 21, Anm. 64.