Страница 94 из 158
Приходится предположить, что крестьянин, в хозяйстве которого имелось даже несколько голов крупного рогатого скота (не считая овец и другой мелкой живности), мог вовсе еще не считаться не только зажиточным, но даже просто обеспеченным человеком. В стране с ярко выраженной скотоводческой направленностью сельского хозяйства (при оседлом земледелии на относительно небольших участках) это было вполне естественно22.
Обладание значительным количеством скота не было, однако, единственным критерием имущественного положения бонда. Другим важнейшим признаком материальной обеспеченности в ту эпоху было наличие в хозяйстве вспомогательной рабочей силы. Ознакомление с сагами не оставляет сомнения в том, что у каждого самостоятельного бонда, за исключением явных бедняков, в хозяйстве имелись рабы либо слуги. Авторам саг казалось это настолько само собой разумеющимся, что они, характеризуя имущественное положение того или иного норвежца или исландца, указывали на наличие у него рабов и прочих работников лишь в тех случаях, когда их число было необычайно велико (несколько десятков); обладание же двумя-тремя работниками или даже несколько бульшим их числом казалось самым обычным явлением.
Из представлений о наличии в хозяйстве бонда зависимых людей исходили и авторы судебников. Рабы и слуги бондов упоминаются в них постоянно. Выше уже было приведено постановление о том, что человеку, потерявшему глаз, виновные должны были дать компенсацию в 12 коров, 2 лошадей и 3 рабов, по-видимому, приставленных ходить за этим скотом. В церковном праве Эйдсиватинга и Боргартинга, когда речь заходит о запрещении работать по праздникам, первым делом предусматриваются наказания, угрожавшие бонду в случае, если он заставит своих рабов трудиться в такие дни (совместно с ним или одних)23. О работе бонда в поле вместе с его сыном и рабами свидетельствуют и «Законы Фростатинга»24. Можно было бы привести массу отрывков из судебников, говорящих о рабах в хозяйствах бондов. Много раз упоминаются и сохраняющие свободу работники бондов, бедняки, нередко стоявшие перед выбором: служить другим или нищенствовать25. Арендатор чужой земли, поскольку он был домохозяином, также мог иметь рабов26. Постановление «Законов Гулатинга» о порядке участия населения в обороне страны в виде особого случая предусматривает возможность, когда у бонда не было рабов; более вероятным составителям судебника кажется наличие в хозяйстве бонда одного или нескольких зависимых людей27.
Крестьянин, работающий в одиночку (einyrki, einvirki), считался маломощным хозяином, пользовавшимся вследствие этого некоторыми льготами при исполнении государственных повинностей, например при комплектовании экипажа военного корабля28. Такие хозяева в Трандхейме были освобождены (по-видимому, в XII в.) от необходимости являться на Эйратинг — всеобщий тинг, где провозглашали конунга Норвегии29. В Вестланде einvirkiar должны были посещать только тинги, созывавшиеся по делам исключительной важности; на остальные тинги они могли не ходить. При этом в судебнике разъяснено, что einvirki считается такой хозяин, которому в работе помогает кто-либо, не достигший 15-летнего возраста, будь то его сын или сын другого человека30. Подобные хозяева не причислялись к полноценным бондам, и в праве проводилось разграничение между fuller bonde и einvirki: с первых подати в пользу церкви взимались полностью, со вторых — в уменьшенном размере31.
Нетрудно видеть, что представления о том, каково должно быть крестьянское хозяйство, способное обеспечить достойный жизненный уровень его обладателя, не были едиными для всей Норвегии и подчас существенно варьировались по отдельным областям (Юго-Западная, Северо-Западная и Восточная Норвегия); кроме того, они, несомненно, изменялись с течением времени. В частности, немалое влияние на положение части бондов оказало сокращение численности рабов по окончании походов викингов, а затем (по-видимому, к концу XII в.) и почти полное их исчезновение. Отчасти место рабов в качестве вспомогательной рабочей силы в хозяйствах крестьян (и главной рабочей силы в хозяйствах знати) заняли вольноотпущенники и их потомки, в течение нескольких поколений после выхода из рабского состояния остававшиеся в зависимости от семьи своего господина; отчасти же возросла роль труда свободных работников32, положение которых, поскольку они не вели собственного хозяйства и находились в услужении, мало отличалось от положения рабов33.
Однако нет никаких сомнений в том, что рабочей силы с исчезновением рабства стало в сельском хозяйстве недоставать34. Отсюда постановления областных законов, обязывавшие бедняков, которые не вели собственного хозяйства, работать на других. В титуле «Законов Фроста-тинга», озаглавленном «О здоровых бродягах», сказано: «Все люди, которые бродят от дома к дому и не состоят в зависимости (ос его eigi ^yrmsla me
Наличие рабов и других зависимых людей в хозяйствах не только представителей аристократической верхушки, но и массы бондов, в период, когда совершались постоянные военные экспедиции в другие страны, не представляло специфики Скандинавских стран: повсюду в Европе рабство долго играло немалую роль в процессе подготовки феодализма37. Однако можно предположить, что особенную устойчивость германское рабство проявило в тех странах, где феодальное подчинение свободного крестьянства происходило медленно; возможно, здесь значение рабства как первой, наиболее примитивной формы зависимости временно даже возрастало. Судя по всему, так было у скандинавов38. Возникает вопрос: если у весьма значительной части бондов имелись зависимые люди (разумеется, в большинстве хозяйств в весьма ограниченном числе), то каково было количественное соотношение свободных и несвободных в норвежском обществе в эпоху викингов? На этот вопрос невозможно дать обоснованного ответа. Принимая во внимание все имеющиеся данные, следовало бы воздержаться от утверждения, что в производстве было занято свободных людей намного больше, чем зависимых. Положение должно было измениться, когда рабство в Норвегии стало приходить в упадок, т.е. с конца XI или начала XII в. С этого времени роль лично свободных крестьян в производстве, несомненно, возросла.
Выше было указано на глубокое имущественное расслоение бондов. Не говоря уже о существовании наряду с одалем земель, обозначаемых в судебниках eign и представлявших собой объект свободного распоряжения (в отличие от одаля, все еще подчиненного в этом отношении ряду ограничений), следует иметь в виду, что практически и те земли, на которые их владельцы сохраняли право одаля, тоже нередко могли продаваться, покупаться, служить закладом и т.д.39 Разумеется, обладатель одаля, вынужденный прибегнуть к отчуждению своей земли, мог сам или с помощью родственников даже по истечении довольно длительного времени возвратить себе землю, уплатив выкуп. Этим правом пользовались и его наследники. Но сплошь и рядом оказывалось, что право выкупа земли, равно как и право преимущественной ее покупки, принадлежавшее сородичам, существовало лишь теоретически. Для его осуществления у одальмана должны были иметься в наличии материальные средства. Между тем именно их отсутствие или недостаток сплошь и рядом и являлись причиной отчуждения одаля. Одальманы, практически лишенные возможности выкупить свою землю, теряли ее безвозвратно40.