Страница 101 из 158
Однако это ни в коем случае не означало, что хольды в Юго-Западной Норвегии не занимали того привилегированного положения среди свободных, какое было характерно для них в Трёндалаге. Напротив, в «Законах Гулатинга» оно выражено, пожалуй, еще сильнее. Можно заметить, что в то время как в «Законах Фростатинга» хольд стоит ближе к бонду, чем к лендрману, «Законы Гулатинга» обнаруживают скорее обратное: во всяком случае, здесь легче проследить связь хольдов с верхушкой общества, нежели с его низами. Определяя размеры возмещений, которые полагалось уплачивать представителям различных слоев населения, авторы этого судебника указывали: «Все люди должны наследовать такие права, какими пользовались их отцы, исключая тех, для кого установлен иной порядок»131. Затем названы те лица, на которых распространялся этот «иной порядок». Прежде всего упоминается сын лендрмана: он «имеет такое же право на возмещение, как хольд, если он не наделен землей». Статус лендрмана, как уже отмечалось, не был наследственным, поэтому сын лендрмана не приобретал прав на возмещение, которыми пользовался его отец (если они не были пожалованы ему конунгом), но, независимо от своего происхождения, пользовался правами хольда, даже будучи выходцем из более низкого социального разряда. В данном случае подчеркивается близость хольдов к лендрманам. Здесь же мы вновь встречаемся с положением, знакомым по «Законам Фростатинга», согласно которому личный слуга конунга (skutilsveiпп) должен был пользоваться такими же возмещениями, как и хольд. Между тем сын его, а равно и сыновья епископа, ярла, конюшего, священника и армана имели такие права на возмещения, какие были положены им по происхождению (sem ļ?cir cigu kyn til), «если только им не пожалован титул (nafn), которым пользуются их отцы»132. Авторы этого предписания, очевидно, исходили из предположения, что, как правило, служилые люди конунга по своему происхождению не принадлежали к хольдам, в разряд которых они могли перейти лишь в результате королевской милости.
По-видимому, обладание правами хольда было привилегией, достигнуть которую мог далеко не всякий. Так, далее в этом же постановлении читаем: «Исландцы, когда они во время своих торговых поездок бывают [в Норвегии], должны пользоваться теми же правами, какими обладают хольды, пока они не проживут здесь трех зим и не заведут своего хозяйства, после чего они будут пользоваться такими правами, какие принадлежат им по свидетельству людей. Все другие чужеземцы, которые прибывают в эту страну, должны иметь права бондов, если не докажут иного»133. Предоставление исландцам, прибывшим в Норвегию, прав хольдов считалось привилегией, которой можно было пользоваться лишь в течение трех лет. Наделение же всех прочих иностранцев правами бондов должно было, по мысли авторов закона, поставить их в такое положение, в каком находилась главная масса населения Норвегии134.
Кто же такие хольды? К. Маурер установил, что основой прав хольда (die Grundlage des Standes) являлось наличие у них одаля135. Действительно, в «Законах Гулатинга» понятия haulldr и oöalbori
Анализ характерных черт и особенностей землевладения в Норвегии в раннее Средневековье140 помогает понять эволюцию одаля в связи с изменениями социального строя и, в частности, с обособлением слоя хольдов. Разложение архаичной системы землевладения, основанной на одале, происходило одновременно с социальным упадком широкой массы бондов и выделением привилегированных одальманов — хольдов из среды свободных.
Очевидно, социальная дифференциация не сразу приобрела столь резко выраженный характер, какой она имела в столетия, когда областные судебники подверглись новой редакции. Вспомним, что в сохранившихся отрывках судебников Боргартинга и Эйдсиватинга противопоставления хольдов бондам еще нет, наоборот, понятия «бонд» и «хольд» употребляются как покрывающие одно другое. В Восточной Норвегии, где «хольд» и «бонд» были двумя обозначениями для одной категории населения, не существовало, насколько можно судить по отрывкам судебников, и иных форм земельной собственности, кроме одаля. Всякое земельное владение являлось одалем, и любой свободный бонд был хольдом'4'. Но и в судебниках Фростатинга и Гулатинга хольды упоминаются лишь при перечислении возмещений и по немногим другим поводам, а в остальных титулах деление на хольдов и бондов не проводится, и речь идет просто о свободном человеке (maôr, реже fijáis maôr). Точно так же и в разделах судебников об одале, который впоследствии сделался принадлежностью одних только хольдов, имеется в виду еще обычный свободный соплеменник — член большой семьи ôôals maôr, или ôôalbori
Можно ли, однако, исходя из намеченного таким образом процесса генезиса слоя хольдов, считать вместе с К. Маурером, что он сводился к возвышению одальманов над остальными свободными людьми? Маурер и другие авторы как будто не без основания говорят о последовательной аристократизации хольдов, но необходимо уточнить, каков был характер этой аристократизации. Возвышаясь над бондами, т.е. над основной массой населения, хольды вместе с тем являлись главными носителями правовых норм, причем, насколько можно судить на основании сравнения «Законов Фростатинга» с «Законами Гулатинга», это положение они приобрели не на каком-то позднем этапе своего развития, а, по-видимому, занимали с относительно раннего времени, ибо оно отчетливее выражено в судебнике, отражающем более раннее состояние общества. Еще знаменательнее другое отмеченное выше явление — то, что, согласно «Законам Гулатинга», исландцы по прибытии в Норвегию приобретали право хольдов, в отличие от других иноземцев, которые могли претендовать лишь на права бондов. Не следует ли объяснять особое положение исландцев в Норвегии тем, что в конце IX и начале X в., когда происходило заселение Исландии из Норвегии, в последней свободный человек еще пользовался теми правами, которыми впоследствии стали обладать одни только хольды, и традиция закрепила за исландцами — потомками норвежских эмигрантов эти права? Независимость исландцев от норвежского конунга и знатных господ, сохраняемая ими вплоть до 60-х годов XIII в., давала им права претендовать на вергельд привилегированных свободных людей, а не рядовых бондов. Однако они могли пользоваться этими правами лишь в течение трех лет пребывания в Норвегии, после чего было необходимо выяснить их статус, сообразно которому и определяли в дальнейшем степень их правоспособности. Таким образом, приравнивание исландцев к холь-дам в судебниках XII и XIII вв. свидетельствует, возможно, о том, что статус хольдов в этот период соответствовал положению свободного человека в IX и X вв., когда резкого членения на хольдов и бондов еще не было.