Страница 55 из 91
Суровый приговор ожидает иудеев и сарацинов; еще более суровый — еретиков; но самым жестоким, утверждает Одо из Черитона, будет суд над лжепрелатами, которые купаются в изобилии богатств, ездят на украшенных конях и роскошно пируют (Hervieux, 174).
Излишне говорить о том, что все эти критические оценки не затрагивают основ христианства. Религия не ставится под сомнение никем, будь героем «примера» инаковерец или еретик, и никаких изменений и предложений реформы в проповеди нищенствующих монахов мы не найдем. Напротив, в «примерах» не раз подчеркивается, что таинства и обряды, выполняемые даже неправедными служителями культа, сохраняют всю свою силу; божественная благодать не страдает от нечистых рук священника, хотя сам он и может понести кару за недостойное сана поведение и лишенное благодати состояние души. Какой-то манихей (альбигоец), желая смутить Франциска Ассизского, утверждал, что приходский священник, который имеет сожительницу, делает презренным духовный сан. Святой пришел к тому священнику и, преклонив колени в присутствии горожан, сказал: «Таковы ли руки, как говорит тот человек, не ведаю, и даже если таковы, знаю, что они не могут запятнать силы и действенности божественных таинств. Но коль скоро через руки эти прошло множество божьих даров и благословений народу божьему, я целую их из уважения к тем, кто служит Богу его властью». Еретики и те из присутствующих, кто верил им, были посрамлены (ЕВ, 316)[145].
Однако Господу не угодно, чтобы ему служили недостойные пастыри. Один священник, шедший в ночь на Рождество из одной деревни в другую, где он отправлял службы, на пути согрешил с женщиной. Когда он с первым криком петуха служил мессу, появился голубь и выпил кровь Христову из чаши, которую должен был поднять священник, и унес гостию. Так было в тот день во время трех месс, пока грешник не раскаялся, после чего голубь вернул вино и хлеб (Klapper 1914, N 93; DM, II: 5).
В цитированных «примерах» выдвигается оппозиция «antiqui — moderni»: moderni prelati противопоставляются antiqui, под коими разумеются апостолы и основатели церкви. Ныне церковь далеко отошла от первоначальных идеалов. Современные прелаты, по утверждению проповедника, уподобляются слепцам и хромым, сидящим у ворот города; если у них спросят дорогу к храму, они укажут, но сами по ней никогда не ходят. Прелаты учат, как найти путь в рай, но не идут по этому пути (ТЕ, 255 b). Черепаха носит свой дом на себе, а потому медленно движется, говорит Одо Черитонский. Так же и богачи и епископы, отягощенные колесницами, утварью, драгоценными сосудами, поздно явятся к вратам рая (Hervieux, 219, 444). Перечисляя «двенадцать пороков века сего», впрочем, этот перечень восходит к раннему средневековью (PL, 1.185, col. 1077,1365), этот проповедник называет среди них наряду с monachus curiosus и monachus causidicus («любознательный монах» и «монах-сутяга») такую их персонификацию, как prelatus negligens («прелат, пренебрегающий своими обязанностями») — собственно, им и открывается список (ТЕ, 270). В его компиляции имеется еще и другой (незавершенный) список девяти врагов христианской civitas, и в их числе — «жадный священник в храме» (ТЕ, 113).
Подавая дурной пример прихожанам, духовные лица лишают их надежды на спасение (ТЕ, 248). Когда возничий, моряк и разведчик слепы, страдают повозка, корабль и крепость, и еще больше бед от невежественного прелата (ТЕ, 247). Лжепророки, фальшивые проповедники, псевдомонахи, по словам Одо из Черитона, не добиваются ничего другого, помимо земель, виноградников, денег. Лучше иметь соседом язычника или иудея, нежели такое духовное лицо (Hervieux, 222). Как «слышал» Жак де Витри, бесы направили сицилийским прелатам, которые пренебрегали своими пастырскими обязанностями, следующее послание: «Князья тьмы приветствуют князей церкви. Приносим вам благодарность, ибо сколько народу было вам вверено, столько же и было прислано к нам»[146]. Согласно варианту Одо из Черитона, в знак истинности этого послания дьявол бьет по лицу мирянина, через посредство которого он передает его архиепископу, так что след его руки нельзя было стереть, пока не окропили его святой водой (Hervieux, 289–290).
Среди духовных лиц встречаются и попросту нечестные люди. Жак де Витри видел такого мошенника архидиакона. Посещая разные монастыри, он всякий раз оставлял там на хранение очень тяжелый ларец и просил похоронить его в этой обители. В надежде на приобретение его богатства монахи щедро одаряли архидиакона и устраивали ему роскошный прием, и так он жил припеваючи долгие годы. Когда же после его смерти ларец был открыт, он оказался набитым камнями (Greven, N 91; Frenken, N 88). Мошенник ввел в соблазн и заблуждение алчных монахов, позарившихся на его несуществующее наследство. Жак Витрийский слыхал и об английском прелате, который обманом выманил деньги у некоего богача. Дело было так. Возвращаясь из римской курии, он остановился в каком-то городе Ломбардии в доме хозяина, сын которого был клириком. Растратив деньги в Риме и не имея чем расплатиться за угощение, прелат подстроил уловку: в конце обеда явился якобы из Англии посланец с вестью, что скончался казначей его церкви. Прочитав вслух послание и изобразив горе, епископ предложил сыну хозяина выгодное место казначея, вместе с большой пребендой. Возликовавший отец, облобызав ноги епископа, вручил ему на дорогу крупную сумму денег (автор уточняет: 50 марок, «что составляет по обменному курсу тысячу турских ливров»), с тем чтобы по пути его сын не был ему обузой. Каково же смущение обманутого клирика, когда он нашел в Англии казначея живым и здоровым! (Greven, N 90; Frenken, N 87).
