Страница 110 из 130
— Вы похожи на царицу лесных фей! — весело крикнула ей Энн.
— Я так и знала, что ты сегодня придешь, Энн. Я рада твоему приходу вдвойне, потому что я совсем одна. У Шарлотты Четвертой заболела мать, и ей пришлось уйти домой. Если бы ты не пришла, пожалуй, даже эхо и фантазии не скрасили бы мне одиночества… Какая же ты хорошенькая, Энн! — вдруг воскликнула мисс Лаванда, глядя на высокую стройную девушку с разгоряченным от ходьбы лицом. — Какая хорошенькая и какая молодая! Я тебе ужасно завидую.
— Вам тоже в душе всего семнадцать лет, — улыбнулась Энн.
— Нет, я уже старая, вернее, пожилая, — а это еще хуже, — вздохнула мисс Лаванда. — Иногда мне удается притворяться, что это не так, но потом вспоминаю, что мне уже сорок пять. И с этим я просто не могу смириться — хотя смиряются же другие женщины, — и до сих пор негодую, так же как когда-то, обнаружив у себя первый седой волос. Не надо, Энн, не надо делать вид, что ты понимаешь меня. В семнадцать лет этого понять нельзя. Я сейчас опять притворюсь, что мне тоже семнадцать, — когда ты здесь, это гораздо легче получается. Ты приносишь мне в ладонях дар юности. Мы с тобой отлично проведем вечер. Сначала попьем чаю — что ты хочешь к чаю? Испечем-ка чего-нибудь, а? Ну-ка, придумай что-то очень вкусное и совершенно неудобоваримое!
Вечером в каменном домике звучал смех и веселые голоса. Занявшись выпечкой кекса и изготовлением помадок, мисс Лаванда и Энн веселились совершенно не подобающим для старой девы сорока пяти лет и степенной школьной учительницы образом. Затем, устав резвиться, они уселись на коврик перед камином в комнате мисс Лаванды, освещенной лишь языками пламени и напоенной ароматами стоявшей на туалетном столике открытой баночки с розовым маслом. Снаружи поднялся ветер, он вздыхал и подвывал за окнами, бросая в них пригоршни мягкого снега, — казалось, сотни вьюжных бесенят просились в дом.
— Я так рада, что ты пришла, Энн, — сказала мисс Лаванда, откусывая помадку. — Если бы не ты, я бы совсем расклеилась. Хорошо мечтать и притворяться днем при солнечном свете, а ночью, когда за окном бушует метель, на душе становится муторно, мечты как-то бледнеют и гаснут и хочется чего-нибудь настоящего. Но тебе это еще неизвестно. В семнадцать лет можно жить мечтами, потому что ждешь, что они вот-вот осуществятся. Когда мне было семнадцать, Энн, мне и в голову не приходило, что в сорок пять я стану седой старой девой, в жизни которой не осталось ничего, кроме фантазий.
— Ну, какая же вы старая дева? — возразила Энн, глядя в грустные карие глаза мисс Лаванды. — Старыми девами родятся, а не становятся.
— Некоторые родятся старыми девами, другие достигают этого состояния, а третьих к этому вынуждают обстоятельства, — сформулировала мисс Лаванда.
— В таком случае вы относитесь к тем, кто достигает этого состояния и придал ему такое благородство, что если бы все старые девы были похожи на вас, никто не захотел бы выходить замуж.
— Я люблю все делать хорошо, вот и решила: раз уж мне суждено стать старой девой, я буду симпатичной старой девой. Меня называют чудной за то, что я создала свой собственный образ старой девы и отказываюсь следовать общепринятому. Скажи, Энн, тебе рассказывали про мой роман со Стивеном Ирвингом?
— Да, — честно призналась Энн. — Я слышала, что вы были когда-то помолвлены.
— Да… были… двадцать пять лет назад. С тех пор прошла целая жизнь. Свадьба должна была состояться весной. Мне уже шили подвенечное платье, хотя об этом еще никто не знал, кроме Стивена и мамы. Мы ведь с ним, по сути дела, были обручены всю жизнь. Его мама приводила его с собой, когда приходила в гости к моей маме. И вот на второй раз — ему тогда было девять лет, а мне шесть — он повел меня в сад и сказал, что когда вырастет, женится на мне. Помню, я поблагодарила его, а когда они ушли, сказала маме, что теперь могу спать спокойно и не бояться, что останусь старой девой. Как же мама смеялась!
— Но почему же вы расстались?
— Ох, мы как-то глупо поссорились. Из-за такой ерунды, даже не помню, что это было. И не помню, кто из нас был больше виноват. Вообще-то начал Стивен, но, наверное, я его рассердила какой-нибудь глупостью. Дело в том, что у него имелись соперники. Я была тщеславна и любила кокетничать, и мне нравилось его дразнить. А он очень сильно переживал. Ну, вот мы и поссорились, прямо-таки разругались. Но я думала, что все обойдется. Да все бы и обошлось, если бы Стивен не пришел мириться слишком рано. Должна тебе признаться, Энн, — сказала мисс Лаванда, понизив голос, словно собиралась покаяться в каком-то смертном грехе, — что я вовсе не отходчивый человек. Нет-нет, не улыбайся. Это правда. Как обижусь, так и не могу долго отойти. А Стивен пришел, когда я еще не отошла. Я не стала его слушать и сказала, что никогда не прощу. И он ушел — навсегда. Он был гордый. А я еще больше сердилась — почему он не идет? Могла бы ведь позвать его, но считала, что это ниже моего достоинства. Я ведь тоже гордая, как и он. А гордость и злопамятность — ужасное сочетание, Энн. Но я любила одного Стивена и не захотела выйти замуж ни за кого другого — решила, что лучше уж останусь старой девой. Сейчас это все вспоминается как сон. С каким сочувствием ты на меня смотришь, Энн… Так сочувствовать чужой беде можно только в семнадцать лет. Но слишком-то мне не сочувствуй. Я ведь в общем-то довольна своей жизнью, хотя сердце мое и разбито. Да, Энн, мое сердце разбилось, когда я поняла, что Стивен никогда не вернется. Но знаешь, в жизни это не так ужасно, как в книгах. Похоже на зубную боль… хотя это, конечно, не слишком романтическое сравнение. Иногда очень болит и не дает спать, а в остальное время живешь, мечтаешь, слушаешь эхо, ешь помадки — как будто и нет никакого разбитого сердца. Ну вот, теперь у тебя разочарованный вид. Я тебе уже не кажусь таким интересным человеком, как пять минут назад, когда ты считала, что меня ни на секунду не покидают трагические воспоминания, но я храбро скрываю их под притворной веселостью. Это и есть самое плохое… или самое хорошее… в повседневной жизни. Она не дает тебе бесконечно грустить. Она все время пытается тебя приободрить, и это ей удается, даже когда ты твердо решила романтически страдать. Правда, умопомрачительные помадки? Я уже столько их съела, что боюсь, как бы живот не разболелся… и все равно буду есть дальше. — После небольшой паузы мисс Лаванда вдруг сообщила: — Я была потрясена, когда узнала, что сын Стивена в Эвонли. Мне так хочется все знать о нем, но у меня не хватило смелости спросить тебя. Какой он, Энн?