Проповедник не щадит высшее духовенство. Он позволяет себе сравнение церковных иерархов с обезьянами. Чем выше взбирается обезьяна, тем более виден ее зад, и тем не менее она упорно лезет наверх, — не так ли и прелаты? (ТЕ, 247). Дьявол, видя свою неспособность сломить стойкого мужа, возвышает его, а затем дает возможность упасть, и чем выше человек забирается, тем страшнее его падение. Так недостойные правители, епископы и богатеи глубже падают в ад, нежели бедняки (Hervieux, 184–185).
145
Встреча знатных особ в крепости. Французская миниатюра начала 15 в.
К тому же они отдают церкви дурным священникам, уподобляясь человеку, который, желая спасти сыр от мышей, поместил в ящик с сыром кота, который и съел весь сыр (Hervieux, 194; ТЕ, 251). О том, какой репутацией пользовался высший клир, свидетельствует хотя бы категорический отказ приора из Клерво Гауфрида быть избранным епископом. После смерти он явился одному монаху: дела его обстоят хорошо, но, добавил он, «если б был я из числа епископов, был бы я среди отвергнутых и проклятых» (ЕВ, 296). Возвышаясь, духовные лица рискуют утратить свои добрые качества. Некий парижский школяр говорил, что все епископы Франции слепы: ни один из них не предоставил пребенды своему учителю, бедному и честному клирику. Однако этот школяр, достигнув епископского сана, тоже ничего ему не пожаловал. Однажды, по прибытии в Париж, повстречал он своего учителя. Тот нес в руках свечи, и епископ спросил его, что это означает. Учитель: «Господин, хочу я, чтобы вы видели, ибо и вы слепы!» (ТЕ, 256). Знаменитый доктор Алэн Лилльский, о котором, возможно, рассказывается в этом анекдоте, отличался не только ученостью, но и бедностью. Когда его ученик, сделавшийся епископом, выразил свое удивление тем, что другие ученики Алэна, достигнув положения аббата, епископа и архиепископа, оставили его в нищете, Алэн отвечал, что епископ не может обладать величием, каковым обладает магистр: ведь епископом можно стать, будучи избранным тремя мошенниками, а учителей не избирает никто, кроме Создателя. Нищий и есть подлинный повелитель мира сего, — он не домогается приобретений, ничем не владеет и не боится ничего потерять (Klapper 1914, N 145). Другой клирик при встрече с епископом обратился к нему со словами: «Господин, помните, было время, когда мы были товарищами в Париже и делили и ложе и стол?» Епископ: «Не припоминаю» (ТЕ, 131).
145
Приходский священник по имени Альберт, будучи очень мирским по духу, пожелал переменить имя на Конрад. Он жил со своей сожительницей «как бы в браке». Дабы вытащить его из грязи греха, Бог послал ему тяжелую болезнь, и он отпустил свою наложницу и стал на путь праведный. Когда он поправился, оказался он бедным, и дьявол внушил ему, что он был состоятелен, пока жил с той женщиной, ибо она бережливо вела его хозяйство, и он вновь взял ее к себе. Господь снова послал ему болезнь, и он, на время отказавшись от любовницы, затем в очередной раз нарушил обет и вернул ее. Однажды к нему явилась толпа бесов, изрыгающих пламя. Их предводитель обвинил его в том, что он грешен, подобно жителям Содома; бесы пришли забрать его душу и покарать ее вечным огнем. Ты вовсе не заботился о своих прихожанах и погубил души многих, продолжал свои обвинения черт, вот лежат дети, кои умерли без крещения, и те, кто не получили последнего помазанья и умерли без исповеди. Все они по твоей вине находятся в аду. В ужасе священник надел на себя рясу и взял в руки раку с мощами. Но дьявол воскликнул: ряса и реликвия меня не устрашат, небеса видят твои грехи, и самая земля восстанет против тебя, коль ты не стыдишься надеть запятнанную тобой рясу и прижимать реликварий к груди, хранилищу всех пороков. Но священник обещал вступить в орден цистерцианцев, и дьявол был поражен тем, сколь непонятен приговор Господа: этот человек, осужденный на вечные муки за свои злодеяния, избежал бесовских когтей, как только покаялся! (Klapper 1914, N81).
146
Crane, N 2: «Principes tenebrarum principibus ecclesiarum, salutem. Gratias vobis referimus, quia quot vobis commissi tot sunt nobis missi».